Провиденциалы

Лишь оказавшись в душном салоне городского автобуса, трясущегося по разбитой дороге, Михаил осознал, что мог просто позвонить в контору. Но мысль о возвращении домой даже не пришла ему в голову. Так, за считанные секунды, жизнь Михаила совершила крутой поворот, и романтичный образ средневекового замка уступил место суровым очертаниям заводских цехов, обещающих не сказку, но стабильное будущее.

Михаил снова появился в уже знакомой ему приёмной, сохраняя вид человека, отлучившегося на короткий перекур, а не исчезнувшего на два часа. Лёгкая улыбка играла на его губах, когда он, излучая уверенность, указал секретарю пальцем на дверь начальника.

– Можн…? – слова застряли где-то между языком и зубами.

– Проходите, – отозвалась девушка, её голос на этот раз прозвучал как скрежет ножа по фарфору. Присутствие Михаила нарушало невидимый порядок в её мире. Несмотря на то, что это была лишь их вторая встреча, секретарь, очевидно, уже мысленно внесла его в список личных раздражителей, разместив где-то между заевшим ящиком стола и слишком громким звонком телефона.

Владимир Николаевич встретил появление Михаила с непроницаемым выражением лица, демонстрируя полное равнодушие к возвращению ушедшего до следующей недели посетителя. Хотя брови его на мгновение всё же чуть приподнялись, формируя немой вопрос, который он не посчитал нужным озвучивать.

– Извинит…, я в понедель… не смог… меня… завод позвал… – Михаил заговорил скороговоркой, теряя слоги и целые слова.

– Работу другую нашёл? – Владимир Николаевич решил подтвердить свою догадку, копируя интонацию опытного следователя, уже знающего ответ.

– Да, – выдохнул Михаил.

– Хорошо, ладно, успехов, – пробасил начальник и тут же уткнулся в бумаги, полностью поглощённый их содержанием.

Глава 2

Календарь отсчитал почти полный круг с того дня, когда Михаил влился в коллектив завода в качестве нового сотрудника. Реальность заводской жизни разительно отличалась от идеализированных образов, запечатлённых в фильмах его детства. Здесь не было места вечно улыбающимся рабочим, с энтузиазмом перевыполняющим план. Вместо этого Михаил погрузился в мир, пропитанный запахом машинного масла, и пронизанный монотонным гулом механизмов и ритмичным стуком оборудования.

Удивительно, но именно эта среда оказалась близка Михаилу. В цехе, окружённый какофонией производственного шума, он ощущал себя в своей стихии. Уверенность крепла с каждым днём, с каждым выполненным заданием. А когда его фамилия появилась в списке кадрового резерва, сулящем скорый профессиональный рост, метаморфоз Михаила достиг своего апогея. Он больше не сутулился, пытаясь стать незаметнее. Его поступь обрела твёрдость и решимость. Краска смущения, некогда так часто заливавшая его лицо, перешла в здоровый оттенок кожи человека, убеждённого в своём будущем. Фразы теперь не застревали в горле, превращаясь в нечленораздельное бормотание. Отныне его речь текла плавно и уверенно. Прогулки по городу перестали быть источником стресса. Михаил больше не озирался по сторонам в тревоге столкнуться с бывшими одноклассниками. Напротив, он шагал с гордо поднятой головой, готовый к любой встрече. Его взгляд излучал спокойную убеждённость человека, обретшего своё призвание и уверенно следующего по выбранному пути.

Заводские ребята превратились в его друзей. Как положено на производстве, вся бригада из тридцати человек жила общей жизнью. Солидарные в цеху, они поддерживали друг друга в трудностях, делили радости и печали за его пределами. Михаил регулярно присоединялся к коллективным посиделкам в барах и забегаловках по пятницам после рабочей смены, стал постоянным свидетелем чужих свадеб, похорон, рождений детей и новоселий.

На одном из таких мероприятий он познакомился с девушкой на два года старшей. И случилось это для Михаила довольно неожиданным образом.

