Псы войны. Гексалогия

– Пожалуй, было бы лучше, если бы отец не учил меня французскому языку, и я не знал бы книг, - неожиданно признался Хорас.
– . Тогда я был бы таким же бакайя, как остальные. Такие европейцы как Борлик, отлично тут осваиваются, дело вовсе не в цвете кожи. А вот я освоился только наполовину. Я бы с удовольствием уехал в Париж...

У Борлика был двухэтажный дом, построенный кем-то из плантаторов лет сорок назад. По данным Хораса, он достался ему лет пять назад. В самый канун революции его обитатели решили эмигрировать и по бросовой цене продали всё своё имущество поляку.

– Вот только не знаю, заплатил и им мсье Борлик или нет, - честно признался комиссар полиции.

– не кажется, что нет...

Над входом в дом Борлика красовалась выцвевшая надпись "Maison de jouir".

– Совсем как у Гогена, - произнёс Хорас, пожимая руку хозяину. Тот только удивлённо вытаращил глаза.

– Я имею ввиду надпись над Вашим домом. На доме Гогена в Полинезии была точно такая надпись!

– А-а-а!
– Разочаровано потянул поляк, подымаясь вместе с гостями в зал второго этажа.
– Я-то думал, что Вы, комиссар, увидели что-то стоящее. Ах, Париж, Париж! В мечтах я прогуливаюсь по набережным, а здесь, на веранде, устраиваю кафе "Флёр". Какой город сравнится с Парижем! Вы улочку Аркады, что на Елисейских полях? Там есть ресторанчик, в нем подают фаршированную утку с луком и каштанами. У меня есть рецепт. Ах, Париж...

–  Прости, папаша Вильк, - озадаченно возразил Шеннон, -- но если вам так дорога парижская жизнь, зачем вы вообще оттуда уехали?

–  Уехал из Парижа? Я в жизни не бывал в Париже. Родился в Закопанах, потом служба на кораблях. Там, сам знаешь, дальше портовых кабаков не уйдёшь. А дальше - Африка! Я тебе как-то рассказывал...
– Борлик замолк, дожидаясь кивка Шеннона, и продолжил.
– Но я прочел множество книг о Париже, каждую улицу знаю! Надеюсь когда-нибудь туда попасть. Ах, Париж...

Поднимаясь вслед за хозяином, наёмник внимательно изучал планировку дома. Кухня, столовая и кладовки располагались на первом этаже здания. На верх вела широкая лестница. Здесь располагались спальня и большой зал с шестью окнами. Борлик достал из роскошного старинного буфета хрустальные бокалы и велел принести две бутылки шампанского.

– Похожье, мсье Борлик, - оккупанты вашего дома не сильно попортили интерьер.

– А,- хозяин сморщил нос.
– Они пользовались моим имуществом как хотели. Целых пять лет! Присаживайтесь, панове...

Красивая молодая негритянка с распущенными волосами тихо подошла к поляку и поставила на стол поднос с фруктами.

–  Это твоя жена? - вырвалось у Шеннона, прежде чем он успел сообразить, что его любопытство может показаться нескромным.

–  Да, "жена". Во всяком случае, сейчас. Она получила в качестве "свадебного подарка" тридцать один метр ткани и швейную машину...

Он разлил шампанское по бокалам и продолжил:

– У меня было много "жен". Здесь их не трудно найти - и еще легче от них избавиться. Большинство белых мужчин были бы счастливы иметь такую спокойную кроткую жену, как здешние жительницы. Но ведь одно дело турист или моряк, который попадает сюда на короткое время, и совсем другое - плантатор и торговец, вынужденный, подобно мне, оставаться тут всю жизнь. Я бы охотно женился и завел себе семью в европейском смысле этого слова. Но на бакайя так не женишься, ведь правда комиссар?

Хорас согласно кивнул.

