Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
– Янка рассказала мне, что Лена была там, в Питере, но очень недолго. А когда уезжала – прислала сообщение, что едет туда, где живет ее сердце. Думаю, я знаю, что она имела ввиду.
От ее взгляда не укрылось, как изменилось лицо Марины во время этой тирады. Она выглядела разочарованной, и почему-то испуганной. Но быстро взяла себя в руки, и разочарование сменилось оживлением:
– И что же?
– Сочи. Она поехала туда, где провела последние дни ее единственная любовь. Саша.
Губы Марины дрогнули в гримасе, и скривились. Она задумалась, но уже через секунду кивнула:
– И
– Да, – Женька сделала еще глоток и продолжила, – если вдуматься, куда еще могло понести это чудовище? Только туда, где ей было по-настоящему хорошо, где ее принимали и любили, и главное – где любила она.
– Но Жень! Сочи большой город. Где ты собираешься ее искать?
– Мы найдем больницу, в которой умерла эта ее Саша, и пораспрашиваем персонал – если Ленка там, то она наверняка заходила туда, и не раз.
– Нет, – Марина покачала головой, – начать надо не с этого. Нам нужно найти не место, где она умерла, а место, где ее похоронили. И вот там точно будут Лекины следы. Если она, конечно, там.
– Конечно.
Женька кивнула, соглашаясь, и запоздало подумала, что Марина, кажется, не такая уж дурочка, какой всегда казалась.
Кристинин день рождения отмечали узкой и грустной компанией. За столом собрались только Толик, Леша, Инна, и сама виновница торжества. Дети, включая Женьку-младшего, были на даче, а Лизу именинница категорически отказалась приглашать, мотивируя это абсолютным нежеланием видеть «эту идиотку» у себя дома.
Первый час все еще держались и старательно веселились, гоняя официантов за новыми и новыми бутылками, и то и дело выходя танцевать под современную музыку. Но когда пить без перерыва стало уже невозможно, а глаза затуманились от количества выпитого, искусственное веселье растаяло, словно его и не было.
Толик сидел мрачный, задумчиво поглаживая живот под парадным пиджаком. Кристина ковырялась в тарелке с салатом, а Леша и Инна делали вид, что слушают очередной шедевр отечественной эстрады – что-то там про «прощай, прости навсегда».
Каждый думал про себя – ну когда же это кончится, когда же можно будет наконец вежливо попрощаться, и уйти из этого неплохого в общем-то ресторана, в котором все прекрасно – и блюда, и обслуживание, и интерьер, вот только настроения нет никакого и желания веселиться нет тоже.
Лежащий на столе телефон разразился цыганской мелодией. Кристина оживилась, схватила трубку и заулыбалась:
– Привет, Ковалева! Да, спасибо. Да. Спасибо тебе, дорогая! Счастлива, что ты позвонила! Конечно, развлекаемся – сидим в ресторане с Инкой и Лехой. Ой, ну конечно Толька здесь, куда ж я без него? А ты как? Куда?
Леша, зачарованно наблюдающий за разговором, весь подался вперед. Он ловил каждую смену выражения Кристининого лица, надеясь по ним догадаться, о чем идет речь в разговоре.
– Ой, ну не знаю, Ковалева. Мне кажется, это как-то слишком для Леки. Нет, ну тебе виднее, конечно же… Скажи мне другое, дорогая. Ты уже больше недели катаешься, домой-то когда соберешься?
Она
сделала паузу, слушая ответ, и сморщила лоб.– Да помню я все про месяц! Смотри только как бы этот месяц в год не превратился. Ладно, люблю-целую, даю трубку Лехе, а то он меня сейчас сожрет глазами.
Леша выхватил телефон, прижал к уху и, довольный, расплылся в улыбке. Галстук на его парадной белой рубашке съехал в сторону, придавая ему немножко комичный вид.
Он старательно и последовательно рассказал о том, как Лека живет, спит, кушает, играет. Перечислил новые слова, произнесенные дочкой, пожаловался, что она его совсем не слушается и постоянно зовет маму, и попрощался, удовлетворенный.
– Ну что там? – Спросил нетерпеливо Толик. – Когда она домой-то?
– Ой, а тебе ли не все равно? – Хмыкнула Кристина. – Похоже, что не скоро она домой – в Питере Ленку не нашли, едут теперь в Сочи.
– Почему именно туда? – Поинтересовалась Инна.
– А, обычные Ковалевские фантазии. Она решила, что Лека как истинный сентиментальный бегемотик отправилась рыдать на могилку своей последней любви. Но что-то лично я сильно в этом сомневаюсь. Толик, а закажи-ка любимой жене песню, и пригласи ее на танец. Зря я, что ли, новое платье сегодня надевала.
Послушный Толя немедленно встал со стула и отправился к музыкантам, а Леша и Инна понимающе переглянулись: злится Кристина, да так, что только тоненькая грань отделяет ее от настоящего, мощного, скандала. И до того чтобы эта грань прорвалась, осталось совсем немножко.
Так и вышло. Еще не успели доиграть «миллионы алых роз», не успел Толик проводить жену обратно к столику, как дверь в ресторан распахнулась, и в нее, спотыкаясь, влетел Славик Шукшин с букетом белых гвоздик в руке.
Букет, как и сам Слава, выглядел помятым и каким-то приплюснутым – словно его долго и старательно придавливали чем-то прежде чем вручить новому владельцу.
Славик подлетел к столу, оглянулся в поисках именинницы, несколькими скачками допрыгнул до нее, и, сунув гвоздики куда-то между ней и Толиком, выдохнул:
– С днем рожденья!
– Явление христа народу, – прокомментировала Кристина, выпутываясь из объятий мужа и подбирая цветочки, – ты что тут делаешь?
– Я… Мне очень надо… Я…
Слава задыхался в тщетных попытках сказать хоть что-нибудь внятное, и тогда Кристина схватила его за рукав футболки, и отвела к столику.
– Что случилось? – Встревоженно спросила Инна, привставая на стуле.
– Лиза, – выдохнул Слава, – она…
Белая краска залила Иннино лицо. Она схватилась руками за край стола и рванулась вверх.
– Что? – Крикнула. – Что с ней?
– Она… Она тебе изменяет.
Ударили в набат ударные, запиликала вдали мерзкая скрипичная мелодия, и тонкие звуки фортепьяно разлились тоской по груди.
Инна почувствовала, что ее будто в грудь ударили кулаком, и от этого удара она откинулась назад, падая на стул и испытывая – странное дело – сквозь боль бесконечное облегчение.
Леша быстро взял ее за руку под столом, но его прикосновение показалось почему-то противным и она убрала ладонь.