Прыжок
Шрифт:
Финн полез в рюкзак, его руки дрожали, дрожало все тело, но он пытался скрыть это от Сайласа.
— Вот. — Он протянул запаянную вакуумную упаковку.
Сайлас убрал ее к себе и кивнул в сторону Ману:
— Кажется, я ее знаю. Не она ли недавно возилась с цветами напротив штаба? Отшила меня. Дерзкая леди. Но, видно, мне повезло. Представляешь, каково иметь отношения с такой психованной? Проблем не оберешься…
— Да заткнись ты, хвастливый придурок, — не сдержался Финн и с такой силой толкнул Сайласа, что даже сам себя испугался.
Сайлас покачнулся на велосипеде и повалился на бок, ударившись ребрами о раму. Он уставился на Финна скорее ошарашенно, чем сердито. Затем быстро поднялся на ноги и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Ладно, — сказал он, поправляя шлем. — Твое счастье, что нужно срочно доставить образец. С нетерпением буду ждать объяснений.
Не успел Финн и рта раскрыть, чтобы извиниться, как Сайлас уже умчал. Он так и не понял, из-за чего толкнул друга — то ли от злости на Ману, то ли от привязанности
Феликс
— Если бы я только знал, — пробормотал Феликс, прикрывая глаза сгибом локтя. Солнце светило палящим прожектором. Он чувствовал себя так, будто его выставили на сцену без занавеса. Он вновь попытался привлечь внимание женщины. Хотя даже не мог назвать ее полным именем. Как, черт возьми, такое возможно, что они до сих пор не знают ее фамилии? Здесь собралась половина города, но никто не знал фамилии. Мануэла — это все, что у них было. И даже на имя она не отзывалась. Ее выдержка и угловатые, птичьи движения напомнили ему танцовщиц современных перформансов, на которые Моник его раньше водила. С таким же отвращением, с каким он сидел на пластиковых стульях в каком-нибудь сарае или на бывшей заправке, он стоял здесь, на этой крышке унитаза. Словно невольный артист постановки одного из тех претенциозных режиссеров в очках с роговой оправой, от которых была без ума Моник, одного из знатоков жизни, которые подбирают шнурки под цвет рубашки и своим сидением без дела с чашкой капучино под думы о жизни зарабатывают вторую межпозвоночную грыжу в свои тридцать пять. Во всяком случае, это была одна из тех постановок, с которой хотелось пораньше уйти. «Моник, Моник, Моник, — думал Феликс, — дай же мне поработать!» Женщина запыхалась, он видел, как дрожат от напряжения мышцы на ее худых ногах, видел потрескавшуюся кожу рук, которыми она отрывала от креплений пластины черепицы. Ее плечи обгорели на солнце, колени все исцарапаны. Долго она так не протянет. Даже у него силы были на исходе, он почти не двигался, только хрипло повторял имя Мануэлы. Но вот. Он снова поймал ее яростный взгляд. Она смотрела на него, фиксируя его нетерпение.
— Мануэла, — спокойно сказал Феликс. — Если вы сейчас спуститесь, я обещаю, что вам не придется ни с кем говорить. Я об этом позабочусь. Вас оставят в покое, вы же этого хотите?
Она подошла ближе. Так близко, что он видел, как пульсирует гнев в ее сонной артерии. Опустилась на корточки, не сводя с него глаз. Она делала это размеренно, не торопясь. У нее было достаточно времени. Его времени, времени людей внизу, у нее было все время мира.
— Что такое, коп? — едко спросила она. — Торопишься домой кормить кота? Так иди же. Проваливай. Ты мне тут не нужен. Никто мне не нужен.
