Против себя

Апогей моей болезненной зацикленности наступил в последний день наших занятий. Точнее, вечер. Мы, как всегда, выпили бутылку розового вина на двоих, а затем присоединились к другой компании, также празднующих окончание курса. Вино лилось рекой, и мы с Уткой были конкретно пьяны. Мы весело шатались по комплексу, кидали огрызки яблок с лестницы, били бокалы об каменный пол, потом зачем-то выбросили мои балетки через забор в соседний дом.

– Сладкого хочется, – лопочет Утка.

Мой мозг затуманен алкоголем, а пьяная я не имею никаких лимитов. Услышав ее слова, я тут же обрадовалась, ведь это санкционированное пожирание сладкого без боязни общественного порицания!

– Давай посмотрим, что есть в общем холодильнике, – предлагаю я ей. – Все равно завтра все уезжают, и никто даже не заметит!

Мы идем к общему холодильнику, не встретив никого на своем пути. Находим внутри несколько чьих-то шоколадных пудингов (простите нас, мы были не в себе!) и, хохоча, открываем их. Ложки у нас не было, и мы, умирая от смеха, едим их пальцем. Мы грязные, но довольные, чувствуем себя этакими хитрыми преступниками, обдурившими всех.

– Ладно, я тебя догоню, – говорит Утка. – Мне надо в туалет.

Слегка заплетающимися ногами я иду по коридору в нашу комнату. Вокруг тихо и никого нет. Вдруг я замечаю, что дверь одной из комнат приоткрыта. Без какой-либо задней мысли я из любопытства заглядываю внутрь. Внутри никого нет, только по кровати разбросаны вещи и лежит полусобранный рюкзак. Я узнаю вещи одной из девочек и, замерев на месте, несколько секунд осматриваю комнату. Тут мой взгляд цепляется за шоколадку, лежащую среди вещей на кровати. Мой больной мозг командует взять ее, и на ватных ногах я выхожу из комнаты.

По пути в нашу комнату я проглатываю сладкий батончик, даже не рассмотрев название. Я прячу улики в виде обертки в карман и совершенно не испытываю ни малейших угрызений совести.

– Ты где ходила? – спрашивает Утка, когда я наконец вваливаюсь в нашу комнату.

– Да так, тоже в туалет зашла, а потом встретила ребят, – ловко вру я, направляясь в ванную. Там я запираю дверь и вызываю рвоту.

Швейцарская любовь

На Кипр я приехала раздосадованная. Конечно, ведь мне не удалось похудеть в Бельгии. Как бы я ни старалась, сколько бы обещаний я себе ни давала, все они оказывались пустыми. Мои надежды отлично выглядеть были окончательно разбиты об суровую реальность: в купальнике я выглядела как молочный новорожденный бегемотик – бледная и пухлая. Моя верная школьная подруга Жучок, с которой я приехала, была полной моей противоположностью: худая и поджарая, с загоревшей оливковой кожей и здоровым отношением к еде.

Жучок была олицетворением героини романа Шарлотты Бронте, которую она нежно любила и читала в метро. Замусоленный томик с цветной закладкой всегда лежал в ее сумочке. Нежная и утонченная, кроткая и женственная, она как будто жила в девятнадцатом веке, что, однако, не мешало ей вместе со мной весело проводить время. Жучок была единственной в моем окружении, кто стремилась одеться поскромнее, пока все остальные мои ровесницы покупали лифчики пуш-ап и каблуки повыше. Ее манеры и поведение меня так вдохновляли, что в ее присутствии мне тоже хотелось стать чуточку более плавной и чувственной. Этакой музой поэта, сидеть где-нибудь в парке со сборником стихов, задумчиво теребить локон и мечтательно смотреть вдаль.

К сожалению, это все было не про меня. Слишком резкая, слишком громкая, слишком стремительная, я не могла стать похожей на Жучка, как бы ни старалась. Но находясь рядом с ней, я подпитывалась ее энергией и подстраивалась под ее ритм жизни. Проведя бок о бок более недели на Кипре, я радостно изучила Жучьи повадки и примерила на себя ее распорядок дня, частью которого были неспешные трапезы: обязательно красиво оформленные и максимально полезные. Жучок не запихивала в себя килограммы еды, стыдливо прячась от людей. Она не проглатывала куски непонятно чего без разбора. Каждым кусочком она наслаждалась, смаковала вкус и никогда не переедала. Так же как я ненасытно поглощала все, что попадалось под руку в моменты компульсива, так же я впитывала в себя манеры Жучка, жадно и бесцеремонно подсматривая за ее поведением, стремясь подражать ей во всем.

Конец ознакомительного фрагмента.