– Она не сможет сохранять верность. И дети бы быстро вышли бы из-под моей власти. Здешние дети делают что хотят, бродят шайками, веселятся. Не всегда это веселье невинно. Если родители пытаются их воспитывать, дети убегают в другую семью, а то и начинают жить самостоятельно. Здесь, в Кларенсе, уже двенадцатилетний может прокормить себя. Но хуже всего то, что между белой и местной женщиной не создается духовной близости. Они принадлежат к различным мирам. Поговорят о плантации, о соседях, доме и детях - и все, больше говорить не о чем. Она не понимает наш ход мыслей, даже язык. Ее мышление и поведение определяется совсем иными нормами, своя родня ей всегда ближе, чем муж.

– Так езжайте во Францию, что Вам мешает?

– Гм, да я бы там не прокормился, ведь только и умею, что обманывать местных туземцев заготавливать. Пропал бы ни за грош. Здесь-то живу хорошо, почти богач. Могу с любой обвенчаться. Но это только все осложнит. Даже отец Алоиз меня понимает, но приступим к делу. Не говоря больше ни слова, он вышел из комнаты и принёс большой кожаный саквояж и поставил на стол. Из него торговец выложил в ряд вдоль стола одиннадцать Кольтов образца 1903 года. Перед центром этого хромированного строя, он валожил штабель из одиннадцати белых коробочек. Судя по маркировке, в каждой из них было по пятьдесят патронов калибра ноль сорок пять в каждой.

– Я своё обещание выполнил, - гордо заявил поляк.
– Теперь вы!

– А где ремингтоны?
– спросил Хорас, любовно перебирая пистолеты.

– Одну минуту, сейчас принесут. А где мои деньги?

– Одну минуту,- Шеннон расстегнул один из подсумков. В нём лежали плотно упакованные пачки банкнот.

– Там всё?

– Более или менее, - двусмысленно произнёс полковник.
– Принесите ремингтоны. Мы их осмотрим и расплатимся. Как пистолеты Хорас?

Комиссар полиции жестом показал ОК. Борлик вышел из комнаты и принёс ремингтоны и свалил их на стол.

– Вот, - сказал он отдуваясь. Шеннон стал осматривать их: они были не новые, но в хорошем состоянии и в полном комплекте:

– Ну что же, мсье Борлик, давайте рассчитаемся. Кстати, вы в курсе, что оружие у Вас приобретает полиция Кларенса?

Папаша Вильк, ожидая какой-то подвох, настороженно кивнул.

– Согласно договорённости, с мсье Лангаротти, я должен вам одиннадцать тысяч французских и сто восемьдесят тысяч местных франков. Так?

– Так?

– Но Вы обещали дать новые ремингтоны, а этими уже пользовались?

– Позвольте, господин полковник, я сразу говорил, что ремингтоны я не буду продавать. Это Ваш приятель предложил мне сто восемьдесят тысяч...

– Но за новые!

– За новые!
– папаша Вильк сник, понимая, что попал в простак.

– Хорошо я дам Вам за них сто сорок тысяч и по рукам!

– По рукам,- с нетерпением в голосе произнёс Борлик, увидев, что наёмник достаёт деньги и начинает их пересчитывать. Глаза поляка следили за руками полковника, который продолжил беседу:

– Мсье Борлик, я вовсе не хочу Вас обманывать и оставлять без барыша. Скажите сколько Вы отремонтировали винтовок для жандармерии.

– О!
– расслабившись сказал папаша Вильк.
– Винтовки: триста два маузера, восемь винчестеров по тридцать пять, четыреста пятьдесят сотен патронов по восемь, ещё гранаты. Счёт Вам уже выставлен к оплате.

– Сколько это составляет?

– Ровно пятнадцать тысяч французских франков. Вы что хотите мне всё это заплатить?

– Пожалуй да, - отчётливо произнёс Шеннон, глядя на делягу, который довольно ухмыльнулся.