Прямо сейчас

– Ну, как какой – наш, – ответил Кутыкин. – Сценарий фильма. Я тебе тут про него чуть не час рассказывал.

– А, ты про это. А разве я принята в команду?

– Ну, а почему нет? – Кутыкин вальяжно расселся в кресле, с хруптом откусил от яблока, налил себе еще водки. – Хотя команда – это слишком сильно сказано. Ты да я – вот и весь творческий коллектив.

– Ты хочешь взять меня в соавторы?

Кутыкин закашлялся, подавившись куском яблока.

– Да нет, я сам все сделаю, – и он снова закашлялся, и Ольга из-за этого вспомнила, что эту же фразу он сказал в постели перед тем, как заняться самоудовлетворением. Похоже, и он припомнил свои слова, потому и закашлялся, подумала она.

Прочистив горло, Кутыкин стал говорить осторожнее, чему способствовала и вновь наплывшая волна опьянения.

– Проблема, я хочу сказать, не в этом. Я, когда говорил про твою помощь, то имел в виду просто какую-то подсказку, какие-то штрихи, типа того, понимаешь? Мы могли бы помозговать вместе. Мы же думаем с тобой практически одинаково, не заметила?

Ольга смутилась, но и было заметно, что загордилась собой.

– Ты даже умнее меня, положа руку на сердце, – ковал железо, пока горячо, Кутыкин.

– Ну, уж скажешь.

– Точно тебе говорю. Так что… можем даже и сейчас заняться этим. Разбуди компьютер, если хочешь, он не отключен.

Она нажала на энтер, и системный блок действительно тихо зашелестел включившимися вентиляторами, а на мониторе показалась уже открытая пустая вордовская страница с курсором, одиноко мигающем в самом ее начале.

Ольга не загораживала своей спиной экран от Кутыкина, и с его места ему был хорошо виден этот курсор, ежесекундно пропадающий и вновь возникающий на фоне бескомпромиссной пустоты страницы. Тоска и отчаяние накатили на писателя. Он вдруг с предельной ясностью осознал, что в принципе не способен создать сценарий. Остатки иллюзий на этот счет пропали, едва он увидел Ольгу сидящей у клавиатуры. Как-то враз ему стало понятно, что есть вот люди вроде Ольги, или вроде кого-то еще – неважно кого, которым это дано, а есть такие, как он, которым не дано, и ничего с этим не поделаешь. Он, Виталий Кутыкин, не может работать по плану, по теоретически выверенному чертежу, потому что он не ремесленник. Мысль о собственной избранности, однако, не умалила его отчаяния.

У Кутыкина возникло стойкое ощущение, что он сваливается в пропасть – не соскальзывают его пальцы в попытке уцепиться за последний уступ скалы, а уже соскользнули, и остается только закрыть глаза, чтобы не видеть стремительного приближения безжалостного дна ущелья, мчащегося к нему снизу, чтобы расшибить в позорную кляксу.

– Хотя… – вяло промолвил Кутыкин, – ну его к свиньям, не будем ничего делать.

Он доверху наполнил водкой стограммовую рюмку.

– Будем пить.

Сказал и выпил.

А потом выпил еще. И еще пару раз. И вскоре он, промямлив, словно разговаривал сам с собой: «Что дальше делать, я вообще без понятия», уснул с зажженной сигаретой в руке перед молча и с удивлением глядящей на него Ольгой.

Надо заметить, что запой давно уже стал привычным ответом писателя на непреодолимые (или по крайней мере казавшиеся непреодолимыми) обстоятельства жизни. Еще в юности, когда он только начинал пробовать себя на писательском и питейном поприщах, запой позволил ему увильнуть от женитьбы на девушке Тане, с которой он был дружен с младших классов школы. Дело было так. Мать Виталия не одобряла этот выбор и терпела девицу рядом со своим сыном только до тех пор, пока речь не зашла о женитьбе – тут уж властная мамаша взялась за дело энергично. Она убедила Виталия в том, что женитьба пустит под откос всю его жизнь, потому что, если родится ребенок, а он непременно родится, то Виталик не сможет окончить университет, его заберут в армию и вообще все будет очень плохо. Она так методично, так изобретательно и живо расписывала сыну ужасные последствия раннего брака, что Виталий и в самом деле решил, что надо бросить подругу. Хотя, когда он размышлял обо всем этом наедине с собой, он, конечно, не был уверен в том, что мать права. Он любил свою Татьяну. Не смея напрямую прекословить матери, послушный сынок попробовал съюлить, наврал, будто уже спит с девушкой (хотя только лишь мечтал об этом), будто дал ей слово жениться и что, мол, отказываться теперь будет с его стороны подло. Но мать предложила способ действий, который не мог ему не понравиться. Зная определенную – пусть на тот момент и не сильную, но все же – тягу сына к алкоголю, мать присоветовала ему «запить», не всерьез, а понарошку. Твоя Татьяна, дескать, и сама не захочет идти за тебя, если увидит, что ты пьяница. Так и получилось, Виталик что ни день с удовольствием напивался, и Татьяна, промучившись с ним какое-то время, оставила его. Так что мамочкин план сработал отлично. Но, увы, этот же план стал затем срабатывать в жизни Кутыкина всякий раз, когда ему требовалось по-страусиному спрятать голову в песок.

Ольга подошла к похрапывающему писателю, взяла из его пальцев сигарету и затушила в пепельнице.

«И все-таки мы его потеряли», – подумала она.

