Глава 1. Целостность

"Целостная личность воспринимает целостный мир. Лишь в единстве со своей природой человек способен увидеть вселенную как гармоничное целое, а не набор разрозненных фрагментов." — Карл Густав Юнг

По проспекту Лукреция Витали, залитому бледным светом осеннего солнца, медленно двигалась похоронная процессия. Черные силуэты скорбящих, словно чернильные тени, стекали по широкой улице к сверкающей глади озера Лакус Мартус — последнему пристанищу каждого жителя Нейрограда. Майя-покрытия домов, чувствуя дыхание смерти, переливались официальными траурными алыми оттенками: от глубокого бордо до кричащего кармина. Казалось, сами здания сочились кровью утраты, пульсируя в такт шагам процессии.

Прохожие, застигнутые этим потоком скорби, замирали, почтительно склоняя головы. Большинство, повинуясь древнему ритуалу сопричастности, доставали нейрофоны — тонкие пластины, мерцающие холодным синим светом. Один за другим они синхронизировались с процессией, позволяя чужой боли просочиться в собственные сердца. Невидимые нити эмпатии оплетали улицу, соединяя незнакомцев в единое существо, пульсирующее общим горем.

Лишь редкие души — испуганные, смущённые, слишком занятые или просто уставшие от чужих эмоций — отводили взгляды, прятали персоны за воротниками плащей и ускоряли шаг, пытаясь избежать этого болезненного единения. Но даже их спины, напряжённые и сутулые, выдавали неловкость и тайное чувство вины. В Нейрограде избегать разделённой скорби считалось почти кощунством.

Древняя традиция требовала, чтобы последний путь до Нейроозера — как ласково называли Лакус Мартус в народе — был пройден пешком, вне зависимости от того, где обитал усопший при жизни. Ноги скорбящих ступали по древней майя-покрытию дороги, словно отполированной миллионами подобных шагов, а воздух наполнялся тихими всхлипами и шёпотом воспоминаний.

В толпе скорбящих шла Аврора — девушка в хрупкой майя-персоне, с глазами цвета грозового неба и волосами, напоминающими расплавленную медь. Возможно, уже через пару дней она решит поменять себе персону, но на данный момент именно такой образ, как она думала, полностью её отражал. Она никогда не встречала усопшую Когиту, но благодаря синхронизации ощущала тяжесть утраты, словно потеряла старую подругу. Чужая скорбь оседала на её майя-личине солоноватой влагой, проникала в лёгкие с каждым вдохом, растекалась по венам тягучей горечью.

Однако под этим чужим горем пульсировало иное чувство — острое, как осколок стекла, холодное, как прикосновение металла к обнажённой майя-личине. Аврора сжимала руки в карманах плаща до боли, до побелевших костяшек. В её голове, подобно ядовитой мантре, крутились слова: "Я самозванка".

Каждый шаг к озеру приближал её не только к месту погребения незнакомки, но и к собственному перерождению в новую личность. И эта мысль жгла душу Авроры сильнее, чем коллективная скорбь всех собравшихся.

Процессия плавно огибала последний поворот проспекта Лукреция Витали, и перед глазами открылась величественная панорама “Храма гармонического резонанса”. Гигантская полупрозрачная сфера переливалась всеми оттенками алого, отражая траурное настроение города. Тонкие колонны-дендриты, поддерживающие её, казались живыми — они едва уловимо пульсировали, словно нервные окончания гигантского организма. Концентрические слои сферы вращались с разной скоростью, создавая гипнотический эффект вечного движения, напоминающий Авроре о бесконечном цикле жизни и смерти.

Процессия замедлила шаг, приближаясь к широким ступеням, ведущим к главному входу храма. Люди выстраивались в четыре ровные колонны, согласно древнему ритуалу. Скорбящие родственники шли первыми, их лица скрывали траурные майя-оболочки вуали с традиционным алым цветом. За ними следовали друзья и коллеги Когиты, их шаги были тяжёлыми, а плечи поникшими. Дальше шли знакомые и те, кто пришёл разделить горе — среди них затерялась и Аврора, чувствуя себя самозванкой даже здесь, в толпе незнакомцев.

