Противостояние

– Извините, Дмитрий Андреевич, что не заглянул сразу после вашего возвращения, - произнес Алексей, отхлебывая кофе.
– Дел по министерству сейчас до безумия много, и я никак не мог вырваться. Я уж и забыл, когда в последний раз у меня был выходной день.

– Разумеется, Лешенька, - мягко улыбнулся Санин.
– Пакт Риббентропа-Молотова и последующий ультиматум Германии Польше наделал много шуму среди дипломатов*. И мы с вами прекрасно понимаем, чем это чревато. Он сделал многозначительную паузу.
– Вы просто герой, что вырвались ко мне.

– Как вам понравился Висбаден?
– осведомился Алексей.

– Висбаден прекрасен, как всегда, - светским тоном произнес Санин. Лицо его внезапно погрустнело, и он продолжил: - На обратном пути я заехал в Кельн и встретил там Павла. Вы знаете, разговор с ним очень огорчил меня...

– Павла?!
– Глаза Алексея округлились от удивления.
– Что он там делал?

– Он сейчас в Берлине, на дипломатической работе, - проговорил Санин. Вы знаете, я с сожалением должен констатировать, что он еще больше ожесточился за прошедшие годы...

– Извините, а что он делал в Кельне?
– снова прервал его Алексей.

* Разговор происходит в конце августа 1939 года, когда Германия объявила ультиматум Польше. В нашем мире за этим последовало начало Второй мировой войны.

Он чуть не проговорился, что прекрасно знал, что Павел уже с мая находился в советском посольстве в Берлине и вел некие переговоры с немцами об отношении двух держав к Северороссии. Дипломаты и Управление государственной безопасности Северороссии уже давно пытались собрать информацию о ходе этих секретных переговоров, без особого успеха, впрочем. Хотя для Алексея было достаточно ясно, что речь там может идти либо о разделе страны, либо о ее "передаче в зону влияния одной из держав", как дипломатично называли согласие на аннексию. Но, кроме раскрытия стратегического замысла, было еще принципиально важно понять, о каких тактических шагах договорятся стороны. Переговоры проходили в Берлине, и появление Павла в Кельне совсем не вписывалось в общую картину действий советских дипломатов в Германии. "Сучьи дети, - злобно обругал в мыслях подручных Вайсберга Алексей, - упустить факт такой поездки! Хотя Германия это не Северороссия, СД работает весьма профессионально, да и советская разведка от нее не отстает. Наши могли Павла и упустить. Он все же профессиональный конспиратор. Но что Павел делал в Кельне? Там что-то готовится. И если мы не поймем что, то рискуем пропустить удар".

– Очевидно, он приехал полюбоваться Кельнским собором, - самым невинным голосом произнес Санин.

– Да, конечно, - глядя куда-то в сторону, ответил Алексей.

Он поставил чашечку с кофе на журнальный столик, уперся локтями в колени и принялся массировать указательными пальцами виски. Санины тревожно наблюдали за ним, но Алексей уже целиком погрузился в мысли: "Нет, советский представитель, тем более на таких важных переговорах, носитель государственной тайны, не может себе позволить проехать полстраны, чтобы полюбоваться какой-то там исторической достопримечательностью. Даже если забыть, что Павел и пальцем не пошевелит, если это не нужно коммунистической партии и мировой революции, такое поведение советского человека обязательно будет выглядеть подозрительным. А учитывая статус Павла, его, скорее всего, тут же арестуют и вывезут в СССР на суд и расправу. И Павел это знает, так что без дела не то что в Кельн не поедет, но и из посольства носа не покажет. Значит, это была поездка с какой-то целью, притом санкционированная из Москвы. Зачем Павел проехал половину враждебного государства? Явно не для того, чтобы посмотреть собор. Думай, Алексей, иначе пропустим удар. Там что-то затевается против нас. Павел работает только в секретной комиссии по Северороссии. Что ему надо было в Кельне? Все дипломатические службы Германии сидят в Берлине. Раз. Центральный аппарат СД и абвера - тоже. Что еще? Может, уже планируется совместная военная операция? Хотя при чем здесь советский дипломатический представитель? Такие вещи обычно оговариваются дипломатами в самых общих чертах: на какую линию выходят войска, в каких пределах действуют военная авиация и флоты союзников, как избежать боя при соприкосновении союзных войск. Все остальное разрабатывают генеральные штабы в тайне друг от друга. Тогда зачем Павлу надо было покидать Берлин?" Он снова взял в руки чашку и отхлебнул кофе.

– С вами все в порядке?
– обеспокоенно осведомился Санин.

