Прямо сейчас

– Ну вот в этом и фишка, – увлеченно продолжала Ольга, – на дворе XXI век, сейчас реальность смешивается с тем, что происходит в интернете. А значит (сделала я гениальный вывод), пора уже специально это смешивать для нового формата кино. Потом можно будет смонтировать кадры, снятые во время реальных событий, и обычные киношные кадры, выдуманные. Ты врубаешься, Ксюха?

– Где они едут? – спросила Ксения. – Данила по мобиле сейчас сказал, что он на Тверской.

– Ну да, на Тверской, – ответила Ольга. – И ты прикинь, как америкосы быстро с нашими договорились. Сорвались и примчались снимать – вот это скорость менеджмента! Полный привет.

– Лабуда, – подал голос из кресла Кутыкин. – Такая документалистика в игровом кино не прокатит. Потому что пока будут снимать игровую часть, жизнь уже в другое русло пойдет. И получится, что у зрителя будет при просмотре фильма раздвоение сознания: одной частью мозга он будет воспринимать кино, а другой – будет сравнивать фильм с жизнью, которая уже на момент просмотра своим чередом пошла, и… короче… э-э…

Ольга не удостоила завистника ответом. Вместо этого она сказала:

– Так, вот что. Они едут в сторону Красной площади. Отсюда до нее пешком минут пятнадцать. Пошли. Я должна быть там, это моя идея, – Ольга снова стала радостно подпрыгивать. – Я должна познакомиться с Дэниелом Дрейком.

– Станет он с тобой разговаривать. Он занят, не видишь? – сказал Кутыкин.

– Он такой умница, он не только играет, он и сценарии сам пишет. Мне есть о чем поговорить с Дэниелом, он супер!

– А мне – с Данилой, он тоже супер.

– А за водкой кто пойдет? – сказал Кутыкин. – Смотайтесь кто-нибудь сначала за пузырем, это же рядом.

– Виташ, ты в своем уме? – спросила Ольга. – Тут такое происходит, а ты со своим похмельем дурацким.

– Ну ты же видишь, меня развозит, я в магаз не смогу сам стаскаться. А выпить водки мне надо непременно.

– Ольга, быстро переодевайся, – сказала Ксения, не обращая внимания на Кутыкина. – Не в этом же тебе перед мировым селебрити представать.

Ольга осмотрела себя – свою маечку и шортики, и в глазах ее отразился ужас.

– Господи, что мне надеть? Что мне надеть?! Я сюда так мало вещей с собой принесла, – и она умчалась в соседнюю комнату, но тут же снова показалась на пороге и сказала Ксении: – А ты представь, сколько этот фильм заработает. Это же ошизенная реклама сейчас идет на весь мир, – и Ольга скрылась за дверью со словами «Где моя чертова одежда?»

…Данила после того, как был бесцеремонно лишен возможности продолжать телефонный разговор с Ксенией, посмотрел на Андрея, потом – на Паутова, и решительно сказал:

– Так, надо отсюда выбираться. У меня есть важное дело.

Между тем джипы, гнавшиеся за ними, вдруг резко затормозили. Грузовик уже подобрался к Тверской площади, где за памятником основателю Москвы Юрию Долгорукому стояла небольшая толпа митингующих. За толпой, в Столешниковом переулке, уходящем вниз правее памятника, виднелись башни двух танков – непонятно чьей страны. Тверской проезд, который шел левее статуи, был свободен, но в случае, если бы танки в Столешниковом переулке оказались белорусскими, то в Тверском проезде грузовик мог бы угодить под их обстрел. Справа от грузовика, ворота, ведущие в Вознесенский переулок преграждала вставшая поперек моечная машина – несомненно, это городская власть от греха подальше перекрыла проезд к зданию правительства Москвы. Впереди Тверскую улицу контролировала целая шеренга из четырех самоходных артиллерийских установок с нарисованными на бортах флагами Белоруссии. Они стояли орудиями к центру города и, соответственно, задом к грузовику.

– Японский бог… войны, – сказал Андрей, глядя на огромные самоходные пушки, перегородившие дорогу к такому близкому уже Кремлю.

