Просвечивающие предметы (сборник)
Шрифт:
– Enchant'e de vous conna^itre [44] , – сказал он, смерив меня меланхоличным взглядом.
– Моя жена вас ждет. Je suis navr'e [45] , но в это воскресенье я должен быть в Париже.
Это был довольно обыкновенный средних лет француз, с усталыми глазами и автоматической улыбкой. Мы обменялись еще одним рукопожатием.
– Mon ami [46] , вы опоздаете на поезд, – донесся с веранды хрустальный голос мадам Лесерф, и он послушно посеменил прочь.
44
Рад с вами познакомиться (фр.).
45
Мне
46
Друг мой (фр.).
Сегодня на ней было бежевое платье, она ярко накрасила губы, но даже не подумала что-то сделать с прозрачной бледностью лица. На солнце ее волосы отдавали сизым, и я поймал себя на мысли, что передо мной, в конце концов, очень хорошенькая женщина. Мы прошли через две или три комнаты, имевшие такой вид, словно они негласно поделили между собой обязанности большой гостиной. В этом неприятном, путаном доме мы были, похоже, совершенно одни. На зеленом шелковом канапе валялась шаль; она в нее закуталась.
– Холодно, – сказала она. – Что я ненавижу, так это холод. Дотроньтесь до моих рук. Они согреваются только летом. Присаживайтесь, скоро нас позовут к столу.
– Когда точно она приедет? – спросил я.
– Ecoutez [47] , – сказала мадам Лесерф, – вы можете хоть ненадолго о ней забыть и поговорить о чем-нибудь другом? Ce n’est pas tr`es poli, vous savez [48] . Расскажите что-нибудь о себе. Где вы живете, что делаете?
47
Послушайте (фр.).
48
Знаете, это невежливо (фр.).
– Так будет она здесь сегодня?
– Да будет, упрямец вы эдакий, Monsieur l’ent^et'e [49] . Будет всенепременно. Не будьте таким нетерпеливым. Вам известно, что женщинам не очень нравятся мужчины с id'ee-fixe? [50] A как вам показался мой муж?
Я отвечал, что он, должно быть, намного ее старше.
– Он очень мил, только ужасно скучный, – смеясь, продолжала она. – Я нарочно его отослала. Мы год женаты, а уже словно близимся к брильянтовой свадьбе. И дом этот я терпеть не могу. А вы что скажете?
49
Господин Упрямец (фр.).
50
Навязчивой идеей (фр.).
Я отвечал, что вид у него капельку допотопный.
– Не то слово. Когда я впервые его увидела, он казался новехоньким, но с тех пор захирел и стал осыпаться. Я как-то пожаловалась своему доктору, что, стоит мне дотронуться до каких-нибудь цветов, кроме гвоздик и нарциссов, они тут же вянут. Странно, правда?
– И что он ответил?
– Что он не ботаник. Была когда-то персидская царевна вроде меня {71} . Она сгубила весь дворцовый сад.
Пожилая и довольно мрачная служанка заглянула в дверь и кивнула хозяйке.
71
…стоит мне дотронуться до каких-нибудь цветов… они тут же вянут… Была когда-то персидская царевна вроде меня. – Аллюзия на сказку английского писателя Джорджа Макдональда (1824–1905) «Мудрая женщина» («The Wise Woman», 1875) об избалованной, злой и самовлюбленной принцессе, которую берет на воспитание мудрая волшебница. Принцесса начинает осознавать свою вину перед другими людьми, когда замечает, что от ее прикосновения вянут все цветы в саду.
– Пойдемте, – сказала мне мадам Лесерф. – Судя по вашему виду, vous devez mourir de faim [51] .
В дверях мы столкнулись, потому что, когда я шел за ней следом, она вдруг остановилась и поглядела назад. Она вцепилась мне в плечо, и ее волосы коснулись моей щеки.
– Экий вы неуклюжий, – сказала она. – Я забыла свои пилюли.
