Прыжок барса

– Пелий молод, но не наивен. В Александрии ему грозила опасность, поэтому я взяла его с собой. Его окружение не знает, куда мы уехали. Я смею просить не говорить, что мы здесь были.

– Опять смута...
– протянул Терон и нахмурился.
– Значит, тебе известно из какого он рода.

– Я узнала случайно.

– Почему тебе вздумалось вмешиваться? Кто-то тебе это поручил или приказал?

– Это была только догадка. Мне было нужно уехать из города, и я позвала его с собой. Все думают, что мы отправились в Навкратис.

Старик хмыкнул, не сказал ничего. Эл предпочла молчать.

– Почему он привез тебя сюда?

– Я доверилась Пелию, он выбрал эту дорогу. Наверное хотел повидаться.

– Этой дорогой не пользуются ни путешественники, ни торговцы, она не идет берегом. Мы ею пользуемся, чтобы вывозить урожай. Еще разбойники и беглецы, кто ее знает, ходят по ней. На дороге вдоль берега вас могли увидеть люди. Как вы ее нашли?

– Дорогу указывал Пелий. Он понял как сохранить наше путешествие в тайне.

– Да, он рано потерял родителей и научился жить своим умом, хоть хитрость и коварство не в его нраве. Дядя его этого не понимает. Семья Пелия была одной из знатных семей Александрии. Дед Пелия много сделал для этой земли. Я охранял царя много лет и было не раз, что сопровождал его деда в поездках. А охрана знает очень много.

– Расскажите мне о статуе на холме у театра. Той деревянной, в которой есть тайник. Должно быть, ее установили во времена твоей службы.

– Что ты знаешь об этом?

– Немного. Кто-то теперь пользуется тайником, не опасаясь дурной славы. Я видела однажды.

– Ты любопытна, как все женщины. Твое любопытство опасно.

– Римляне в этом как-нибудь замешаны?

– Риму нужна эта земля. Она все еще богата. Я бы не удивился, если бы они пришли сюда завоевать нас. Надеюсь умереть к тем дням, - старик потрепал голову пса.
– Но ты не верно рассуждаешь. Если речь идет о древнем боге, то это не Рим. Это Мемфис. Эта династия царей не дает жрецам покоя. Новое время, новые боги. В жилах фараона кровь не египетская. У этой земли больше нет прежней славы, а виноват в этом всегда тот, кто ближе всех к богам. И боги теперь у всех разные. Чьи победят? Старый мир так просто не отпустит. На днях прибежал перепуганный пастух, увидел у берега римскую трирему, решил, что на нас решили напасть, но корабль ушел в Александрию.

– Царь пополнил гарнизон наемниками, - покивала она.

– Не к добру, - протянул старик.

– Пелию лучше быть подальше от столицы, - заметила Эл.
– Если я упрошу его остаться здесь, согласишься его принять?

– Я рад ему. Мой сын теперь здесь управляет, а он сейчас с семьей в городе, возможно пирует в доме Пелия. Слава богам, что они разминулись. Но что тут лучше? В какую интригу втянет его дядя? Пошлю завтра человека, разузнать по старой памяти, что там такое происходит.

– Верно, происходит. Мне Пелий не рассказал. Да и не нужно мне. У меня другие заботы.

– Ты достаточно упряма? Мельзис своенравен. Добиться встречи будет не просто. Уговоришь Пелия остаться, я дам тебе людей в охрану и проводника. Мельзис в самом Канопе не живет, восточнее есть рыбацкая деревня, а дальше уже нужен проводник. Через болото ты одна не пройдешь.

– Я согласна.

Глава 11

Алик согласился на ритуал для того, чтобы получить возможность общаться со жрицей. Она усадила его тут же перед статуей, на пол. Ушла и возвратилась с чашей и какими-то предметами.

Запах благовоний и мерное пение неожиданно быстро погрузили его в состояние полудремы.

Она что-то спросила, а он не понял смысла.

– Что важнее: жизнь или любовь?
– распознал он вопрос.

Он никогда им не задавался. Ответ вырвался сам.

– Я не выбирал.

Он вынырнул из дремоты и поднял глаза наверх. С этой точки статуя показалась уродливой, он видел трещины, обшарпанную краску, угловатые формы.

В голове крутился вопрос. Он стал дышать, чтобы вернуть уму ясность.

– Не сопротивляйся, - услышал он голос за спиной.
– Отпусти свой разум.

Голос был не строгий, как прежде, а убаюкивающий.

Он вспомнил голос Эл. Она обычно говорила негромко, спокойно, веско. Вспомнил, как кричал на нее ночью, и как она возражала. Тогда он не пытался оценить ее манеру говорить. Ей, кажется, было скучно спорить с ним. Он хотел задуматься над этим, но другой голос отвлек его.

– Что важнее: справедливость или любовь?

Вопрос показался ему странным, неоднозначным. Ответа у него не было, он отрицательно замотал головой, мягкие руки прикоснулись к висками, заставили его остановиться.

Потом было долгое молчание. Потом жрица пела, останавливалась, опять пела. А он погрузился в безвременье.

За это время он успел проделать путь от совершенно ясного сознания, в котором не было места никаким вопросам до погружения в какую-то муть из образов. Он сконцентрировался на запахе, чтобы заставить себя вернуться в реальность. Запах был приятным, смолянистым, не сладким.

Вспомнил, как Эл потеряла сознание на церемонии, а затем мысленно вернулся к ночному разговору. Ей было скучно. Потому что... она знает. Она видела их будущее.

Потом цепь размышлений привела его к очевидному. Он догадался почему ревнует ее к Дмитрию. Всегда ревновал, а последнее время особенно остро. Он уговаривал себя, напоминал себе, что сам отправил Эл спасать Дмитрия от безумия. Остался один. Его ревность имела другую окраску. Он ревновал к тому взаимопроникновению между ними, которое длилось годы. Всегда. Эти двое обоюдно согласились на эти связи и никогда не разрывали их, включая мгновение, когда хотели убить друг друга. Он вспомнил те из рисунков Нали Бхудт, которые касались этой связи. В былые времена ему было бы трудно поверить в такую глубину, но сейчас он сам находился на тысячелетия от того времени, в котором обитал. Какие законы действуют теперь?

– Что ценнее любви?
– вдруг спросила жрица.

– Любовь цены не имеет, а без нее ничто не имеет ценности, - ответил он.

И жрица вдруг рассмеялась.

– Ты сумасшедший, иноземец.

Он тоже улыбнулся.

– Я не сумасшедший. Я запутался.

– Так что для тебя любовь?
– спросила она.
– Без нее твоя жизнь теряет смысл?

– Это правда.

– Ты веришь своей женщине?

– Да.

– Она любит тебя так же сильно, как ты любишь ее?