На этом разговор был окончен. Она снова стала возиться с черепицей, которая никак не поддавалась. Она сняла левый резиновый сапог и принялась долбить им по непокорной черепице. Феликс взглянул на часы — пошел уже второй час дня. Вот уже почти три часа он стоял тут. Ни одна операция по предотвращению самоубийства не длилась так долго. Феликс уже все перепробовал, чтобы вовлечь женщину в разговор. Все, чему он обучился на курсах. Ничего не сработало. И всякий раз, когда женщина отворачивалась и ситуация на несколько минут ослабевала, Феликс чувствовал, как нестерпимо он хочет в туалет. Вот уже больше часа. Постепенно боль в мочевом пузыре становилась невыносимой. От того, что он стоял на крышке унитаза, было не легче. О том, чтобы справить нужду в присутствии женщины-коллеги, не могло быть и речи, не говоря уже о том, чтобы выставить ее за дверь. А если женщина на крыше что-нибудь вытворит во время его перерыва на туалет? Выбраться к ней на крышу было слишком опасно — велик риск, что она настроена серьезно. Комиссар Блазер категорически запретил это делать. В самом начале, когда Феликс сменил Блазера, она была еще спокойна, лишь стояла на краю и смотрела вниз, периодически прячась за дымовую трубу. Она оборачивалась, когда он окликал ее, и выглядела скорее напуганной, чем разгневанной. Но с тех пор, как Блазер созвал всю кавалерию — пожарных, скорую, еще четыре патрульные машины на подкрепление, прыжковую подушку, группу специального назначения в полной защитной экипировке, — она стала раздражительной и металась по крыше чуть ли не в панике. Неудивительно. Этот болван Блазер стоял внизу и наслаждался ажиотажем. Он даже пригласил прессу, этих проклятых стервятников, лишь для того, чтобы почувствовать себя важным и вырезать потом свою жирную физиономию с передовиц местных желтых газетенок. Час назад он обещал достать ему стремянку и организовать смену, но вместо этого фотографировался на фоне скорой и декорировал квартал сигнальной лентой, как будто
место для вечеринки. Лучшей мерой было бы очистить площадь, а не делать событие этими спецэффектами еще более привлекательным для зевак. Неужели у всех сегодня выходной? И никому никуда не надо? На какое-то время шум толпы заглох, но тут он снова услышал крики: «Да прыгай уже, трусиха!», «Лузерша!». И даже: «Раздевайся, раздевайся, раздевайся…»Феликс стиснул зубы. Откуда-то донесся аромат жареных колбасок. Он чертовски проголодался. И ему срочно надо было в туалет. Полный мочевой пузырь пульсировал внизу живота. Он еще раз окликнул женщину.
— Что вас страшит, Мануэла? — спросил он. — Что вас так злит?
Он понимал, что это неправильные вопросы. Вообще-то, ему нужно было вовлечь женщину в разговор, заставить ее подумать о приятном, о том, что ей нравится. И хотя сам он в этом деле был не мастак, ему неплохо удавалось приводить людей к мыслям о том, что радовало их, к приятным воспоминаниям или планам на будущее. Но за три часа он исчерпал все вопросы. Даже вспомнил карточки с курсов. Но Мануэла его не слушала, она, кажется, пребывала в своем собственном мире, в котором заперлась изнутри. Чем дольше он наблюдал за ней, тем больше приходил к мысли, что самоубийство никогда не было ее намерением. Может быть, сейчас она и задумалась об этом, но только из-за тех идиотов внизу, подталкивающих ее к этой идее.
— Блазер, — прорычал Феликс в рацию, — черт возьми, где моя смена? Вы узнали фамилию женщины? Хоть что-то о ней вы узнали? У меня тут почти не осталось тем для разговора.
— Смена скоро будет, — ответил Блазер. — Бруно пока еще разбирается с ДТП на магистрали. Никого другого прислать не могу. Потерпи еще немного. У нас тут нашелся друг этой женщины. Сейчас отправлю его к тебе, он явно расскажет больше меня.
— Понял, — сказал Феликс и добавил: — И прошу, сделай одолжение, убери наконец людей с площади, они все только усугубляют.
