Провокатор
Шрифт:
Контактируя со многими фирмами в Европе по своим патентным делам, я примерно прикинул, что вполне можно заказывать инструментарий по частям, затем в каком-нибудь тихом месте комплектовать наборы и перебрасывать их в Россию.
Обсуждение прервал условный стук в дверь — ребята Муравского засекли филеров, может, и не по нашу душу, но все равно надо было срочно расходится. Старика вывели через второй выход и цепочку проходных дворов, я же поднялся на последний этаж, заперся в заранее снятой комнатке, где уже висели мои пальто и шапка и неожиданно понял, как меня вымотал разговор с Лениным. Видимо, я все время напрягался от осознания, с кем я разговариваю, кем станет этот не произведший особого впечатления человек. Нет, кем МОЖЕТ стать — неизвестно еще, как тут пойдут дела с
Я стянул сапоги, разделся и завалился спать на три часа.
Глава 19
Весна 1900
И пошли они до городу Парижа… а куда деваться, если там всемирная выставка и Русское техническое общество прямо душу из меня вынуло, чтобы я непременно и как штык. Российский отдел предполагался самым большим, причем немалая часть экспозиции была “путейской” — от кандидата на гран-при Красноярского железнодорожного моста и колоссальной панорамы Транссиба до наших с Василием Петровичем поделок. Так что отказаться было никак невозможно, а под поездку я подгадал и другие дела, чтобы все разом — и Ленин будет в альпийских краях, и Чернов торчит в Париже, и Цюрих с Веной тоже ждут.
На этот раз неожиданных попутчиков не оказалось, на Nord Express ехали мы вместе с Собко, причем из Питера, куда нас выдернул Хилков за отеческим министерским напутствием, как будто без него ничего не выйдет, путеукладчик же в масштабе где-то 1:40 и действующая модель автосцепки уехали во Францию на две недели раньше и должны были ждать нас на стенде.
С Варварой, несмотря на мое безропотное участие в экипировке к новому модному сезону, мы крепко поссорились — поездка в Париж (в Париж!) никак без нее обойтись не могла. Как я не старался объяснить, что буду метаться там исключительно по делам, что мне просто некогда будет ее выводить куда-либо, что это не Баден-Баден, что предстоят еще скучные Берн, Цюрих и Мюнхен, столица моды манила сильней. А уж когда я ляпнул, что на обратном пути дорога пройдет через Вену…
Решение нашлось неожиданно, у Василия Петровича была такая же беда с женой и минус на минус дал плюс, мы отправили дам отдельно, тоже Норд-Экспрессом, но из Москвы, причем Вера Павловна Собко взяла в сопровождении свою горничную, одну на двоих. Две (три) женщины в Париже вполне способны провести полдня без мужчин, которые будут по уши заняты на выставке. Но Варвара точно заимела на меня зуб и чую, не за горами окончательное расставание, а жаль, не люблю когда с обидками.
В семь вечера с четвертью мы вошли под своды охряного Варшавского вокзала с часовой башней над главным входом, где на путях уже стоял самый знаменитый европейский поезд, всего лишь шесть темно-коричневых вагонов — четыре спальных, ресторан и багажный. Как опытные путешественники, мы заблаговременно сдали в него чемоданы и проследовали в купе — я с привычной уже сумкой через плечо, а Собко с дорожным саквояжем из толстой свиной кожи.
Гудок, свисток, вниз пошел и опять нас помчал паровоз — вдоль телеграфных столбов, на которых вслед за нами бежали вверх-вниз провода, через псковские леса и болота, на Двинск и Вильно.
Предотъездная суматоха еще довлела над нами и пару часов мы пытались привести в порядок захваченные с собой бумаги, но постепенно успокоились, тяпнули коньячку и просто завались спать пораньше. Собко засопел сразу, а у меня перед глазами все вспыхивали эпизоды последних недель.
Зубатов…
— Этот ваш Ульянов был проездом в Москве и, судя по всему, провел здесь несколько конспиративных встреч, — разговор в квартире на Молчановке начальник охранного отделения начал спокойно, но в ходе рассказа о визите Ильича в Первопрестольную все больше и больше раздражался.
— Помилуйте, он такой же мой, как и ваш, Сергей Васильевич, — вернул я мяч.
— Да, извините. Наблюдение шло за ним по пятам, но потеряло в меблированных комнатах “Елабуга”.