Носильщики с личиной Когиты, укрытым майя-оболочкой церемониального покрывала с вышитыми символами Десяти Директив, двигались в центре процессии. Их движения были выверенными, словно части единого механизма — результат многовековой традиции, отточенной до совершенства.

Когда все вошли в храм, Аврора невольно задержала дыхание. Внутренняя майя-оболочка сферы казалась бесконечной — игра света, преломляющегося через вращающиеся слои, создавала видимость расширяющейся вселенной. Десять секторов храма, каждый посвящённый одной из Директив, были отделены друг от друга лишь тонкими световыми барьерами, пульсирующими в такт общему ритму скорби.

Процессия направилась к центральному Нуклеусу — сердцу храма, где царила абсолютная тишина и пустота. Здесь сознание каждого посетителя на мгновение словно отделялось от своей майя, позволяя ощутить приближение к истинному состоянию Нейро. Авроре казалось, что она плывёт в невесомости, теряя границы собственной личины.

С другой стороны от ритуальной лодки из неразрушаемых нанокомпозитов, в которую бережно переложили тело Когиты, стояли шесть женщин — Сестринство Психомодераторов. Их майя-персоны излучали торжественность и глубокую скорбь, но также неуловимое достоинство. Все они были облачены в церемониальные оболочки глубокого индиго с серебряным шитьём, символизирующим нейронные связи.

Внезапно, словно по команде, все шесть психомодераторов одновременно перевели взгляд на Аврору. В их глазах отразилась такая пронзительная скорбь, что девушка физически ощутила тяжесть их взгляда. Это было не простое сочувствие, а нечто более глубокое — словно они видели её насквозь, понимали её ложное положение, её страх и сомнения. Взгляд был настолько прожигающим, настолько жутким, что Аврора не выдержала — глаза защипало от подступающих слёз, и она поспешно отвернулась.

"Показалось," — мысленно успокаивала она себя, — "это просто общая скорбь, не более того. Никто на тебя не смотрит".

Чёрный ворон внезапно влетел через верхний световой проём храма и сделал круг под куполом. Странно, но никто, казалось, не обратил на него внимания — словно его присутствие было частью ритуала или вовсе невидимо для остальных. Этот факт заставил Аврору нервно сглотнуть. Птица сделала ещё один круг и села на выступ неподалёку, обратив блестящий взгляд прямо на девушку.

В этот момент Аврора невольно всмотрелась в последнюю майя усопшей Когиты. Персона молодой женщины была умиротворённой, почти безмятежной. И неожиданно для себя Аврора задумалась — а какой бы она сама хотела уйти в последний путь? Сейчас её собственная майя-персона и личина, представляли её как худощавую девушку с короткими светлыми волосами, с тонкими чертами и большими выразительными глазами, придававшими ей немного настороженный вид. Отражала ли эта внешность её истинную сущность? На мгновение сумасшедшая мысль промелькнула в её сознании: может быть, майя-персона Когиты была бы лучшим завершением и для неё самой?

"Что за ужасные мысли," — Аврора тряхнула головой, отгоняя непрошеные идеи. Это просто нервное напряжение, не более того.

В отличие от обычной традиции, лодку к причалу Хорона несли не мужчины, а именно коллеги Когиты — шесть женщин из Сестринства психомодераторов. Их движения были синхронными, словно единый организм, каждый шаг был выверен многовековой практикой. Лодка, украшенная символами перехода и трансформации, плавно скользнула в воды Нейроозера с древнего причала.

Кристально-голубая вода озера начала менять свой цвет по мере движения лодки. Сначала тонкие струйки алого появились вокруг бортов, затем они расширились, образуя причудливые узоры. Наконец, когда лодка достигла центра озера и начала медленно погружаться, расщепляясь на молекулы вместе с телом Когиты, всё озеро окрасилось в глубокий, насыщенный красный цвет — символ окончательного единения умершей с водами Лакус Мартус.