— Ты будешь объяснять мне, как делать мою работу? — возмутился Блазер. — Сейчас у нас есть проблемы поважнее. Занимайся-ка наверху своими обязанностями, а я внизу буду заниматься своими.
— Кретин, — буркнул Феликс.
Кашель. Он обернулся. У двери стояла Хелен. Он совсем забыл, что она была там все это время, она взмокла в полном обмундировании и выглядела усталой. Феликс надеялся, что не ляпнул ничего вслух.
— Можешь сменить меня ненадолго? — спросил он, зная, что это против правил. Но ему так хотелось в туалет, что он уже не мог ясно мыслить. — Я поищу стремянку.
Было видно, что Хелен не по себе, но ей пришлось встать вместо него. Возразить ему она не осмелилась.
Квартира была вылизана до блеска, на кухне — ни крошки, ни грязной посуды на столе. Феликс решил, что хозяева вызывают уборщицу. И едят вне дома. Пять комнат — и везде чистота. У них, должно быть, просто нет времени наводить беспорядок. Сюда приходят только поспать и поругаться. Если вообще приходят. Феликс открывал каждую дверь, но обнаруживал за ними лишь огромные шкафы, заставленные одинаковыми белыми пластиковыми ящиками. Комнаты были обставлены крупной мебелью в серых и бежевых тонах, на хромированных ножках. На стенах немного декора. Цитаты в рамках: «Choose happy», «Carpe diem». Феликс все не мог отыскать туалет; по всей видимости, унитаз, на котором он недавно стоял, был единственным в квартире. На кухне он открыл кран и жадными глотками смыл сухость во рту. Он смотрел, как уходит в слив журчащая вода. Мочевой пузырь уже напоминал гигантский вздувшийся укус насекомого. Феликс прислушался. Тихо. Только шаги женщины по крыше и приглушенные крики из толпы. Феликс выкрутил кран до упора и расстегнул ширинку. Встал на цыпочки. Какое облегчение. Все жгучее давление схлынуло мощным потоком. Он не припомнил, чтобы был за что-то больше благодарен, чем за эту раковину из нержавеющей стали. Быстро застегнул ширинку и выключил кран. Все прошло гладко. Он уперся руками на край раковины и с облегчением выдохнул. Почувствовал себя намного лучше. Повернувшись, он наткнулся на красное лицо Каролы. Она стояла в дверях и ошарашенно смотрела на него. Она все видела? Она видела, как он во время службы, стоя на цыпочках, писал в шикарную кухонную раковину в чужой квартире?
— Там друг… друг женщины, — замялась Карола. — Он здесь. Хотела доложить. — Уходя, она бросила через плечо: — Ах да, Бруно задерживается. Они выясняют обстоятельства аварии, кажется, там полный кавардак. Блазер обзванивает всех, чтобы найти тебе замену. Но ни у кого нет нужной квалификации.
В ванной Хелен стояла на стремянке, вероятно принесенной Каролой. Она была неподвижной, как человек, окоченевший во время ожидания автобуса на морозе. На краю ванны сидел долговязый паренек в велосипедном трико. Увидев Феликса, он тут же встал и протянул ему холодную дрожащую руку. Глаза у него были красными от слез.
— Финн, — представился он. — Финн Хольцер, я друг, то есть парень Ману. Можно мне к ней? Можно с ней поговорить? Все это какое-то недоразумение, я в этом уверен.
Феликс решил не мучить мальчика формальностями. Еще успеется.
— Поднимайтесь, — сказал он и указал на стремянку. — Но ни в коем случае не выходите на крышу, это слишком рискованно. Вы меня поняли? Ни в коем случае! Постарайтесь говорить с ней о позитивном, о чем-то, что она любит.
Финн кивнул. Феликс встал прямо за ним на ступеньку пониже, чтобы видеть, что происходит на крыше. Женщина сидела на корточках возле стопки черепицы, прикрыв голову руками.