Птицеферма

— Сова, — трясу ее за плечо, поднося лекарство к глазам. — Ты знаешь, что это? Сколько принимать?

— Дай сюда, — женщина дрожащими пальцами вырывает у меня упаковку, вынимает две пилюли.

Хватаю со стола графин с водой. Где только Филин его раздобыл?

— Пей. Ник, ну что там?!

— Бинго, Эм!

Поворачиваюсь и обнаруживаю напарника со снайперской лазерной винтовкой в руках.

— Заряжена? — спрашиваю шепотом.

— На треть.

В голове тут же всплывают расчеты. Полная батарея такой модели дает две сотни выстрелов на короткое расстояние. Расход аккумулятора зависит от дальности выстрела, то есть от длины луча…

— Пойдет, — отзываюсь. Мало, но лучше, чем ничего. Поворачиваюсь к Сове. Она вся бледная, лицо влажно блестит, руки — холодные. — Ты как?

Та приоткрывает глаза, дышит по-прежнему тяжело.

— Жить буду, — выдыхает. — Но недолго.

Шутит — это хорошо.

— Выберемся, — обещаю.

— Куда? — усмехается.

— Куда угодно с этой проклятой планеты! — отвечаю в сердцах.

Знаю, что не могу давать таких обещаний. Сова за что-то осуждена на пожизненное заключение. Но будь я проклята, если оставлю ее здесь.

Мне вдруг кажется, что к шуму дождя за окном прибавляется какой-то еще гудящий звук, которого не было раньше.

— Янтарная, у нас проблемы, — окликает меня напарник как раз в тот момент, когда я уже четко понимаю, что может издавать такие звуки.

Гудение совсем близко.

— Иди, — шепчет мне Сова. — Я тут… полежу.

Вскакиваю на ноги.

Ник стоит у открытого окна, все еще сжимая винтовку в руке, и, запрокинув голову, смотрит вверх. Подхожу и останавливаюсь за его плечом.

Во двор Птицефермы снижается катер. Не самый крупный, значительно меньше тех грузовых, на которых прилетают за рудой Тюремщики. Но это катер, самый настоящий, способный выходить в открытый космос. Модель устаревшая, но надежная, поэтому до сих пор в обиходе. Легкий, маневренный. Гражданская модификация, без внешнего вооружения — значит, стрелять с воздуха не начнут…

Почему об оружии и летательных аппаратах я помню больше, чем о своем прошлом?!

Сжимаю пальцами оконную раму, не в силах оторвать взгляда от катера.

— Вот черт. Люк с другой стороны, — комментирует Ник.

Верно. Был бы с нашей, можно было бы попробовать «снять» гостей из винтовки прямо на спуске по трапу. Сколько их, какое у них оружие — из этого окна ничего не видно.

— Они не будут стрелять в бараке, — доносится от двери слабый голос.

Резко оборачиваюсь, подлетаю к Сове, опускаюсь на одно колено.

— Что? Что ты сказала?

Женщине совсем плохо. Она бледная, на лбу блестят бисеринки пота.

— Они не будут стрелять в бараке, — с трудом повторяет Сова. — Новые жители Птицефермы не должны догадаться, куда делись прежние. Всех просто выведут во двор, построят и расстреляют… Как в тот раз.

Как в тот раз, значит? Хочется зажмуриться.

Поднимаюсь на ноги.

— Надо на крышу, — говорю.

— Держи, — Ник протягивает мне винтовку.

Смотрю на оружие, словно это ожившая змея.

— Мне? — растерянно вскидываю глаза на напарника.

Он уверенно вкладывает винтовку мне в руки; качает головой.

— Из нас двоих ты — снайпер.

Сова с полу издает нервный смешок.

— Как хоть тебя зовут, снайперша?

— Эмбер, — отвечаю коротко.

— Янтарь, — тонкие губы растягиваются в улыбке.

Крепче перехватываю холодный ствол. Он ложится в ладони так, будто был создан для них, или они — для него. Кажется, я знаю каждую деталь этого оружия, каждую выемку и каждый выступ. Знакомый вес оттягивает руки.

— Дождись нас, — прошу.

— Подожду уж, — откликается женщина, вновь прикрывая глаза.

А мы с Ником выбегаем из комнаты.

ГЛАВА 39

Расстаемся с Ником в коридоре.

Из-за поворота по направлению к выходу отчетливо слышен шум, крики — убийцы вошли в барак.

— Иди на крышу, — Ник кивает в обратном направлении от источника шума. — Попробую тут уменьшить количество «гостей».

Мне страшно. Впервые в этой новой жизни мне так страшно.

Хватаю напарника за руку. Он удивленно приподнимает брови.

— Осторожнее, — прошу, вглядываясь в его лицо так, будто боюсь снова забыть.

Ник усмехается.

— Взаимно, напарник, — шутливо отдает честь и уносится по коридору.

В отчаянии кусаю губы. Надо было сказать, что я его люблю. Дура!

* * *

В последний раз я была на крыше в тот роковой день, когда умер Чиж. Когда я начала вспоминать. Меньше месяца тому назад. А кажется — целая вечность.

Взбираюсь по металлическим скобам к потолку. Ремень винтовки перекинут через плечо, само оружие болтается за спиной.

Засов люка заржавел еще больше, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы сдвинуть его. В итоге обдираю пальцы, но мне таки удается не наделать шума.

Открываю крышку люка, выглядываю. Мелкий противный дождь тут же оседает на лице. По крайней мере, в отличие от того раза, сегодня нет ветра.

Выбираюсь на крышу, стараясь не выпрямляться в полный рост. Пелена дождя играет мне на руку, делая меня в темно-серой одежде почти невидимой, но рисковать не хочу. Если среди прибывших найдется хороший стрелок и меня пристрелят, ждать помощи больше неоткуда. Наркоторговцы положат здесь всех. И Ника в том числе.

Крыша покатая и скользкая, оружие довольно тяжелое. Но сегодня у меня более удобная одежда, а еще — куда более значимая цель, чем залатать дыру в потолке.

Не тратя времени попусту, спускаю ноги на скат, расположенный с обратной стороны двора, сползаю по мокрой поверхности животом и лишь потом высовываюсь, чтобы осмотреться.

Во дворе люди. Трое стоят возле припаркованного катера с распахнутым люком. Один, с оружием наизготовку, обходит двор. Дверь барака распахнута, и неизвестно, сколько убийц вошло внутрь.

Сквозь шум дождя доносятся приглушенные выстрелы. Это там, внутри. Сова говорила, что наркоторговцы не хотят оставить следов в бараке и постараются учинить расправу во дворе. Значит, это Ник? Но его пистолет стреляет не так — другой звук, такой издает что-то лучевое. Впрочем, вряд ли напарник станет использовать огнестрельное оружие без крайней необходимости — только привлечет к себе внимание. Нож и эффект неожиданности в данном случае — лучшие помощники.