Прозрение. Том 2
Шрифт:
И почти тут же в инфабазе корабля появилось извещение от министерства о том, что восемнадцать тяжёлых крейсеров крыла направляются в подчинение новому командующему объединёнными силами Юга. И копия приказа о назначении.
Абэлис начал читать приказ.
Он смотрел на экран и не мог собрать буквы в слова: «…районе Джангарской развязки…. Блочная платформа…базе…»
Генерал прикрыл глаза ладонями. Открыл.
«…совещание будет проходить на сборной стыковочной платформе на основе трёх судов: „Леденящего“, „Гойи“ и земного корабля „Инвалютор“. Время стыковки — 17.45 по общему времени рукава Галактики. Место
Командующий объединёнными силами Юга Колин Макловски.
Вот так: просто Юга. А не Юга Империи или Содружества.
Содружества уже нет в планах Империи?
А в личных планах Колина?
Абэлис криво усмехнулся, представив лицо читающего этот приказ Локьё.
Будь эрцог имперцем, комкрыла точно знал бы, куда он пошлёт человека с подобным приказом.
И тут его как огнём обожгло прочитанное, но недоосмысленное: «…земного корабля „Инвалютор“?!»
Дьюп. Стыковочная платформа. Окрестности Джанги
«Инвалютор» поражал даже не размерами, а тем, что не был похож на корабль.
Форма его напоминала два яйца, висящие рядом без всякой видимой связи и перемычки.
Внутри одного из яиц пространство было организовано ещё более странным образом — шарообразная вращающаяся платформа в центре и радиальные «лучи-лифты», пронизывающие белую, мерцающую плоть корабля, клубящуюся за их прозрачными стенами.
На самой платформе тоже было по колено липкого белого газа.
Вряд ли «белые люди» хотели произвести впечатление на Колина — скорее, они так понимали удобство.
А ещё внутри белого корабля не было никого: ни человека, ни зверя. На всём пугающем белёсом обзоре.
— Поначалу мы переносили только ядро личности и её память о прошлом. Потому наши личности и получались иначе устроенными, чем человеческие… — голос возник из ниоткуда, и только потом из тумана стало формироваться тело.
Колин тоже возник из тумана, но целиком — с голосом и блестящей от пота лысиной.
Тело Ликама Брегенхайнера всё ещё создавалось. Его ласкал липкий белый туман. Поднимался от коленей к плечам, проникал сквозь невидимые поры его тела и снова падал вниз тяжёлыми хлопьями.
В какой-то момент оболочка хатта пошла мелкой рябью, потекла, но разряд, прошивший туман, снова сделал её похожей на человека.
— Логика строения мозга и память — ничто без эмоциональных связей, личностной окраски воспоминаний, особенностей социального поведения, — продолжал он как ни в чём не бывало. — Даже последовательность раздражения разных участков мозга играет иногда огромную роль. Ну, и гормоны, конечно. Ваше поведение — гормонально обусловлено. Но постепенно мы исправили ошибки моделирования сознания человека и научились кое-что имитировать.
Ликам Брегенхайнер направился к одному из «лифтов», делая Колину жест следовать за собой.
— Всё это вместе — не просто карта личности, это продукт уникальной логической, эмоциональной и социальной эволюции индивида в обществе таких же, как он. Да, это трудно: смоделировать всю ежесекундно меняющуюся информацию мозга вместе с системой глиальных связей каждого нейрона. Но мы умеем и это. И умеем предсказывать алгоритм изменений. Проблема в другом — если электрическая активность мозга прерывалась, можно восстановить только размер и количество его уникальных полей. Но в этих полях уже не будет личного опыта распознавания, накопленного индивидом. Память утрачивается полностью,
если мозг был лишён кровоснабжения достаточно долго. Пять-семь минут — и результат уже сомнителен, и обязательно будут провалы в памяти. Десять-пятнадцать минут, и мы рискуем получить личность, далёкую от исходной. Полчаса — и уже совершенно точно будет другой человек с тем же общим личностным потенциалом. Мы вырастим необходимые участки мозга, при необходимости — вырастим даже весь мозг. У человека останутся склонности, похожие на склонности первоначальной личности, его способности. Но не более.— Я знаю всё это, Хаген, — кивнул лендслер.
Ликам Брегенхайнер, отзывающийся и на это, более короткое имя, тоже кивнул в ответ:
— Я уважаю базовую сумму твоих знаний, но всё же могу предоставить и кое-что новое для твоего осмысления.
Хаген помолчал, продвигаясь вперёд по колено в таком приятном ему белом тумане. Обернулся:
— Мы изучили мозг. И у меня есть некоторая надежда.
Колин вгляделся в лицо хатта.
Мышцы лица Хагена были неподвижны. Хатт посчитал несущественным тот момент, что они должны постоянно сокращаться.
— Да, я надеюсь на инфицирование, — кивнул он, распознав почти незаметные сокращения мимических мышц собеседника. — Надежда была сразу. Она зиждется не только на исследованиях доктора Есвеца, но и в непонятной мне силе нежелания твоих «друзей» вернуть нам тело. Всё, что я рассказал здесь, им тоже известно. Но чего же они боялись тогда? Ну, вырастим мы новый мозг с теми же условными характеристиками, и что? Шанс, что мы получим такого же уникального бойца, как ваш капитан, стремится к нулю. Таким, каким он был, его сделала вся его сложная и многогранная жизнь. Её не повторить… — Хатт помедлил, и вдруг глаза его распахнулись необыкновенно широко, напоминая, что Хаген — не человек. — Так почему они так тряслись над куском мяса?
Колин молчал.
Не потому, что не понимал слов или у него не было версий. Он просто хотел услышать сначала чужое мнение.
— Я рассуждал так: если он попал к ним в руки в состоянии остаточной активности мозга, они могли грамотно законсервировать её, — продолжал Хаген. — Тогда мне понятно их нежелание терять материал для изучения. Но если им в руки попал труп, их поведение должно быть иным. Зачем им кусок человечьего мяса? Значит, что-то отличало вашего капитана от трупа и в момент обнаружения тела.
— Будь он жив — я бы почувствовал, — сказал лендслер.
— Это не так линейно, — Хаген активировал способность улыбаться. — Тем более, это был обученный эйнитами человек. В критической ситуации он мог защитить себя от восприятия другими. Даже друзьями.
— Знаний у него немного. Интуитивно он делал иногда большие шаги, в которых потом сам же и терялся. Я и не предполагал, что он сумеет покалечить «Спору». Для этого нужно было воздействовать непосредственно на пространство вокруг корабля. Изменить гравитационные постоянные и сдавить корабль. Не думаю, что он хотя бы слышал о том, что такое возможно.
— Ты говоришь о нём, как о живом, — заметил Хаген. — Это правильно.
Он сунул руку себе в грудь и принялся копаться там, как в шкафу, пока не вытащил прозрачный кубик с жидкой малиновой начинкой. — Если ты не имеешь ничего против, я приму наркотик. Это поможет мне настроиться на предстоящий разговор, он будет трудным.
— Зачем вам наркотики? Ваше так называемое «тело», насколько я знаю, ещё и фабрика по производству «химии» мозга. Ты же можешь приготовить любой наркотик непосредственно внутри?