Провокатор
Шрифт:
— Не уходи.
И я не ушел, я ведь не железный, красивые женщины на меня действуют как и на всех прочих.
Ночь оставила у меня впечатление, что уровень сексуального просвещения в революционной среде никуда не годится, несмотря на все разговоры о новых, свободных отношениях между полами.
Вот так и обзавелся товарищ Крупский рогами. Да уж…
Утром Надя собралась было надеть свое старое платье, но я настоял на новом, и она удалилась в роскошную ванную, где долго лилась вода, звенели какие-то склянки, и наконец вышла оттуда во всем великолепии, но с нахмуренными бровями.
— Эти буржуйские штучки созданы прямо для того, чтобы я чувствовала, что предаю революцию, — махнула
— Ничего не буржуйскими, — подчеркнуто небрежно ответил я. — Такая жизнь должна быть доступна каждому, за это и боремся. К тому же, вы достойны большего.
Она отмахнулась рукой.
— Надя, а может, ну ее, эту “Искру”, давайте к нашим “практикам”, у нас работы — непочатый край!
— Нет, я так не могу, это же подвести товарищей… я с Володей.
— Хорошо, — у меня с плеч прям гора упала, как-то я не планировал отбивать жену у вождя мирового пролетариата, — но тогда не забывайте, что вы красивая женщина, марксизм марксизмом, но и себя нужно тоже нести высоко. И веселей, революцию надо делать весело, хорошее же дело!
— Это серьезное дело, какое уж тут веселье… — деловито заявила Надя.
Судя по всему, факт измены мужу ее никак не смущал.
— Самое настоящее, не пошлые шуточки, а вот как Толстой писал про начало баталии, “страшно и весело”, кураж должен быть, эгегей! — тут меня понесло, я внезапно запел, насколько это можно назвать пением, “Как же нам не веселиться, не грустить от разных бед, в нашем доме поселился замечательный сосед”, да еще и выдал несколько па твиста на гостиничном ковре.
Надя сперва смотрела широко раскрытыми глазами, но танца не выдержала и начала хохотать, а я завершил свое триумфальное выступление.
— Ой, Дриба, — вытирая глаза от слез проговорила наконец-то Надя, — из вас иногда такое вываливается…
Эх, знала бы ты, что из меня еще может вывалится… но лучше тебе не знать, хватит мне одного Зубатова.
— И обязательно научитесь готовить, вы нам нужны живые и здоровые, а питание — основа всего. Ваша мама здесь, вот и помогите ей, а то на “буржуазные штучки” жаловаться вы можете, а без прислуги и посторонней помощи никак.
Так и доехали обратно, изо всех сил делая вид, что ночью ничего не было. Елизавета Васильевна крикнула наверх “Надя вернулась!” и со второго этажа ссыпался Ленин, начав вопрос “Где ты бы…” еще на лестнице, но налетел на новый образ Нади, как на каменную стену и несколько мгновений стоял, ловя ртом воздух.
— Цените, Старик, рядом с вами настоящее сокровище.
— Я слышал, вас можно поздравить? — сарказм в голосе Ленина можно было черпать половником.
— С чем же?
— С орденком, — Ильич отсалютовал мне тростью. Мы в очередной раз выбрались в горы и теперь гуляли по альпийским тропинкам, с которых уже сошел снег.
— А, да, — улыбнулся я, — есть такое дело, сам не ожидал. Впрочем, главный триумфатор у нас инженер Собко, ему “Владимир” обломился, а мне всего лишь “Станислав”.
— За что же ему такая честь? — Старик подчеркнуто удивленно вздернул бровь.
Я про себя хмыкнул, вот уж нежданчик, завидует, что ли?
— Формально за успех на выставке, а фактически за бескорыстие — он же отдал наш патент в пользование за сущие копейки. Правда, миллионерами стать это нам не помешает, вагонов в Европе много.
