Птица, лишенная голоса
Шрифт:
В моем голосе было столько раздражения, словно я их за что-то упрекала. Но они сами вызвались быть моим лакеями.
Приказывай им, госпожа.
Карана, кажется, позабавил мой повелительный тон. Он кивнул:
– Хорошо.
Я надеялась, что его не задело, как я с ним говорила. Что нельзя было сказать об Омере, который вышел из палаты, не проронив ни слова. Может, он на меня разозлился?
Почему он должен на тебя злиться, Ляль? Скорее всего, он пошел искать то, что ты попросила.
Как только
Когда он таращился на тебя, ты спрашивала, почему он так делал, теперь он на тебя не смотрит, а ты опять недовольна.
Я отвернулась и легла на спину. Мне хотелось принять душ и лечь спать.
Ты не можешь спать, дорогая, ты должна бодрствовать двадцать четыре часа.
Ох! Я совсем забыла об этом. Ну тогда хотя бы в душ сходить. Я чувствовала себя некомфортно. Меня раздражало, что в волосах остались комки грязи после падения.
Интересно, узнал ли кто-нибудь из моих друзей в Анкаре о том, что случилось? Наверное, нет. Брат бы никому не рассказал. А больше они ни от кого не могли получить новостей. Лучше, если они и дальше не будут знать. Мне придется скрыть от них то, что случилось, как и все прошлые разы.
Не поворачивай голову. Продолжай смотреть перед собой, Ляль.
После ожесточенной борьбы, в которой я пыталась уговорить себя не поворачиваться и не смотреть в сторону Карана, я услышала звук открывающейся двери, который наконец-то прервал наше молчание, затянувшееся минут на десять. Омер принес еду. Он подошел ко мне, достал еще одну тарелку супа и поставил передо мной.
– Приятного аппетита, – пожелал он, мягко улыбнувшись.
Потом он вернулся к Карану и, сев на диван рядом, начал говорить на испанском.
Ох, что происходит, что происходит?
Я удивленно повернулась к ним и заметила, что они тоже искоса поглядывают в мою сторону. Наверное, проверяли, поняла ли я сказанное. К их несчастью, я знала испанский, но выдавать себя не собиралась.
Ах ты, коварная.
Может, вести себя подобным образом было низко, но они говорили на другом языке в присутствии постороннего человека. Так что это их проблемы.
Кажется, у меня получилось делать вид, что я ничего не понимала, потому что они наконец перестали глазеть в мою сторону, и Омер продолжил разговор. И все же он понизил голос до шепота. Я постаралась уловить хоть что-то.
– Ей пока все еще плохо, – я невольно нахмурилась и постаралась расслабить лицо, чтобы не выдать себя. – Он обеспокоен, и я не знал, как его усмирить. Даже когда он был на дежурстве, то умудрился позвонить пару раз, настаивая, что хочет поговорить с ней.
Должно быть, он имел в виду Ясина. Он не назвал его имени, чтобы я не поняла, кого они обсуждают.
Ух, шакалы.
Каран задумчиво ответил:
– Да,
я в курсе. Когда я увидел, в каком она состоянии, то просто не понимал, что делать. Ей нужна психологическая помощь. Надеюсь, она согласится на это.Он действительно думает, что мы сошли с ума.
Краем глаза я заметила, что Омер кивнул в знак согласия. Я попыталась выглядеть так, словно не понимала ни слова из того, что они говорили.
Ты сейчас выглядишь как косоглазая, Ляль. Поработай над своим выражением лица, у тебя плохо получается.
После недолгого молчания Каран спросил:
– Он связался с Арифом?
Да кто такой этот Ариф!
– Да. Есть хорошие новости. На этот раз он от нас не сбежит, – ответил Омер уверенно.
Они пытались кого-то поймать? Но они же были здесь целый день, что у них за работа?
Ты же решила, что они богачи, так что и на работу им ходить не нужно.
Я доела вторую порцию супа. А после, проглотив еще и бутерброд, мне наконец-то удалось почувствовать себя сытой. Углубившись в собственные мысли, я окончательно потеряла нить разговора. Незнакомцы тоже затихли и мельком посмотрели в мою сторону.
Поздно, ребятки.
Может, они продолжали постоянно пялиться на меня, потому что у меня что-то случилось с лицом? Даже я, взглянув на себя в зеркало, испугалась. Интересно, а что они думали о моем внешнем виде?
Когда Каран и Омер снова уткнулись в экраны смартфонов, я решила посмотреть что-нибудь в телевизоре, который все еще работал. Недосып и постоянные капельницы сильно меня измотали. А мне нужно было сопротивляться желанию спать еще двадцать часов. Как же это выдержать?
Дверь палаты внезапно открылась. В комнату зашел молодой человек не старше двадцати, держа в руке мой чемодан; поставив его в угол палаты, он кивнул мне в знак приветствия.
– Скорейшего выздоровления, – улыбнулся он, выпрямившись.
– Спасибо, – ответила я, глядя на свой багаж. Я надеялась, что он принес нужный чемодан. – Кажется, я доставила вам проблем.
Пока Омер и Каран поднимались с дивана, высокий и в меру крупный молодой человек застегнул куртку и слегка наклонился в мою сторону.
– Я Ариф.
О, значит, вот как ты выглядишь, таинственный Ариф.
– Приятно познакомиться. А я Эфляль, – я склонила голову в ответ.
Как только мы обменялись любезностями с Арифом, Каран обратился ко мне:
– Мы тебя пока оставим. Конечно, я уже несколько раз это говорил, но мы будем за дверью, так что только позови, – и, больше ничего не объясняя, дал знак двоим оставшимся выйти из палаты.
Ляль, почему он ведет себя как баран?
Как только я собралась встать с кровати, дверь снова открылась.
– У тебя точно не кружится голова? – мягко спросил Каран, выглядывая из-за двери.
Точно.
Я помотала головой, показывая, что все в порядке, и он закрыл дверь, напоследок бросив: