Птица, лишенная голоса

Омер понимающе произнес:

– Сейчас нет ничего важнее твоего самочувствия. Так что если тебе хочется плакать, то плачь. Ты столкнулась с тяжелой ситуацией. Никто не будет тебя за это порицать. Не волнуйся.

А хоть что-то в этой жизни далось мне не тяжело? Я не была неблагодарной, но никто не знал, что я пережила за последние месяцы. Я была так измотана, что чувствовала себя пятидесятилетней женщиной.

Я не успела ответить Омеру, как Каран произнес:

– Мы будем за дверью.

Я перевела на него взгляд.

– Как только тебе будет лучше, позови, и мы придем, – произнес он низким спокойным голосом.

Он не хотел причинять мне неудобство своим присутствием. За это я была ему благодарна. Я бы не хотела, чтобы кто-то видел меня такой. Поэтому просто кивнула. Омер с Караном еще раз оглядели меня, а потом вышли из палаты.

Я вытерла высохшие слезы и сделала пару глубоких вдохов и выдохов, пытаясь вернуть самообладание. Если я продолжу плакать, то меня будет не остановить. Я прикрыла глаза, ощущая, как черная дыра внутри меня медленно затягивается.

Но она не исчезнет, Ляль, просто слегка уменьшится.

Да, я знаю, что она всегда будет там. Я привыкла. Проблема не в том, чтобы жить с этим ощущением. Меня беспокоило, что, даже если в моей жизни произойдет что-то страшное, я смогу это пережить. Говорят, что Аллах посылает столько снега, сколько сможет выдержать гора, но на мою голову свалилась уже целая лавина.

Сначала я сильно зажмурилась, а потом резко открыла глаза и откашлялась. Сделала еще пару глубоких вдохов и выдохов. Кроме меня, никто не сможет мне помочь.

Соберись, тебе нельзя сдаваться.

Я тоже так думаю.

Понимая, что, если я еще хоть ненадолго останусь наедине со своими мыслями, мне станет еще хуже, я решила позвать моих новых знакомых обратно в палату. Кроме того, я все еще была голодна, хотя опустошила суп за считаные секунды. Только как мне их позвать?

Может, так: «Извините, можете подойти?»

Ты что, официанта подзываешь? Ну если зовешь, то закажи для нас два чая.

Или так: «Эй?»

Эй, привет! Это Ляль, и я использую WhatsApp.

Я поняла, что еще не называла незнакомцев по имени. Поэтому сейчас мне было непривычно это делать. Может, мне просто закричать?

Ну конечно закричи. Когда они спросят, в чем дело, всегда можешь им сказать: «Я в беде, а вы мое лекарство».

Что в этом такого?

Да я откуда знаю?

Внезапно мне стало смешно от собственных мыслей. Сначала я просто тихо прыснула, а потом залилась громким смехом. Я представила выражения лиц Карана и Омера, если бы все-таки выбрала вариант закричать, и уже не могла остановиться.

Ну все, у нас поехала крыша.

Мой смех эхом прокатился по палате, и я схватилась одной рукой за живот, мышцы которого уже болели от хохота, и прикрывала второй рукой рот, чтобы заглушить смех. Мне было так смешно, что по щекам снова потекли слезы.

Ляль, ты слетела с катушек.

Интересно, сколько времени мне осталось, чтобы полностью сойти с ума?

Пока я смеялась, как лошадь, дверь открылась, и в палату вошли ошеломленные Каран и Омер.

Какой позор.

От их вида я рассмеялась еще громче, и они уставились на меня, словно говоря: «Мы так и знали, что она сумасшедшая». Должно быть, они силились понять, как девушка, которая плакала мгновение назад, начала истерически смеяться. Даже я до конца не могла осознать, что со мной происходило, так что мне было понятно их замешательство.

Все еще держась за живот, я ощутила, как от смеха свело мышцы на лице. Собственный смех, отражавшийся от стен палаты, провоцировал на новые приступы, и я оказалась в порочном круге. Меня разбирало от смеха потому, что я смеялась, и я смеялась оттого, что все никак не могла успокоиться.

Глядя на недоуменные лица моих новых знакомых, я продолжала хохотать, а затем, когда от смеха перехватило дыхание, выставила руку вперед и произнесла:

– Извините, кажется, у меня истерика.

Меня тут же стало медленно отпускать, но дыхания все еще не хватало. Каран и Омер с тревогой наблюдали за мной, и, когда мне наконец удалось успокоиться, я ощутила сильный стыд. Моя смена настроения явно произвела на них неизгладимое впечатление. Они, должно быть, решили, что действительно имеют дело с сумасшедшей.

Они не сильно ошиблись.

Ох, да ладно! Кто знает, как бы они себя вели, если бы испытали хоть десятую часть того, что пережила я? Я должна радоваться, что окончательно не тронулась умом.

Уж не знаю, сколько раз за все это время они одновременно спросили меня:

– С тобой все в порядке?

В их голосах было столько волнения, что мне захотелось засмеяться снова, поэтому я с силой сжала губы. Очевидно, что с зашитой бровью и опухшим лицом я точно не выглядела так, будто у меня все хорошо. Они же предполагали, что я могу ответить только «нет, я не в порядке», но все равно задали мне вопрос. Я понимала, они просто хотели помочь.

А еще я знала, что рано или поздно все хорошее заканчивается, и в итоге я опять останусь одна, поэтому я ответила совсем противоположное:

– Я больше не нуждаюсь в вашей помощи.

Мы же понимали, что когда-нибудь они покинут нас? По-моему, понимали.

Лица обоих вытянулись. Кажется, они сильно удивились. Я почувствовала, что должна была объяснить:

– То есть я для вас сейчас лишь обуза. Если вы вызовете медсестру, дальше я смогу позаботиться о себе сама. Вы можете идти, я справлюсь.

Да, правда, их помощь была очень ценной, но я смущалась в их присутствии, а кроме того, совершенно их не знала. Такая реакция была вполне нормальна с моей стороны.

– Пожалуйста, перестань так говорить, – Каран произнес это таким тоном, что я сразу же пожалела о сказанном.

Но это же для их блага. За семь лет я научилась самостоятельно решать свои проблемы и могла сделать это и сейчас. Но если они действительно решили остаться, тогда пора бы им помогать мне как следует.

– Ладно, – ответила я, решив больше не колебаться. – Я смогла доесть суп, но все равно голодна. Могу я попросить, чтобы вы еще что-нибудь заказали? А еще мне нужно переодеться, потому что вся моя одежда в грязи. Моя машина припаркована рядом с вашим домом. Чемодан в багажнике. Сможете его принести?