Провокатор

Курорт, вернее, санаторий, располагался на берегу Женевского озера, откуда было рукой подать до предместья Сешерон, где остановился Ленин — готовить революцию в России он предпочел в Швейцарии. Две вещи, паспорт и бесплатное жилье, заставили его изменить первоначальные планы и ни в какую Германию с Мюнхеном не поехать.

Из двух десятков документов умерших и убитых, добытых в госпитале и вообще в Кимберли, Ленину больше всего подошел настоящий немецкий аусвайс на имя Йоахима Геринга (сам обалдел, когда увидел, ей-богу), но я рекомендовал с ним в Рейх не ездить.

А за месяц до моего приезда в двух шагах от парка Мон-Репо и будущего дворца Лиги Наций был арендован домик в три спальни на втором этаже и с кухне-гостинно-столовой внизу, совсем в духе лофт-дизайна XXI века, его-то я и насунул Ильичу, типа мне пока не нужен. Мебели пока было не очень, но это дело наживное, зато до границы, случись чего — всего четыре километра, час пешком не торопясь.

Такое жилье оказалось весьма кстати, вскоре приехала Крупская, следом ее мать, Елизавета Васильевна, а еще через неделю Мария Эссен, бежавшая с дороги в сибирскую ссылку. И оказался Старик в женском царстве, причем общаться предпочитал с Машей — женщиной энергичной и обаятельной, тем более яркой на фоне серой мышки Наденьки.

Так одним не то чтобы прекрасным утром я добрался до Ульяновых-Крупских как раз в разгар семейного скандала.

— Ты постоянно с ней наедине! — зло выговаривала Ильичу Надя.

— Мы заняты работой! — отбояривался будущий вождь мирового пролетариата.

— А в горы вдвоем вы тоже работать ходите??? — уже не сдерживаясь, вспылила Крупская. — А по вечерам, когда все спят, тоже вдвоем работаете??? Почему на собрание Лиги вы пошли вдвоем, без меня?

— Надя…

— Это измена!

… вскричал Мальчиш-Кибальчиш. Надя схватила с полки у двери шляпку и кинулась наружу, едва не вынеся меня, застывшего в проеме дверей. Ленин отвернулся к окну и явно не собирался мириться, так что пришлось мне. Далеко уйти Крупская не успела, догнал я ее быстро и взял под локоть, Надя кусала губы и была готова вот-вот зарыдать.

Так, вляпался в семейную ссору, молодец. Надо срочно успокоить, а как успокоить женщину? О! Я свистнул кстати подвернувшегося извозчика и назвал ему один знакомый адрес в центре.

— Что случилось, Надя?

— Она… Он… он называет ее “зверушкой”, а она зверь, зверь! — Надя наконец-то заплакала, чем и занималась все пятнадцать минут, пока мы ехали до Geneva Coiffure et Esthetique.

— Приехали, — я помог сойти ей с пролетки.

Увидев парикмахерскую Крупская возмущенно заявила:

— Нет, я сюда не пойду, зачем это?

— Затем, что вам сейчас необходимо отвлечься, а ничего лучшего, чем новая прическа, для женщин пока не придумано, — я, поманил рукой стоявшего на входе служителя и велел позвать хозяина. Через пару минут появился приятный француз с усиками а-ля Эркюль Пуаро.

— Жан Кастель, к вашим услугам.

— Дорогой Жан, у сестры проблемы с мужем, поэтому ее надо хорошо подстричь, аккуратно причесать, сделать небольшой макияж. Ничего вычурного и сложного, в оперу мы сегодня точно не пойдем.

— Косметические процедуры?

— На ваш выбор. Но главное — постарайтесь, чтобы она почувствовала себя красивой.

— О, не беспокойтесь, это мы умеем, все сделаем в лучшем виде, — с достоинством поклонился мэтр.

— Вот аванс, можете рассчитывать на втрое большую сумму. И еще — вы не знаете в округе хороший магазин готового платья?

— Прямо на другой стороне улицы, — Кастель понимающе улыбнулся и указал сквозь витрину, — хозяин мой давний клиент.

— Отлично, я сейчас пришлю оттуда приказчика, а сам буду вон в том кафе, дайте мне знать, когда закончите.

Француз обеими руками указал на свое заведение:

— Я с удовольствием напою вас кофе у себя в салоне, мсье…

— Благодарю, но мне сейчас не стоит мозолить глаза сестре.

Мэтр поклонился еще раз, а я отбыл в магазин, где точно так же озадачил хозяина, только в смысле одежды и прочего.

Два часа за кофе и ответами на захваченные с собой письма прошли быстро, но когда я вернулся к салону…

И мэтр Кастель, и конфекционист, оказались настоящими мастерами своего дела, меня ожидала настоящая красавица, не зря Крупскую сравнивали со Скарлетт Йоханссон.

И не я один так думал — пока мы прогулочным шагом шли к ресторану, несколько раз слышали восхищенное “о-ля-ля” от наиболее экспрессивных франкошвейцарцев.

Надя делала вид, что это относится к кому-то другому, но ее самооценка явно поднималась.

Женевский сиг с не менее женевскими артишоками под белое вино, которое я подливал и подливал Наде, привели ее в гораздо более спокойное состояние, нежели утром. А уж женевский грушевый пирог с корицей и изюмом (или все-таки вино?) настроил на разговоры.

— Нет, ну почему он так? — грустно поинтересовалась она у меня. — Это же нечестно!

— Надя, — я мягко улыбнулся. — Давайте как взрослые люди — вы же выходили замуж не за Володю, а за революцию, так ведь?

Крупская после короткой паузы печально кивнула.

— И он видит в вас прежде всего товарища, а не женщину… — продолжил я. — И потому так ведет и будет вести себя дальше. Так что если хотите его удержать — вспомните, что вы прежде всего женщина, а не секретарь одного известного марксиста. Ну или устройте ему забастовку.

— В каком смысле? — она подняла на меня заинтересованный взгляд, первый из многих за вечер.

— В прямом. Вы же ведете всю переписку, всю работу над текстами? Ну вот и посмотрите, сможет ли он без вашей помощи, — иезуитствовал я.

А ведь не сможет, к бабке не ходи, всю техническую работу по созданию партии, по проведению ее съездов и конференций, по переписке с тысячами (!) корреспондентов вела вот эта симпатичная женщина с блестящими от вина глазами.

— Давайте еще за ваш успех и поедем домой.

— Я не хочу сегодня домой, там эта! — закапризничала Надя.

Пришлось податься в ближайшую гостиницу, благо в центре Женевы их было достаточно и два номера нашлись без проблем. Я аккуратно довел Надю до двери и совсем было уже собрался распрощаться до утра, как вдруг она прижалась ко мне всем телом.