Провокатор
Шрифт:
— Могу и на русском. А могу вот еще что:
Вставай, проклятьем заклейменный Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный И в смертный бой вести готов.Красин остановился, как обухом прибитый и неудивительно — “Интернационал”, разумеется, был известен, но только на французском или там немецком, русского перевода еще не существовало! Но Леонид довольно быстро справился и жадно спросил:
— А дальше?
— А
— Вы социалист? — как в омут бросился Красин.
— Да. Рекомендательных писем от Плеханова или Засулич предоставить не могу, но я с ними недавно встречался в Женеве.
— В Женеве? До или после убийства Елизаветы Баварской?
— За пару недель до, вовремя успел уехать — полиция перетрясла всех известных им левых, досталось и Георгию Валентиновичу с Верой Ивановной. А вы, как я полагаю, оказались в Иркутске не по своей воле, так?
— Да, там целая история, тянется уже семь лет, — подтвердил Леонид.
В тот вечер мы толком не договорили и разошлись, условившись непременно встретится в следующий приезд Красина в Москву через пару недель. За это время я дернул Савинкова и нескольких других ребят разузнать о Красине — строго говоря, мне это было совершенно не нужно, биографию Никитича я вполне помнил, мне было нужно, чтобы информация о том, что я навожу справки, дошла до объекта моего интереса.
Тем временем шли и рутинные дела — зубатовские “профсоюзы” уже действовали на семи заводах, но пока тихо, занимаясь в основном самообразованием. Я нацелил на них Тулупова с Муравским, посоветовал подбросить литературы и кого-нибудь из толковых ребят, чтобы аккуратно двигать рабочих в нужную сторону. За дело взялся Исай — как по мне, лучше кандидатуры и не найти, свой, из рабочих, за словом в карман не лезет, задачу понимает и пока никакую политику (во всяком случае, в открытую) туда тащить не будет.
Группа Савелия Губарева надыбала пять деревень, годных под стартовые площадки для колхозного движения, из них я выбрал одну, наиболее интересную — относительно близко к Москве, никакая урожайность, хотя петровцы клятвенно заверили, что ее при правильной агротехнике можно поднять втрое и, что самое главное — там жила родня сразу аж двух студентов-землеведов. Мы решили готовить встречу с “крестьянским активом” как можно скорее, лучше всего — в Можайске, самом ближнем городе.
Палка просвистела у самого носа, я едва успел отшатнуться — нападавший был на полголовы выше и длиннее руками. Еще хуже было, что он был сильно моложе и атаковал в таком темпе, который я долго не выдержу, дыхалка уже не та.
Я кое-как отмахивался, стараясь держать дистанцию, но все равно успел пару раз вскользь получить по бокам, когда понял, что терять нечего и надо атаковать самому — пан или пропал. Трость с сухим треском встретила палку и сбила ее в сторону, я шагнул вперед, переходя в замах, как внезапно ощутил сильный толчок в живот. В глазах померкло и я, продолжая двигаться по инерции, рухнул в пустоту, где только что стоял противник.
— Михал Дмитрич, вы в порядке?
Сознание вернулось, надо
мной стояли обеспокоенный тренер Ольшаник и успевший снять фехтовальную маску Муравский.— Да, вроде бы все хорошо, только отдышаться.
— Ну я же сколько вам говорил — держите дистанцию, атакуйте только если уверены! — страдальчески причитал Коля.
— Ничего, злее буду, — попытка улыбнутся заставила опять скрючится и восстанавливать дыхалку молча.
Зал Русского гимнастического общества, в котором мы время от времени лупили друг друга палками, располагался в Ваганьковском переулке между Знаменкой и Воздвиженкой, где в мое время стояли корпуса библиотеки имени Ленина. А переулок назывался улицей Маркса-Энгельса, видимо, для полного комплекта основоположников. Муравский оказался неплохим рукопашником, ходившим даже в стеношные бои, и давним членом РГО, в котором, невзирая на громкие имена основателей, а, точнее, спонсоров — Щукиных, Морозовых, Шустовых — основной “рабочий” костяк составляла публика вполне демократическая. Коля вообще был находкой во многих смыслах, с ним, что называется можно было пойти в разведку, один недостаток — слишком влюбчив, появление в кругу передовой молодежи каждой новой барышни означало новые восторги или страдания, в зависимости от развития отношений.
— Все в поржадку? Ниц неболи? — тренер был чехом и когда волновался, перескакивал с русского на чешский.
— Ничего страшного, спасибо, — мне помогли подняться и повели в раздевалку, куда Ольшаник принес свинцовую примочку и бинты, так что через полчаса я стал вполне дееспособен.
— Франц, а почему вы не используете тренажеры? И штанги у вас литые, без сменных дисков… — оба уставились на меня, опять что ли я с анахронизмами влез?
— Аппараты у нас есть, вы же видите, — постарался объяснить чех.
Ну да, шведская стенка и канаты как вершина физкультуры девятнадцатого века. Ладно, где мой портфель-бумага-карандаш, сейчас набросаю. Мы перешли в комнату совета общества, где в ходе моих почеркушек выяснилось, что концепция тренажеров с переменным весом или типом нагрузки была новшеством, равно как и конструкция штанги с грифом и сменными дисками стандартного веса. Ну что же, только к лучшему — надо сесть и вспомнить фитнес-клубы, где я занимался, и вуаля, у нас еще десяток патентов. К разговору подключилось еще несколько членов, по ходу дела выяснилось, что РГО пытается взять в аренду Патриарший пруд для устройства на нем катка. А вот интересно, с моими детскими занятиями я ведь тут буду чемпионом среди фигуристов? Видел я ролики, как катались в десятых годах — младшая ясельная группа, ей-богу.
Вторую встречу с Красиным мы решили провести в отдельном кабинете у знаменитого Тестова — полтора солидных инженера, почему бы и нет. С едой решили не заморачиваться, заказали чем был славен трактир, то бишь раковый суп да телятину, запивали тоже без изысков, вином.
Говорили мы, естественно, не о путеукладчике. Обоюдное наведение справок не осталось незамеченным — за последние недели Савинков и Муравский, каждый по своим каналам, отследили интерес Красина к моей персоне.
Так что мы начали без экивоков. Я изложил свои соображения насчет широкого фронта и специализированных групп и организаций, а потом, уже за десертом в виде гурьевской каши, я перешел к делу.
— У меня, Леонид Борисович, есть предложение, от которого вы не сможете отказаться.
— Вот даже как, не смогу? — весело спросил Никитич. — Ну-с, слушаю.
— Вы про Омдурманскую баталию слышали? — начал я издалека.
— Да, в газетах читал.
— Помните каково было соотношение сил?