Она вернулась за ними,
и мы отправились через весь дом на поиски столовой. Наконец мы ее отыскали. Это была гнетущая комната; окно-фонарь в последнюю минуту, казалось, передумало и робко попыталось снова превратиться в обыкновенное. В две разные двери тихо вплыли две фигуры. Пожилая дама была, насколько я понял, кузиной господина Лесерфа. Речь ее не выходила за пределы вежливого мурлыканья при передаче блюд. Другой вошедший был довольно привлекательный мужчина в брюках гольф, с церемонным выражением лица и необычной седой прядью в редких светлых волосах. За всю трапезу он не проронил ни единого слова. Мадам Лесерф представила нас друг другу по-своему, одним торопливым жестом, не потрудившись назвать имен. Я заметил, что она не обращает на блондина никакого внимания, будто он сидит за другим столом. Кушанья, хоть и хорошо приготовленные, были какие-то случайные. Вино, однако, оказалось превосходным.51
Наверное, вы, умираете от голода (фр.).
Когда приборы отстучали первое блюдо, блондин закурил папиросу и удалился. Через минуту он вернулся, неся пепельницу. Мадам Лесерф, до этого поглощенная едой, сказала, взглянув на меня:
– Так вы, стало быть, в последнее время много путешествовали? А вот я ни разу не была в Англии, все как-то не получалось. Прескучное, должно быть, место. On doit s’y ennuyer follement, n’est ce pas? [52] Да еще туманы… И ни тебе искусства, ни музыки… Этот кролик приготовлен по-особому, надеюсь, вам понравится.
52
Там, наверное, ужасная скучища, не так ли? (фр.)
– Кстати, – сказал я, – чуть не забыл: я написал вашей приятельнице письмо, что буду здесь… нечто вроде напоминания.
Мадам Лесерф положила нож и вилку. Вид у нее был удивленный и раздосадованный.
– Как! – воскликнула она.
– Что ж тут плохого? Или вы думаете…
Мы молча доели кролика. Последовал шоколадный крем. Светловолосый господин аккуратно сложил салфетку, вставил в кольцо, встал и, слегка поклонившись хозяйке, удалился.
– Кофе будем пить в зеленой гостиной, – сказала мадам Лесерф служанке.
– Я на вас страшно зла, – сказала она, едва мы уселись. – Думаю, вы все испортили.
– Что же такого я сделал? – спросил я.
Она отвернулась. Маленькая тугая грудь ее вздымалась. (Себастьян где-то пишет, что такое бывает только в романах, но вот доказательство, что он не прав.) Еще, кажется, подрагивала голубая прожилка на бледной, почти девичьей шейке (тут я менее уверен). Ресницы трепетали. Да, она определенно была хороша. Не южанка ли? Например, из Арля. Нет, выговор парижский.
– Вы родом из Парижа?
– Благодарю, – сказала она, не глядя на меня. – Это ваш первый вопрос обо мне самой. Но это не искупает вашей вины. Глупее вы поступить не могли. Попробую, может быть… Извините, сейчас вернусь.
Я уселся поудобнее и закурил. Косой солнечный луч кишел пылинками: к ним добавились спирали табачного дыма и легко закружились, словно готовые всякий миг угодливо сложиться в живую картину. Не хотел бы, повторяю, тревожить эти страницы ничем относящимся ко мне лично; но мне кажется, что читателя (а кто скажет – может быть, и призрак Себастьяна) позабавит, если я скажу: в голове у меня мелькнула мысль с ней переспать. Это было действительно странно – она ведь одновременно и раздражала меня, вернее, ее речи. Я почувствовал, что теряю власть над собой. Однако к ее возвращению я мысленно встряхнулся.
– Ну вот, вы добились, – сказала она. – Хелене нет дома.
– Tant mieux [53] , – отвечал я. – Она, должно быть, в пути, а вы, право же, должны меня понять: мне безумно не терпится ее увидеть.
– Но для чего, скажите на милость, вам понадобилось ей писать? – вскричала мадам Лесерф. – Вы ее даже не знаете. Я ведь вам обещала, что сегодня она здесь будет. Можно ли требовать большего? А если вы мне не верите, если решили меня проверять – alors vous ^etes ridicule, cher Monsieur [54] .
53
Тем лучше (фр.).
54
Тогда вы странный человек, милостивый государь (фр.).