В тесной комнате царил запах жареного мяса, алкоголя и специй. Вечер был в самом разгаре. Михаил сидел ближе к углу большого стола, чувствуя нарастающую усталость после напряжённой рабочей недели. Голова гудела от шума и гама веселящихся коллег. Их громкие разговоры и смех, бесконечные тосты и похлопывания по спинам лишь усиливали его желание оказаться дома, в тишине и покое. Он рассеянно водил вилкой по тарелке, не чувствуя вкуса еды. Его мысли были далеко отсюда – о незаконченных делах, о планах на выходные, о чём угодно, только не о происходящем вокруг. Михаил уже подумывал найти подходящий предлог, чтобы незаметно ускользнуть, когда вдруг рядом появилась девушка.

Она села справа от него, с едва заметной улыбкой на губах. Несмотря на своё не лучшее расположение духа, Михаил краем глаза отметил её скромную внешность. В ней не было ничего кричащего или вызывающего, что в данный момент показалось ему приятным отличием от шумного веселья вокруг. От девушки исходило ощущение мягкости и скрытой доброжелательности, которое смягчило его настроение.

Она была невысокой. Её бёдра, слегка расширенные, придавали фигуре форму груши и заметно выделялись по сравнению с её худыми плечами и руками, усыпанными россыпью мелких веснушек. Недорогое платье из штапеля в мелкий цветочек не скрывало этих особенностей. Лицо девушки не отличалось яркими чертами – оно было простым, из тех, что не задерживаются в памяти случайных прохожих. Нос чуть вздёрнутый, губы тонкие, почти незаметные на бледном лице. Глаза – маленькие и светлые, походили на выцветшие васильки в конце лета. Волосы – тёмно-русые, без блеска и объёма – были гладко зачёсаны назад и собраны в небрежный узел на затылке, открывая высокий лоб и подчёркивая овал лица.

Двигалась девушка немного скованно, боком, с осторожностью, присущей человеку, который постоянно ожидает столкновения с окружающим миром. Взгляд её был немного опущенным – она избегала прямого зрительного контакта с окружающими. На губах играла робкая полуулыбка – не то извиняющаяся, не то просящая прощения за само своё существование. Ладони, влажные от волнения, она то и дело тёрла друг о друга, стараясь незаметно вытереть испарину. Её облик был лишён броских деталей, которые могли бы привлечь внимание. Вся её сущность излучала простоту, незаметность, стремление раствориться в окружающем пространстве. Она всем своим видом, движениями, позой пыталась отгородиться от мира, спрятаться от любопытных взглядов, стать невидимой.

Довершал образ некоторый дефект речи – лёгкое, но заметное искажение звука «р». Это не было классической картавостью – скорее, каждое «р» в её устах превращалось в маленькую ловушку для слуха собеседника. Люди, недавно вошедшие в её круг общения, нередко замечали за собой непроизвольное желание поморщиться или отвести глаза во время её речи. Некоторые нетерпеливо заканчивали за неё фразы, другие старались избегать тем, богатых на злополучную букву. А самые бестактные и вовсе переспрашивали с плохо скрываемым раздражением, превращая каждый разговор в маленькое испытание для её самооценки.

«Угощайтесь, вкусно получилось!» – произнесла она, и Михаил невольно вздрогнул. Её «р» прозвучало так необычно, что он на секунду засомневался в своём слухе. Непроизвольно наморщив лоб и сощурившись, он попытался осмыслить услышанное. Девушка робко улыбнулась и придвинула к нему тарелку с салатом. Михаил кивнул, нахмурившись, и принялся за еду, чтобы избежать разговора. Это объяснялось не столько его плохим настроением, сколько стремлением уйти от неловкости, вызванной её манерой говорить.

Она продолжала хлопотать рядом, подкладывая ему закуски. При каждом её слове с «р» Михаил инстинктивно кривился и отклонялся назад, пытаясь дистанцироваться от странного звука. Черты его лица то вытягивались, то сжимались на переносице; выражали то замешательство, то лёгкое недовольство. «Попробуйте этот салат, он очень свежий», – предложила она, и Михаил заметил, как она на долю секунды задержала дыхание перед словом «попробуйте».

На протяжении вечера девушка не переставала угощать его, наклоняясь ближе с дружелюбной улыбкой. Михаил заметил: когда она нервничала, дефект усиливался, а в спокойном состоянии её произношение звучало почти нормально. Вопреки изначальному дискомфорту, он ощутил, как в его груди зарождается теплота и признательность. Её забота выделялась на фоне общего шума и суеты.