Птица солнца

Она, должно быть, поняла, о чем я думаю, потому что на ее лице отразилась неприкрытая тревога.

– Бен, я буду делать эту работу?

Я постарался подсластить пилюлю. Мне никого не хотелось обижать, тем более любимую девушку.

– Работа очень трудная и большая, Сал. Я думаю, нужно пригласить самого Гамильтона или Леви из Тель-Авива… может быть, Роджерса из Чикаго. – Я увидел, что лицо у нее вытянулось, губы задрожали, глаза затуманились, и торопливо продолжил: – Но ты, несомненно, будешь первым ассистентом.

Пять минут царила мертвая тишина, и за это время отчаяние Салли переросло в яростный гнев. Я видел, что приближается гроза, но был бессилен предотвратить ее.

– Бенджамен Кейзин, – начала она с обманчивой мягкостью в голосе, – я думаю, что вы самый отпетый негодяй из всех, с кем мне выпадало несчастье встретиться. Три долгих года я хранила полную и неизменную верность…

Тут она окончательно утратила власть над собой, и грянула буря. И хоть от ее слов моя душа болела и кровоточила, я все равно восхищался ее сверкающими глазами, пылающими щеками и мастерским выбором язвительных обвинений.

– Ты карлик – у тебя не только тело мелкое, но и душонка. – Она сознательно выбрала прилагательное, и у меня перехватило дыхание. Никто не разговаривал со мной так, она знала, какие страдания причинят мне ее слова. – Я тебя ненавижу. Ненавижу тебя, коротышка.

Я почувствовал, как кровь прихлынула к щекам, и запнулся, стараясь найти ответ, защититься, но не успел – Салли повернулась к Лорену. И ничуть не смягчив тона, закричала:

– Заставь его поручить это мне! Прикажи ему!

Даже в своем отчаянии я испугался за бедную Салли. Теперь она обращалась не к мягкосердечному калеке, доктору археологии. Командовать Лореном – все равно что тыкать короткой палкой в черную гадюку или бросать камни в льва-людоеда. Я не мог поверить, что Салли настолько глупа и так переоценивает свои дружеские отношения с Лореном. Я не мог поверить, что она смеет разговаривать с Лореном таким тоном, будто у нее есть особое право на его внимание, будто между ними особая связь чувств и верности. Даже я, имея на то полное право, никогда не стал бы так говорить с Лореном, и я не знал ни одного человека, который решился бы на это.

Глаза Лорена сверкнули холодным голубым блеском, как сверкает наконечник копья. Лицо его приобрело угрюмое выражение, ноздри раздулись и побелели, как фарфор.

– Женщина! – в голосе его звенел лед. – Попридержи язык.

Отчаяние мое – хотя минуту назад мне казалось, что это невозможно, – усилилось: Лорен реагировал именно так, как я ожидал. Теперь два человека, которых я любил, устремились друг к другу на лобовое столкновение, и я, хорошо зная обоих, их гордость и упрямство, понимал: ни один не уступит. Катастрофа была неминуема, неизбежна.

Я хотел крикнуть Салли: «Не нужно! Я сделаю то, что ты просишь. Сделаю все, лишь бы предотвратить катастрофу».

Но Салли была сломлена. Весь гнев, весь запал ушли. Она, казалось, сжалась под бичом слов Лорена.

– Идите к себе и оставайтесь там, пока не научитесь себя вести, – тем же холодным яростным тоном распорядился Лорен.

Салли встала и, потупившись, удалилась.

Я, не веря своим глазам, смотрел на дверь, через которую она вышла, – моя дерзкая, непокорная Салли, вышла послушно, как наказанный ребенок. Рал и Лесли заерзали в замешательстве.

– Пора спать, – пробормотал Рал. – Вы уж нас извините. Пошли, Лес. Спокойной ночи всем. – И они вышли, оставив нас с Лореном наедине.

Лорен нарушил долгое молчание. Он встал и заговорил обычным спокойным голосом. Положил руку мне на плечо обычным дружеским жестом.

– Прости, Бен. Не волнуйся. Увидимся утром. – И вышел в ночь.

Я сидел один у своего вдруг потерявшего всякий смысл свитка, сидел с разбитым сердцем.

«Ненавижу тебя, коротышка!» – звучал в одинокой пустыне моей души ее голос, и я потянулся к бутылке «Глен Грант».

Мне потребовалось много времени, чтобы напиться до такой степени, что слова перестали жалить, и когда я, пошатываясь, выбрался наружу, я знал, что сделаю. Пойду извинюсь перед Салли и пообещаю ей эту работу. Все, что угодно, лишь бы она была довольна.

Я пошел к дому, где Салли теперь спала одна. Лесли переселилась в дом Питера и Хетер. Негромко постучал в дверь. Ответа не было. Я постучал громче, окликнул:

– Салли! Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой.

Наконец я толкнул дверь, и та открылась. Я увидел темную комнату и почти собрался войти, но тут храбрость меня покинула. Я тихо закрыл дверь и побрел к себе. Упал ничком на кровать, грязный, не раздеваясь, и погрузился в забвение.

– Бен! Бен! Проснись! – Голос Салли. Ее рука трясет меня за плечо, мягко, но настойчиво. Я повернул голову и открыл саднящие глаза. Яркое утро. Салли сидела на краю кровати, наклонившись надо мной. Она была одета, только что из ванны, волосы причесаны и схвачены алой лентой, но глаза припухли, будто она плохо спала или даже плакала.

– Я пришла извиниться за вчерашний вечер, Бен. За те отвратительные глупости, которые я наговорила, за свое безобразное поведение…– Пока она говорила, обломки моей разбитой жизни собирались в единое, боль, головная и душевная, унималась. – Даже если ты изменил решение и я ничего не заслуживаю, я бы гордилась, если бы ты доверил мне работать первым ассистентом Гамильтона – или того, кого пригласят.

– Место за тобой, – улыбнулся я ей. – Даю слово.

Первым делом следовало удалить пыль, толстым слоем покрывавшую весь архив. Я удивился, откуда ее столько в закрытом и изолированном от наружного воздуха коридоре, но вскоре обнаружил, что щели кладки потолка шире, чем в кладке стен, и на протяжении веков тончайшая пыль проходила сквозь них и оседала повсюду.

Когда на «дакоте» вместе с отрядом службы безопасности прибыло заказанное Лореном оборудование, мы смогли приступить к работе.

У входа в туннель построили небольшую будку, в которой постоянно находился охранник. Входить разрешалось только нам пятерым.

Пылесосы упростили задачу очистки архива от пыли. Мы с Ралом, точно две образцовые домохозяйки, работали с внешней стороны коридора и до окончания своих трудов не снимали респираторы из-за удушающих облаков пыли.

После этого мы получили возможность более внимательно ознакомиться со своим открытием. В каменных нишах находилось 1142 запечатанных глиняных кувшина. 148 из них упали с полок, 127 разбились или треснули, свитки в них, подверженные влиянию воздуха, вероятно, погибли. Эти свитки мы заливали парафином, прежде чем притронуться к ним, потом прикрепляли этикетки и упаковывали.