Псих. Дилогия
Шрифт:
Нет, это придурь пьяная. Суеверие-то заразно, оказывается. Исподволь, с парами спирта в мозг просачивается.
Пить нельзя столько, вот и всё.
– Пусти его, - неуверенно воззвал кто-то со стороны.
– Придавишь же, и впрямь. Пусти, слышь, ты, психованный? Он ведь не всерьёз, так, покуражиться хотел.
Только тогда я сообразил, что все ещё держу за кадык хрипящего и закатывающего глаза Карпа. Словно обжёгшись, отдёрнул руки от его горла. Поднялся на ноги.
Барак как-то необычно притих.
Наверное,
А ведь я только что чуть не задушил человека. Собственными руками. Ни за что, в общем-то, и не со зла даже. Так, по ситуации.
На мгновение мне сделалось страшно.
– Уберите от меня психа этого, - запоздало просипел с пола раздышавшийся Карп.
– Чего он, в самом деле... за технаря-то.
– Имеет право, - угрюмо и веско отрезал Одноглазый, неслышно приблизившийся вместе со своей свитой.
– Его технарь, ему с ним работать. А у тебя, Карп, язык что-то стал не по рангу длинен в последнее время.
Одноглазый был старожилом и главным авторитетом барака. На вылеты он уже не ходил, формально - по причине увечья, но отчего-то оставался в штрафбате и на базе. Я предполагал, что держат его здесь именно ради способности железной рукой поддерживать порядок в среде штрафников. В бараке, где после вылетов начинают вовсю гудеть враз отпущенные струны нервов, такой человек необходим - никакие "поводки" тут не помогут и не выручат.
В первый же день нашего прибытия Одноглазый имел столкновение с Брыком. Брык, опытный уголовник, едва разобравшись в местной иерархии, сходу заявил, что летать "уткой" ему не по рангу. Привёл в поручительство авторитетные имена. Словно документы с печатями, предъявил татуировки. И уселся на койку, уверенный в себе и в своей правоте.
– Здесь тебе не зона, - тускло произнёс Одноглазый.
– Тут свои порядки.
– А ты кто такой, что порядки устанавливаешь?
– задиристо поинтересовался Брык.
– Я о тебе не слыхал. За тебя кто поручится?
Одноглазый встал. Неторопливо сделал несколько шагов, наклонился к сидящему Брыку. И что-то прошептал ему на ухо. Что - никто не услышал.
– Чем докажешь?
– спросил побледневший, но держащий марку Брык.
Одноглазый повернулся к штрафнику спиной.
– Я к тебе со всем уважением, - выговорил он глухо, немигающим взглядом буравя пространство.
Единственный, ярко-голубой глаз на сером ноздреватом лице смотрелся жутковато.
– Я тебя не знаю, - негромко продолжил авторитет.
– Но ты назвал имена уважаемых людей. Я отнёсся с пониманием.
Он помолчал. И заговорил снова - после паузы:
– Но ты повёл себя неблагодарно. Ты меня обидел, нет - оскорбил. Ты усомнился в моем слове. И теперь я думаю - может, ты судишь по себе? Может быть, ты просто случайно услыхал те имена, на которые ссылаешься?
И Одноглазый кивнул своей "свите".
Полчаса спустя Брыка, избитого до беспамятства, уволокли в лазарет. Никто не вступился за бывшего авторитета учебки. Я тоже.
Возможно, я повёл бы себя иначе, если бы требования Брыка не были столь
вопиюще несправедливы. А может, я успокаиваю подобными соображениями совесть.В общем, никакого разбирательства по поводу избиения не было. Правда, Брыка не покалечили - уже на следующий день мы узнали, что его допустят к полетам максимум через неделю.
Но никто из штрафников больше не выступал против слова Одноглазого.
И вот теперь авторитет испытывал на мне свой гипнотизирующий взгляд.
– Карп, сгинь с горизонта, - скомандовал он тихим, совсем не приказным тоном.
Охотник исчез, словно растворился в тускловатом свете люминофор.
– А мы побеседуем с этим, э... психом, - закончил фразу Одноглазый; как всегда, неторопливо.
И замолчал.
Я молчал тоже. Оправдываться не собирался, объяснять что-либо - тем более. А начинать разговор первому мне было не с руки.
Одноглазый уселся на ближайшую койку, покряхтел, устраиваясь поудобней. Помедлив немного, небрежным жестом ткнул в койку напротив.
– Присаживайся.
Я кивнул благодарно, сел.
– Ещё вчера ты был салагой безымянным, - издалека повёл речь авторитет.
– Нынче ты человек, крещение прошёл, вступил в наше братство скорбное. Представь себя.
Я рассказал - очень коротко. Назвался, обозначил статью и срок. Осуждён впервые. В предвариловке сидел в Тихушке, Ареса, Матрия.
– Ареса, - задумчиво повторил Одноглазый, пожевал губами.
– Ареса знаменита Норой. Оттуда знаешь кого-нибудь?
Я припомнил Груздя, других мастеров банды. Одноглазый слушал внимательно, но выражение лица сохранял непроницаемое, и совершенно нельзя было понять, говорят ему что-то названные мной имена или нет.
– Я слыхал об одном уважаемом человеке, обосновавшемся в Норе, - сказал наконец авторитет.
– Имя ему Дракула. Такого знаешь?
Вот этого я не ожидал. Случайно Одноглазый о Дракуле речь завёл, или информацию имеет? Что ему известно?
Я заговорил осторожно, словно вступая на тонкий, скользкий лёд.
– Это был главарь конкурирующей банды. Мы воевали с ними... за сферы влияния.
– А почему же ты говоришь - "был"?
– удивился авторитет очень натурально.
– Неужели его разжаловали?
– Он погиб.
– В самом деле? Ай-яй-яй. И как же?
– Выпал из окна. С пятого этажа.
– Несчастный случай, - понимающе закивал Одноглазый.
– Прискорбная неосторожность, прискорбная.
Я вздохнул. Собрался с духом. И выпалил:
– Это не было несчастным случаем. Его убили.
– Вот как. И кто же?
– Я.
В бараке стояла такая тишина, что было бы слышно, как пролетит муха. Только мухи почему-то здесь не летали.