Противостояние. Том II
Шрифт:
— Что с Ником? — заорал Стю, хватая ее за плечи.
— Нам нужно вытащить его оттуда… Стю… Что-то случится, что-то ужасное…
— Какого черта, что происходит, Стюарт? — крикнул Эл Банделл.
— Я не знаю, — сказал Стю.
— Стю, пожалуйста, нам нужно вытащить Ника оттуда! — прокричала Фрэн.
И тут дом за ними взорвался.
При нажатии кнопки «ВЫЗОВ» фоновые разряды смолкли, и на смену им пришла ровная темная тишина. Пустота, ждущая, когда он заполнит ее. Гарольд сидел, скрестив ноги на
Потом он поднял сжатую в кулак руку с единственным, назидательно торчащим пальцем; в тот момент он походил на бейсболиста «Бэби» Рута, старого и почти конченого, указывающего на то место, куда он собирался сделать решающий бросок, грозя всем горлопанам и злопыхателям на стадионе «Ригли», затыкая им пасть раз и навсегда.
Произнося слова четко, но негромко, он сказал в микрофон:
— Это говорит Гарольд Эмери Лодер. Я совершаю это по своей свободной воле.
Бело-голубая молния приветствовала «Это говорит». Столб огня взметнулся вверх при словах «Гарольд Эмери Лодер». Отдаленный приглушенный звон, похожий на звук от вишневой косточки, брошенной в жестяную банку, достиг их ушей при «я совершаю это», а к тому времени, когда он произнес «по своей свободной воле» и отшвырнул рацию прочь, цель была достигнута: огненный цветок расцвел у подножия горы Флагстафф.
— Кто-то вмешался, последнее большое прощай, прием окончен, — мягко сказал Гарольд.
Надин прижалась к нему, совсем как Фрэнни всего секунду назад прижималась к Стю.
— Мы должны быть уверены. Должны быть уверены, что прикончили их.
Гарольд взглянул на нее, потом указал на распустившийся цветок разрушения под ними.
— Думаешь, хоть что-то может уцелеть при таком?
— Я… Я н-не з-ззна… знаю, Гарольд, я… — Надин отвернулась, схватилась за живот, и ее начало рвать. Она непрерывно издавала глухие, утробные, надсадные звуки. Гарольд наблюдал за ней с вялым презрением.
Наконец она повернулась к нему, бледная, задыхающаяся, и вытерла рот салфеткой.
— Что теперь?
— Теперь, полагаю, мы идем на запад, — сказал Гарольд. — Если только ты не собираешься спуститься туда и выяснить, каково настроение у тамошней общественности.
Надин вздрогнула.
Гарольд соскочил со стола и, когда его ноги коснулись земли, поморщился от острого покалывания в затекших ногах. «Они все пошли спать».
— Гарольд… — Она попыталась коснуться его, но он отшатнулся и, не глядя на нее, начал складывать палатку.
— Я думала, мы подождем до завтра… — робко начала она.
— Конечно, — съязвил он. — Чтобы двадцать или тридцать из них решили прикатить сюда на своих колесах и схватить нас. Ты когда-нибудь видела, что сделали с Муссолини?
Она вздрогнула. Гарольд свертывал палатку и крепко связывал ее ремнями.
— И больше мы не дотрагиваемся друг до друга. С этим кончено. Это принесло Флаггу то, чего он хотел. Мы вырубили их комитет Свободной Зоны. С ними покончено. Они могут запустить электричество, но как с действующим сообществом с ними покончено. Он даст мне женщину, рядом с которой ты будешь выглядеть как мешок с картошкой, Надин. А ты… ты получишь его. Счастливые денечки, верно? Только, если бы я был на твоем месте, я бы здорово трясся сейчас.
— Гарольд…
пожалуйста… — Ей было плохо, она плакала. Он видел ее лицо в тусклом отблеске огня и испытывал жалость к ней. Но он вышвырнул жалость из своего сердца, как вышвыривают пьяного забулдыгу, пытающегося войти в маленькую уютную забегаловку на городской окраине, где все знают друг друга. Неотвратимый факт убийства запал в ее сердце навечно — это ясно читалось в ее больных глазах. Но что с того? Точно так же этот факт присутствовал и в его сердце тоже. В нем и на нем, давя, как груда камней.— Привыкай, — грубо сказал Гарольд. Он закинул палатку на свой мотоцикл и начал привязывать ее к багажнику. — Все кончено для них там, внизу, и кончено для нас, и кончено для всех, кто умер от супергриппа. Бог отправился на отдых поудить рыбку, и Он будет отсутствовать очень долго. Настала полная тьма. Темный человек теперь сел за руль. Он. Так что привыкай к этому.
Она издала горловой скрежещущий стон.
— Поехали, Надин. Две минуты назад это перестало быть предметом красивых дискуссий. Помоги мне сложить все это дерьмо. Я хочу отмахать сотню миль до восхода солнца.
Спустя мгновение она повернулась спиной к разрушению внизу — разрушению, казавшемуся почти незаметным с такой высоты, — и помогла ему упаковать все остальные вещи в его багажник и сетки своей «веспы». Через пятнадцать минут они оставили позади огненный цветок и ехали в прохладной и ветреной темноте, держа путь на запад.
Для Фрэн Голдсмит этот день закончился безболезненно и просто. Она почувствовала теплый толчок воздуха в спину и неожиданно полетела в ночь. Что-то сбило ее с ног.
«Какого хера?» — пронеслось у нее в мозгу.
Она приземлилась на плечо, здорово ударилась, но боли по-прежнему не было. Она лежала в овраге, идущем с севера на юг у края заднего дворика Ральфа.
Прямо перед ней приземлился стул — аккуратно, на все четыре ножки. Вместо сиденья у него была черная дымящаяся масса.
«Какого ХЕРА?»
Что-то упало на сиденье стула и скатилось с него. Что-то дергающееся. С ужасом, хотя и притупленным шоком, она увидела, что это рука.
«Стю? Стю! Что происходит?»
Непрерывный, трескучий грохот поглотил ее, и предметы стали сыпаться дождем повсюду. Камни. Куски дерева. Кирпичи. Кусок стекла, покрытый паутиной трещин (не из таких ли кусков стекла был сделан книжный шкаф в гостиной Ральфа?). Мотоциклетный шлем с кошмарной смертельной дырой сзади. Она видела все ясно… слишком ясно. Лишь несколько секунд назад на улице было совсем темно…
«Ох, Стю, Бог ты мой, где же ты? Что происходит? Ник? Ларри?»
Раздавались крики людей. Не смолкал ревущий грохот. Было светлее, чем днем. Каждый камешек отбрасывал тень. Предметы по-прежнему сыпались дождем вокруг нее со всех сторон. Доска с торчащим из нее шестидюймовым гвоздем рухнула прямо перед ее носом.
«…ребенок!..»
И следом за этой мыслью пришла еще одна, в которой слились все ее предчувствия: «Гарольд сделал это, Гарольд сделал это, Гарольд…»
Что-то обрушилось ей на голову, на шею, на спину. Огромная штуковина, свалившаяся на нее, как подбитый ватой гроб.