Астон-Мартин, съемочный автобус и грузовик остановились. Андрей крутил головой туда и сюда, смотрел то на самоходки впереди, то на джипы в зеркале заднего вида, то на танки в низине за толпой, и не знал, что делать. Грузовик попал в мышеловку, хотя дверца мышеловки и не захлопывалась. Все было очень странно. Танки и самоходки не проявляли ни малейшей активности. Джипы тоже стояли на месте, из них никто не выходил и даже не выглядывал. Затем джипы даже стали медленно сдавать назад.

– Чего это они попятились от нас, как от заразных? – сказал Андрей, глядя в зеркало заднего вида.

Киносъемочный автобус медленно задрейфовал в сторону митинга. Толпа внимательно слушала оратора, стоявшего на помосте с мегафоном в руке. Над деревянной трибуной был растянут транспарант с надписью: «Паутов + Микулов = вор + диктатор (от перестановки слагаемых режим не меняется)».

Паутов воспользовался тем, что американский автобус отправился снимать акцию протеста, и хорошенько приложился к фляжке с брусничной настойкой, хотя и без того уже был довольно пьян. Конечно, с одной стороны, в столь тревожный для страны день президент мог бы быть и потрезвее. Но с другой – не мог. Если у тебя стресс и при этом на тебя пялится весь мир, то в редкие моменты, когда объектив видеокамеры отворачивается и выдается возможность сделать ободряющий глоток из фляжки, то поневоле твоя голова запрокидывается на более долгое время, чем посоветовали бы врачи. И не захочешь, а тяпнешь про запас.

Выпив, Паутов с удовлетворением выдохнул и протянул фляжку Даниле.

– Я больше не буду, у меня еще дела, – твердо сказал Данила.

Паутов хмыкнул и протянул ее Андрею.

– Я тоже, извините, я за рулем.

– Ну конечно, – сказал Паутов, – у всех же тут дела, у одного меня их нет. Выехал вот по туристической путевке из Кремля в Москву, наслаждаюсь видами центра столицы.

Театрально оглядывая окрестности, Паутов остановил взгляд на конной статуе. Вернее, на ораторе, который за спиной у князя Долгорукого в эту минуту закончил речь и стал неистово выкрикивать лозунги.

– Мы за свободу слова! За независимый суд! – кричал он, и толпа мерно вторила ему: – Мы за свободу слова! За независимый суд!

– Кто там орет? Чистяков? – спросил Паутов и сам же ответил себе: – Он, гаденыш. Ненавижу.

И действительно, на трибуне был известный борец за права и свободы, господин Чистяков.

Митингующие при виде приближающегося автобуса с видеокамерой стали скандировать громче и бодрее. Впрочем, некоторые из них, у кого в руках были разного рода гаджеты, направились к грузовику, объясняя что-то остальным и махая им руками, приглашая идти вместе.

Тем временем работавшие на холостых оборотах моторы четырех артиллерийских установок, перекрывших Тверскую, взревели. Самоходки стали медлительно, неуклюже разворачиваться.

* * *

В Кремле президент Белоруссии Антон Микулов затаив дыхание смотрел по телевизору, что происходит с грузовиком в сопровождении Астон-Мартина и съемочного автобуса. Это был, по сути, прямой репортаж о приближении к нему Паутова. О приближении краха его, Микулова, политической карьеры, краха всей его жизни.

В кабинет вошел неслышными шагами министр безопасности Владислав Чернега.

– Всё, Антон Максимович, – доложил он.

– Кому всё?

– Паутову. Я приказал уже без стеснений уничтожить этот грузовик немедленно, из всех танков или самоходок, какие там есть.

– Да? – сказал Микулов. – А мирные граждане? Там же жертвы будут.

– Я сказал, чтобы действовали аккуратно. А с другой стороны, чего уж, лес рубят – щепки летят. А победителей не судят.

– Это мои избиратели, между прочим. Лесоруб-победитель. А главное, еще телевидение, иностранцы эти поганые… – Микулов налил себе водки в рюмку и выпил, затем в сердцах отшвырнул рюмку, налил водки в стакан. – Черт.