Противостояние

– Безнаказанным ничего не бывает, - поправил его Путилов.

– Пожалуй, да, - согласился Алексей, - но диктатор, совершая злодеяния, обычно считает, что его этот закон не касается. А когда в стране начинается смута, что с того, что его ставят к стенке? Тысячи жизней уже погублены. Демократия позволяет ограничить всевластие правителя, но она же не создает никаких механизмов против безумия толпы. При диктаторской власти разумный правитель всегда может сбалансировать потребности текущего момента и дальней перспективы, обуздать особо ретивых. А при демократии они сами избирают себе психопатов вроде Гитлера и служат им с восторгом. Кроме того, демократия формирует прекрасную среду для мелких воров. Если вас допустили к кормушке на короткое время, конечно, вы постараетесь вытащить из нее как можно больше. И уж точно не будете заботиться о дальней перспективе.

– Вот и найдите разумный баланс между львами и шакалами, - вставил Путилов.

– Да еще чтобы овцы были целы и волки сыты?! Увольте, милостивый государь. Система не бывает ни чище, ни гуманнее, чем люди, ее составляющие. Для того чтобы жизнь поменялась в корне, надо менять сознание людей, а не политические конфигурации. Что же до построения системы... Помилуйте. Я же сам из львов. Я не вышел за пределы демократической процедуры только потому, что не хотел создавать опасного прецедента. Не то шакалы бы им воспользовались после моего ухода с политической сцены... Правда, временами очень хотелось послать подальше всех этих думских болтунов и интеллигентствующих демагогов. Но это спор, скорее, теоретический. К цели вашего визита он относится мало. На ваш главный вопрос я ответил. Я не вижу необходимости выдвигаться на третий президентский срок.

В кабинете зазвонил телефон. Извинившись, Алексей направился туда.

– И все же подумайте, Алексей Викторович, - нагнал его голос Путилова.

Войдя в кабинет, Алексей снял трубку:

– Татищев.

– Алексей, - раздался взволнованный голос Леонтьева, - только что передали из Москвы. Молотов, Маленков и Хрущев арестованы за участие в антипартийном заговоре. Жуков снят со всех постов и уволен из вооруженных сил. Кажется, тоже арестован. Берия занял посты: генерального секретаря компартии, председателя Верховного Совета СССР и председателя Совета министров СССР.

– Ясно, - сквозь зубы процедил Алексей.
– Пока ничего не предпринимаем. Следим за ситуацией.

– Может, тайно привести армию в состояние боевой готовности?

– Нет, - отрубил Алексей.
– Змея меняет шкуру. В этот момент ей не до агрессии. Но если она почувствует угрозу, то станет смертельно опасной. Наблюдать.

Положив трубку на рычаг, он тяжело оперся о стол и тихо проговорил:

– Не ожидал от тебя, Павел. Что же, опять мы нос к носу.

Алексей тяжело вздохнул, выпрямился и, решительной походкой выйдя на веранду, произнес:

– Я буду баллотироваться на пост президента в следующем году, Петр Петрович.

Эпизод 9 РАЗВЯЗКА

– Я решительно не согласен с вашей политикой, Лаврентий Павлович!
– уже не говорил, а кричал Павел.

Нервными шагами он ходил по знакомому кабинету в московском Кремле, ранее принадлежавшему Сталину.

– Всего три с небольшим года прошло со смерти Иосифа Виссарионовича, а Советский Союз не узнать. Вы дали концессии на многие виды деятельности крупным американским и западноевропейским компаниям. Это же прямой подрыв экономики! Вы разрешили создание производственных кооперативов и аренду земли у колхозов и совхозов крестьянами-единоличниками. Частная торговля процветает. Я понимаю, вы провозгласили второй НЭП. Но сейчас же не двадцать второй год. Я с ужасом думаю, что Североросская Народная Республика сейчас более социалистическая страна, чем Советский Союз.

– Да уймись ты, - грозно блеснул на него стеклами пенсне Берия. Концессия - это еще не сдача политических позиций. Варшавский блок крепок как никогда.

– Крепок?!
– всплеснул руками Павел.
– В Праге частное предпринимательство цветет пышным цветом. В Венгрии уже начали возвращать ранее национализированные предприятия. В Польше создаются акционерные общества. Это называется - крепок?! Один Ульбрихт в ГДР пока держится.

– Нам надо восстановить народное хозяйство после войны, - процедил Берия.

– Тогда бы Сталин ввел НЭП еще в сорок шестом, - кинулся к оппоненту Павел и резко понизил голос.
– Я же говорил вам, что в моем мире был другой путь.

– И ты сам рассказал мне, куда этот путь привел, - усмехнулся Берия.