— Елабуга… Елабуга… что-то знакомое… А! Это же рядом, на Арбатской площади, по соседству с книжным магазином Померанцева? Смешное название, вокруг все больше “Вены” да “Парижи”.
— Да. Ушел,
понимаете ли, проходными дворами — там черт ногу сломит, если не знать.— Получается, его вел кто-то из местных, — я аккуратно подыгрывал, давая Зубатову выговориться, уже не первый раз мелкие детали и оговорки давали полезную информацию.
— Удалось установить, что он виделся с неким Дрибой. Не слышали про такого?
— Нет, раньше не слышал, а последнее время вообще не до того, Сергей Васильевич, у меня выставка на носу, квартал под заселение и проектирование двух заводов в конторе, сплю по четыре-пять часов в сутки, — для вальяжной и даже расслабленной Москвы, где профессора читали от силы две лекции в неделю, такой режим был из ряда вон. Но недосып не помешал мне услышать главное — кличку Дриба я использовал только в общении со Стариком, из наших меня под таким именем никто не знал. Значит, протекает где-то в ближайшем окружении Ильича, и теперь вопрос, как легализовать перед ним это знание, не засветив контакта с Зубатовым.
После дел, так сказать, политических, мысли плавно перетекли к делам строительным… Два дома готовы, третий закончим в середине лета, четвертый — к осени, а вот пятый и шестой подвисают, стремительная как улитка российская бюрократия все никак не сподобится выдать разрешение на девять этажей. При этом все ахают и охают, читая в газетах про то, как в Чикаго поднимают шестнадцатиэтажный дом на стальном каркасе всего за четыре месяца. Или они просто вымогают взятку? Может, принять в кооператив кого из начальства? Это должно сработать, но потом выйдет боком — появление чинуши в окружении инженеров и адвокатов чревато конфликтами. Черт, если летом так и не будет разрешения, придется строить в шесть этажей…
Дальше вспомнился Болдырев… виделись в Питере, “на бегу”, он тоже зашивался, но успел повосторгаться точным предсказаниями событий в Трансваале, где британцы сняли осаду с Мафекинга и даже принудили к капитуляции “армию” Питера Кронье — дела буров явно покатились под гору. В Южную Африку, как сказал Лавр, командировали всего шесть офицеров, надеюсь, это косвенное доказательство того, что военно-учетный комитет разворачивает свои операции не там, а в Маньчжурии. Да и сам он в мыле тоже неспроста… Ну дай-то бог…
А вот где сейчас “алмазная группа”? Когда там Кимберли деблокировали, два месяца назад или уже больше? Ни слуху, ни духу… лишь бы живые вернулись, хрен с ними, с брюликами…
Но как бы не ворочал я в голове булыжники этих мыслей, мерный стук колес на стыках и покачивание вагона в конце концов меня убаюкали, и я заснул.
Утром проскочили Вильну и Ковно и через пару часов вышли на перрон в Эйдткунене, где на другом пути у той же платформы, на узкой европейской колее, нас ждал сиявший такими же металлическими буквами Compagnie Internationale des Wagons-Lits поезд-близнец, с такими же диванчиками с голубой обивкой и тисненой кожей. Грузчики споро перекидали багаж, пересадка закончилась и за окнами потянулись прусские вересковые поля и нечастые сосновые леса.
Выставка заняла павильонами по отраслям искусства и промышленности и национальными экспозицями Марсово поле с торчащей над ним Эйфелевой башней, сады Трокадеро на другом берегу Сены, эспланаду Дома Инвалидов и обе набережные между мостами Йена и Александра III-го, до кучи в программу были подверстаны Вторые Олимпийские игры и открытие первой линии парижского метро от Венсенских ворот до площади Звезды.
Париж был набит экспонентами и визитерами, спортсменами и зрителями, делегациями и официальными лицами со всего мира. В сей Вавилон, разумеется, собрались и карманники, и проститутки, и черт знает кто еще. Отели мало того, что взвинтили цены, так и трамбовали гостей сверх всякой возможности, и нам грозила участь обитать в сомнительных заведениях пригородов, если бы не Васина суперспособность знать всех путейцев. Оказалось, она действовала и во Франции — инженер Жан-Мари Паскаль, происходивший из богатой семьи Кретьен, заранее пригласил нас остановиться в своем доме на авеню де Малахофф, буквально в двух шагах от колониального отдела Экспо, в самом буржуйском 16-м округе Парижа.