– Да, все хорошо, - машинально бросил Алексей, но мозг его продолжал лихорадочно работать:

"Положим, германская армия готовит провокацию, в которой должны участвовать части Красной армии или НКВД. Тогда при чем здесь Кельн? Если речь идет о флоте, Павел должен был направиться в Росток или Киль. Если там задействован воздушный десант или даже сам Отто Скорцени*, встреча должна была бы проходить в окрестностях Берлина. Например, в Потсдаме. Как с Северороссией и возможной операцией против нее может быть связан Кельн и его окрестности? Стоп! В Аахене живет Зигмунд фон Бюлоф, бывший самопровозглашенный король Ингерманландии, тесно связанный с "Ингерманландским возрождением". От Аахена до Кельна час езды на поезде или автомобиле. Павел или его руководство понимали, что член советской делегации может быть под нашим наблюдением. Они решили, что факт поездки Павла в Кельн, даже если и станет нам известен, нас не обеспокоит. И не обеспокоил бы... Зачем они встречались? Разведданные? Возможно, но это бы поручили профессиональным разведчикам, а тут на встречу выехал дипломатический представитель. Значит, в предстоящей акции "Ингерманландскому возрождению" отводится особая роль. Какая? Все просто. Немецкие националисты поднимают путч в Петербурге. Вермахт приходит к ним на помощь. Не зря они уже перебросили дивизию в Финляндию, якобы для дачи гарантий этой стране. Красная армия переходит границу, якобы для помощи братским славянским народам, которые, могут оказаться под пятой фашистских захватчиков. Занавес! Надо действовать, и немедленно".

* Отто Скорцени - знаменитый деятель спецслужб Третьего рейха, выполнявший самые рискованные задания фюрера. Одной из известнейших его операций является освобождение Муссолини в 1944 году.

Алексей резко поднялся и обратился к профессору:

– Могу я воспользоваться вашим телефоном, Дмитрий Андреевич?

– Конечно, - удивленно взглянул на него Санин. Алексей быстрыми шагами вышел в коридор, по памяти набрал известный очень небольшому числу лиц телефонный номер и, когда ему ответили, проговорил:

– Добрый вечер, господин президент. Это Татищев. Мне нужно срочно вас видеть... По вопросу "Ингерманландского возрождения"... Есть новые данные... Через час? Хорошо. Пригласите, пожалуйста, Вайсберга.

Санин печально посмотрел на жену и проговорил?

– Аня, где сегодня Андрюша?

– Опять с дружками в Териоки поехал, - фыркнула жена.
– Гуляют.

– Слава богу, что он не интересуется политикой, - произнес Санин.

* * *

Когда утренний туман начал потихоньку рассеиваться, к стоящему на пригорке недалеко от Гатчинского парка дому, построенному в немецком стиле и окруженному высоким забором, малозаметными тенями заскользили несколько групп спецназа североросской госбезопасности. Алексей, лежа на животе в густых зарослях кустарника, наблюдал за происходящим в бинокль. Рядом с ним примостился Колычев. Стараясь говорить как можно тише, Алексей произнес:

– Совсем как в старые добрые времена, в девятнадцатом. А, Сергей?

– Да, - безразлично ответил Колычев.
– Одного не пойму: ты что здесь делаешь? Вайсберг-то в кабинете остался.

– Я здесь, потому что здесь ты, - пояснил Алексей.
– И еще потому, что все, что сейчас произойдет, случится из-за меня. А вот чего тебя сюда понесло, никак в толк не возьму. Ты же директор Центра боевой подготовки и спортивных единоборств, а не начальник управления специальных операций. Тебе зачем на захват идти?

– Я генерал-майор госбезопасности. Но прежде всего я боец, друг мой. А еще я учу боевому искусству других. Как, по-твоему, я смогу это делать, если сам не буду практиковаться в условиях реального боя?

– Тогда почему ты пошел сюда, а не на захват базы "Североросского рабочего союза"?
– тут же повернулся к нему Алексей.
– Там не менее опасно.

– Здесь Танака, - коротко пояснил Колычев.

– Это их инструктор по дзю-дзюцу?
– поднял брови Алексей.
– И что?

– А то, что в одиннадцатом он задал мне хорошую трепку. Поборол он меня, Леша. А потом еще и заявил, что никогда розовая обезьяна* не сможет справиться с японцем. Так что должок вернуть надо.

– Ты мне никогда об этом не рассказывал.

– Зачем? Это мои дела.

– Понятно. Удачи тебе.

– Спасибо. Наблюдайте за спектаклем, господин министр.

Колычев раздвинул ветки кустарника, ящерицей выскользнул на поле и медленно двинулся вслед спецназовцам, уже приготовившимся штурмовать штаб-квартиру немецкой националистической организации "Ингерманландское возрождение".

* "Розовая обезьяна" - так грубо в Японии иногда называют представителей европеоидной расы. Себя сыны Ямато привычно считают белыми. Увы, нередкое проявление на Земле бытового национализма. Тем, кто возмущен таким неуважением к своему цвету кожи, советую вспомнить, когда в последний раз они слышали упоминания о "желтой опасности" или "черножопых ворах и попрошайках".

Солнечный диск еще только показался из-за макушек сосен, когда два североросских спецназовца, беззвучно забравшихся на забор и перекусивших натянутую поверх него колючую проволоку, одновременно спрыгнули на стоящих внизу у ворот двух боевиков "Ингерманландского возрождения", зевающих и сжимающих в руках автоматические винтовки Маузера. Оба охранника не успели издать ни звука, прежде чем оказались в глубокой отключке. Один из спецназовцев тут же выпрямился и распахнул ворота. Из глубины дома раздался резкий окрик, но было уже поздно. Через открытые ворота во двор дома ринулись бойцы элитного североросского подразделения. В этот же момент с задней части поместья через забор начали перелезать бойцы второй группы.