Ольга оглянулась кругом и от нечего делать снова присела к компьютеру. Спать совершенно не хотелось, несмотря на то, что за окнами уже светлело. На экране монитора был пустой вордовский файл. Ольга посидела перед ним в задумчивости некоторое время, а потом, не обратив внимания на то, что экран показывал не первую страницу документа, а вторую, начала печатать. Пустые страницы всегда действовали ей на нервы, и сейчас она решила, что раз уж ее пригласили поработать над сценарием, то почему бы немножко не пофантазировать – так, ради хохмы – нагромоздить какой-нибудь безтормозной ерунды. В порядке бреда. В порядке мозгового штурма.

Глава 21. Трещины в бетоне

– Прогуляемся, нечего на машинах тут, – буркнул президент Российской Федерации Владимир Иванович Паутов, и процессия, состоявшая из примерно двадцати человек, степенно двинулась от здания аэропорта по летному полю в сторону самолета, на борту которого было написано «Россия», а на хвосте изображен двуглавый орел. Погода была классически летной, ярко светило солнце, и их фигуры, облаченные в безукоризненные официальные костюмы, отбрасывали на бетон контрастные черные тени. Впереди шел Паутов, рядом с ним почтительно семенил руководитель администрации президента Юрий Владиленович Байбаков, позади них двигались члены правительства и другие важные персоны. Среди идущих, в самом хвосте группы, были и два советника президента, члены кадрового резерва Степан Федорович Казачков (тот, что на совещании в Кремле по поводу будущности державы высказывался за расширение российской империи) и Аркадий Леонидович Прибытков (который предлагал, наоборот, избавить страну от непрофильных регионов, чтобы превратить ее в высокорентабельную нефтегазодобывающую корпорацию).

Казачков был явно не в духе.

Прибытков тоже был невесел, но вместе с тем и не унывал. Сосредоточенный и подтянутый, Аркадий Леонидович ступал по бетону, не замечая яркого летнего дня – он увлеченно просчитывал ситуацию, возникшую на шахматной доске жизни в связи с ситуацией в Белоруссии. В его голове возникали, как всполохи, всевозможные варианты назначений и всяческих перестановок в правительстве и высших эшелонах наиболее влиятельных ведомств России. Ситуация была чертовски любопытная, она предполагала самые неожиданные варианты развития игры и будоражила воображение. Конечно, плохо, думал Прибытков, что стратегия, которую проталкивает «этот говнюк» (под говнюком подразумевался идущий рядом Казачков), оказалась вдруг настолько продуктивной. Но это все ненадолго. Империя! Господи, ну надо ж быть таким ослом, чтобы всерьез рассчитывать, будто подобные сценарии имеют будущее. Просто поразительно, как молодой и в принципе не совсем уж тупой человек, думал Прибытков о Казачкове, способен пробавляться такими замшелыми идеями и мечтами, они изжили себя еще в конце XX века! Как можно не понимать очевидных вещей? Ну, ничего! Отсталая Белоруссия кандалами с гирей повиснет на ногах России, и скорое крушение экономики станет неизбежным. И тогда-то уж идеи трезвого менеджмента победят. А с ними выйдет на поверхность и тот, кто с самого начала предлагал их придерживаться. Ничего-ничего, пусть пока радуется, придурок, тем сокрушительнее будет его проигрыш. Прибытков отвлекся на секунду от своих размышлений и глянул на идущего чуть ли не плечом к плечу с ним «придурка». И только сейчас Прибытков обратил внимание на то, что Казачков не сияет от радости, что он даже вроде чем-то расстроен. «Надо бы с ним сконтачиться, – подумал Прибытков, – сделать вид, что я на его стороне покамест. А после, когда вся эта тупая затея с воссоединением стран обернется пшиком… Когда только это „после“ наступит?.. Плевать, у меня достаточно терпения и стрессоустойчивости».

– Чего нос повесил? – без обиняков спросил он Казачкова. – Ты должен быть доволен, видишь, все получается, как ты и говорил, империя возрождается. И я, знаешь, тоже понял, что, может, ты и прав.

– Да? – спросил Казачков, но думал он, похоже, о чем-то своем.

– Конечно, – Прибытков поддал своему голосу бодрости, его не устроило, что Казачков не заглотнул сходу его наживку и не проникся к нему расположением, он даже слушал-то его, судя по всему, вполуха, – А что? Жизнь проверяет теории. И что нам показывает жизнь сегодня, а, что?

Казачков ответил лишь смущенным смешком, но главного Прибытков добился – теперь Казачков слышал его, да и какое-то подобие улыбки продемонстрировал.

– Я, честно, от всей души поздравляю тебя, – продолжил атаку Прибытков. – То есть когда проигрываешь кому-то (а я тебе, конечно, проиграл), то расстраиваешься. Но с другой стороны, когда это проигрыш сильному противн… то есть даже и не противнику, а… э-э… оппоненту, да, оппоненту, то это тоже хороший результат игры, правильно? Как считаешь?

– Да, – неуверенно ответил Казачков. – В принципе так.

– Конечно. И тебе наша игра была на пользу, потому что тебе было с кем спорить, с кем оттачивать свою аргументацию. Поздравляю! – Прибытков схватил руку Казачков и потряс ее.

– Спасибо. Надо же, а я думал, ты будешь недоволен.

– Ну, здрасьте – недоволен. Мы работаем на один результат – на благо страны.

– Ну да.

– Что-то ты правда какой-то в воду опущенный. Что-то случилось?

– Да нет в принципе, – неуверенно ответил Казачков. – Нельзя сказать, что прямо «случилось». Но… просто странное дело, у меня работал агент. В окружении Микулова.