Ленин отвернулся — еще бы, такие бабки мимо, я же сразу обозначил, что финансировать узкопартийную газету не буду. Денег Струве и Туган-Барановского надолго не хватит, а субсидия Саввы Морозова трудами Красина и Андреевой ушла к нам, отчего к предсказанным редакционным склокам
в “Искре” добавилась и финансовая проблема. И это не говоря о том, что первый номер благополучно потеряли из-за хреновой логистики, так что я потихоньку клевал ему мозг на предмет присоединится к нашему проекту, названному без затей “Правдой”. Участвовать в нем согласился весь цвет русского социализма — Чернов, Кускова, Пешехонов, даже Роза Люксембург и сам Петр Алексеевич Кропоткин, не хватало только эсдеков, но они пока предпочитали грызться в своем узком кругу. Под газету были развернуты пятнадцать типографий в разных городах, причем такая распределенная печать снимала проблему доставки через границу. Да, номер будут выходить в разных местах в разные даты, ну и что, мы же не агентство новостей.— Мне кажется, вы слишком концентрируетесь на создании партии, упуская создание широкого движения… — я про себя чертыхнулся, проклятая кружковщина так и лезет наружу, все смотрят в рот лидеру, а кто не все, того размежуем. — Ну сколько сейчас марксистов в России, настоящих, не тех, кто сегодня ради моды, а завтра там, куда ветер дунет? Ну тысяча, ну пусть даже десять тысяч. Капля в море, все друг друга знают, одного заагентурил — и конец, вся организация под колпаком. А завербовать кого-нибудь из молодых много умения не нужно, увлекся девицей — нужны деньги на подарки — добрый дядя помог — и оказался полицейским. И все, на крючке.
— При соблюдении правил конспирации это несущественно, — отрезал Ильич
— Полиция тоже соблюдает правила конспирации и, поверьте, понимает в этом лучше иных подпольщиков, опять же, сил и опыта у нее несравнимо больше, — я вспомнил историю с моим псевдонимом и мне захотелось отвесить будущему вождю мирового пролетариата хорошего леща. — Кстати, кто кроме вас знает мою кличку?
— Надя, сестры, Глеб ну… — Ульянов наморщил лоб. — Ну и редакция. А в чем дело?
— После нашей встречи в московских кружках несколько раз всплывал вопрос “Кто такой Дриба?”, причем в одном случае его задавал заведомый полицейский провокатор.
Лицо Ленина в буквальном смысле вытянулось.
— Не думаете же вы…
— Не думаю, — отрезал уже я. — Но обязан учитывать любые варианты, как то: агента рядом с вами, несоблюдение правил, лишнюю болтовню и так далее. Но факт налицо, мои “практики” меня как Дрибу не знают…
— Возвращаясь к партии, — псевдо-Геринг предпочел сменить тему. — Я все больше утверждаюсь в мысли, что сам пролетариат выработать революционное сознание не может, исключительно своими силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское. — Ленин прислонился к скальному выступу у тропинки, где, кроме нас, гулял лишь холодный ветерок с озера. — Появление революционного сознания невозможно без помощи извне, со стороны революционной буржуазной интеллигенции, людей с образованием, к которым принадлежали Маркс и Энгельс, почти все нынешние лидеры социал-демократии в Европе, да и мы с вами.
— Полностью согласен.
— Поэтому-то я и считаю, что нам необходима устойчивая и хранящая преемственность организация руководителей. И чем более мы сузим состав, в идеале только до профессиональных революционеров, тем труднее будет „выловить” такую организацию.
Мысли у Старика бродят те же самые, что через полгода лягут в основу работы с чернышевским названием “Что делать?” — вождизм, профессиональные революционеры, узкая партия… Впрочем, с чего бы им быть другими, если пока никаких существенных изменений вокруг Ленина не случилось? Нет, надо давить паровозы, пока они чайники, изживать узость и вождизм. Даже Ленин и Сталин наломали дров в статусе непогрешимого лидера, а что могли натворить Троцкий или там Зиновьев, вообще страшно представить.