– Да я же говорил, говорил, что это из-за просчетов руководства! сплел пальцы рук Павел.
– Вот я веду Северороссию по социалистическому пути...

– И у тебя кризис, - спокойно вставил Берия.

– Конечно, у нас кризис!
– вскричал Павел.
– Вы же подняли цены на все поставляемое нам сырье в два, в три раза! Торгуете с нами по тем же ценам, что и с Западом!

– Но в переводных рублях, заметь, - уточнил Берия.

– Ну и что? Продукция североросских предприятий идет по тем же ценам, что и прежде.

– Подними цены, - безразлично проговорил Берия.

– Мы подняли, - вскинул руки Павел, - и вы сразу отказались от поставок новгородского Турбинного завода и заключили контракт с петербургским Невским заводом.

– Потому что у них лучше турбины, - пояснил Берия.
– У них лицензия "Сименс" на автоматику. У них оборудование пятидесятого года, а вы всё еще работаете на станках и по технологиям тридцатых. Ваши турбины по всем показателям уступали западным, а цену ваш Госкомцен запросил такую же.

– А поддержать союзника?
– вспыхнул Павел.

– А беречь народные деньги?
– склонил набок голову Берия.
– Ты лучше скажи, зачем при таком кризисе ты наращиваешь армию?

– Так вы же ее сокращаете, - проговорил Павел.

– Конечно, - ухмыльнулся Берия, - международная напряженность спадает. Мы решили, что двухмиллионной армии для СССР будет достаточно. На эту цифру и выйдем к пятьдесят восьмому.

– А товарищу Сталину было недостаточно, - наставительно произнес Павел.

– У Сталина были свои планы, - пожал плечами Берия, - у нас свои. У тебя ко мне всё?

– Да уж, говорить больше не о чем, - процедил Павел.
– До свидания, товарищ Берия.

– Всего хорошего, господин президент, - ухмыльнулся Берия и уткнулся в бумаги, лежащие на его столе.

Вихрем вылетев из генсековского кабинета, Павел помчался по кремлевским коридорам. "В Москву я больше не ездок, - вертелась в уме дурацкая фраза. С Пекином много легче разговаривать. Товарищ Мао - настоящий коммунист. И Ульбрихт, а этот... Какой я идиот! Кого я привел к власти! Думал, спасаю мировой коммунизм, а возвел на престол этого палача. Да он хуже Горбачева. Тот просто вожжи отпустил, а этот действует хитрее. Полная подконтрольность страны партии и партии генсеку сохраняется, а куда идем? В капитализм. В обычный капитализм с имперской окраской. Господи, да что же я наделал? Зеков из ГУЛАГа потихоньку начали выпускать. Политических, вот что страшно. Уголовных, тех, что в пятьдесят третьем выпустили, после ареста Хрущева с компанией, всех снова пересажали. Показал товарищ Берия, как борется с преступностью. А врагов народа - на волю! Да не только врагов... Не все они были врагами, были и ошибки. Даже мне прислали справку о реабилитации Наталии, умершей в сорок втором в лагере. Но ведь это подрывает веру в правоту партии, вот что страшно. Я-то думал, что помогаю утвердиться продолжателю дела Ленина-Сталина, а поддержал его могильщика. Марксизм-ленинизм по-прежнему официальная идеология, ну и что? Празднуем Первое мая и Седьмое ноября, ну и что? На практике - отступление по всем фронтам. Неужели я проиграл? Неужели не только не добился главной цели своей жизни, но и похоронил коммунизм в этом мире на три десятилетия раньше, чем это произошло в моем? Нет, нет и нет! Мы еще повоюем. Сейчас же, немедленно, вылетаю в Пекин. Оттуда - в Берлин. Мы еще построим ось из стран истинного социализма. Мы еще отстоим наше дело. Наши дети еще будут жить в социалистическом, а может, и в коммунистическом обществе".

* * *

Английские газоны всегда производили большое впечатление на Алексея. Еще в семнадцатом, попав на берега туманного Альбиона, он подолгу стоял у этих ровных, покрытых изумрудной травкой участков земли и любовался. Что-то неестественное, но очень приятное виделось человеку, любящему порядок и организацию, в этих традиционно вечнозеленых газонах, аккуратно подстригаемых из поколения в поколение. А эти очаровательные изгибы дорожек английских парков! А кусты, постриженные в форме правильных кубов или шаров! Все это вселяло в сердце Алексея обманчивое, ко столь приятное ощущение покоя и незыблемости мира. И вот теперь он снова любовался этим неподражаемым пейзажем, шагая по песчаной дорожке английского парка к богатому двухэтажному дому, со стенами, увитыми плющом. Дом был построен в середине девятнадцатого века... в Швейцарии.