Прямо сейчас
Шрифт:
– У нас и так жизнь достаточно веселая, Фигаксель. Мы работаем без особого напряга и бабки просаживаем, как хотим.
– А будет еще веселей.
– Если ты так уж хочешь, чтобы было еще веселей, то почему у отца денег не попросишь? Он у тебя бизнесмен, бабла у него лом.
– Я тебе уже говорил.
– Когда ты говорил, мы не рассматривали такой стремный вариант, как сейчас. Нам надо на будущее все теги просчитать, чтобы потом не было сбоев и всяких дурацких ошибок-404.
– Это интернет-ошибка?
– А какая еще? Четыре ноль четыре – «Страница не найдена».
– Я их по номерам
– О том, что мы все должны сейчас для себя прояснить. Поэтому говори: почему ты не используешь этот простой и логичный вариант для получения денег – тупо попросить у отца?
– Потому что он за эти деньги будет меня напрягать. Заставит работать там, где я не хочу.
– Где?
– У него, в сети бензозаправок, например.
– Скажи ему, что тебе это скучно.
– Говорил сто раз. А он: «Тогда иди учиться на того, кем тебе не скучно работать, иди на какую хочешь платную программу, я тебе любой университет мира оплачу». А я ему: «Не хочу!» А он мне: «А чего же ты, баран, хочешь?!»
– Это, кстати, и есть главный вопрос, – задумчиво вставил Данила. – Очень хороший вопрос.
Виктор, увлеченный рассказом и внутренне переживавший разговор с отцом на эту болезненную тему, посмотрел на Данилу со злостью.
– Да! – сказал Виктор. – Это замечательный вопрос.
– Вот именно. Так чего ты хочешь?
– Я не знаю! – Виктор покраснел, глаза его блестели, будто он сейчас отвечал не приятелю, а навязчивому отцу. – Я вот работаю альпинистом, лазаю по самым высоким зданиям Москвы, это не престижно, но зато прикольно, это драйв, и это мне на данный момент нравится! Понятно?! А что мне завтра понравится, я не знаю!
– А чего ты на меня-то орешь?
– А чего ты про отца начал?
– Я не про отца, вообще-то. Я имел в виду, что на данный момент этот вопрос для нас с тобой – ни для какого не для отца, а для тебя, и для меня – главный. Вот я и спросил.
– А ты сам чего в жизни хочешь?
В этот момент в дверь квартиры позвонили.
– Сосед, что ли, опять на пиво сшибить денег приперся? – предположил Виктор и двинулся в прихожую.
– Не открывай ему, – сказал Данила вслед. – Забодал, старый алкаш. Он мне с позапрошлого раза так деньги и не вернул. Говорит, что не брал.
С минуту из прихожей ничего слышно не было, кроме короткого тихого скрипа внутренней двери. Было понятно, что ее, деревянную дверь, Виктор открыл, а внешнюю, железную, открывать не стал. Данила хотел было крикнуть Виктору: «Ну кто там?», но поостерегся, потому что теперь, когда квартиру и лестничную клетку разделял только лист железа внешней двери, его слова могли быть услышаны соседом, если, конечно, там был сосед. В этот момент Данила услышал некий приглушенный гомон со стороны прихожей – похоже, где-то за пределами их квартиры кто-то переругивался.
Данила молча направился в прихожую, стараясь не топать каблуками – туфли он по-холостяцки и не подумал снять, когда они пришли домой (так же, впрочем, как Виктор – свои кроссовки).
– Ну, что там? – шепотом спросил он приникшего к дверному глазку Виктора.
Тот на секунду обернулся, коснулся указательным пальцем губ, показывая, чтобы Данила не шумел, и вновь стал наблюдать за происходящим на лестничной
клетке.Из-за двери доносились мужские голоса, теперь Данила отлично слышал их.
– Мужик, чего тебе надо? Иди, проспись, – один голос.
– Сам иди, – другой голос; Данила узнал его, надтреснутый и хриплый, он явно принадлежал их соседу, пьянице. – Вы кто такие, вообще?
– Кто надо.
– Вы здесь не живете, – снова пьяненький сосед.
– Слушай, мужик, тебе же неприятности не нужны, – еще один голос. – Вот удостоверение, видишь? А теперь вали отсюда. Быстро.
– Так бы сразу и сказали, что ФСБ, – голос соседа стал почтительным, – тогда я пошел.
Виктор и Данила, услышав эту фразу, переглянулись.
– Давай-давай, иди, папаня, – донеслось из-за двери.
В дверь снова позвонили, на сей раз настойчивей.
Виктор сделал шаг назад и быстрым махом, чтобы не скрипнула, прикрыл внутреннюю дверь, остановив ее движение за дюйм до того, как она должна была хлопнуть, и дальше медленно-медленно вдавил ее до конца в створ рамы.
– Недружелюбный интерфейс подкрался незаметно, – шепотом прокомментировал он.
– И хрен куда отсюда денешься, – так же тихо отозвался Данила. – Что с термосом делать? С балкона выкинуть?
– Идея хорошая. Но… э-э… погоди, может, просто дверь не открывать? Типа нас нет дома?
Дверной звонок уже заливался, не переставая.
– Третий звонок, зрители настоятельно приглашаются в зал, – сказал Данила.
Затем звонок неожиданно смолк, и у двери послышалось копошение, как будто кто-то с той стороны вставлял ключ в замок.
– Хотят дверь отмычками вскрыть, – сказал Виктор. – Я думаю, надо валить.
– Спасибо за мысль, капитан Очевидность. Лучше бы сказал, куда валить, мы на пятнадцатом этаже.
– С балкона – вниз.
Виктор шмыгнул в ближайшую комнатку и почти сразу выскочил назад с мотком каната на плече и дощечкой-сиденьем, закрепленной в широких лямках, которые позвякивали пряжками и альпинистскими карабинами.
– Мы на пятнадцатом этаже, – сказал Данила.
– Давай за мной, – скомандовал Виктор и устремился во вторую комнату.
– А с термосом что? – громким шепотом спросил Данила, догнав друга у двери на лоджию.
– Блин, термос! Не знаю, – застегивая на себе альпинистские ремни, Виктор выглянул за перила вниз.
– Термос надо взять с собой. Я сейчас, – сказал Данила и помчался на кухню.
Не прошло и четверти минуты, как он вернулся с рюкзачком, в котором болтался термос. На улице уже было совсем темно. Шагнув к краю лоджии, он посмотрел вниз, за перила. У соседей этажом ниже свет не горел, и через этаж тоже было темно. А дальше попадались горящие окна, там точно были люди, и кто-нибудь из них наверняка заметит, как они спускаются, и понятное дело, сразу настучит в полицию, подумал Данила.
Виктор пристегнул маленький карабин с канатом к металлическому креплению лоджии и стал оглядываться по сторонам, непроизвольно хлопая ресницами, а в голове Данилы мелькнула тоскливая мысль о том, что теперь уже назад ходу нет, потому что Виктор решился. До этого фирменного похлопывания ресницами еще можно было попытаться отговорить Фигаксаля от задуманного, но после – никогда.