Птицеферма

— Старик обещал, что Пандора станет нашим с тобой последним совместным делом, — вспоминаю.

Пробираемся через толпу. Ник по-прежнему не убирает ладонь с моего плеча, благодаря чему мы ловко лавируем между спешащими людьми.

Напарник возмущенно фыркает в ответ на мои последние слова.

— Вот еще!

Пожимаю плечами.

— Он сказал мне это в нашу с ним предпоследнюю встречу. В последнюю его решение не поменялось.

— Ну, в сердцах он кричал это не единожды. Чем аргументировал в этот раз? — Ник шарахается в сторону, убирая нас обоих с пути женщины с громоздким чемоданом на воздушной подушке.

Я ее знаю. Это та самая «добрая» советчица из туалета. Женщина тоже меня узнает; одаривает моего спутника уничижительным взглядом.

Усмехаюсь и отворачиваюсь.

— Так чем аргументировал? — повторяет Ник свой вопрос, очевидно, решив, что я его не расслышала.

— Тем, что мы слишком печемся друг о друге.

Напарник хмыкает.

— Что тут скажешь? Отличный план: поставить в пару людей, которым будет друг на друга плевать.

— Может быть, он именно поэтому поставил тебя с Мейси Плун? — предполагаю. — Чтобы привыкал?

Ник закатывает глаза.

— Нет, Эм. Старик поставил меня с Мейс, потому что не было тебя, — от этих слов мне становится теплее внутри.

Напарник ускоряет шаг; подстраиваюсь.

* * *

Всю дорогу до Отделения сижу, приникнув к окну флайера. Под нами проносится город.

Ромеро. Столица Нового Рима.

Я родилась в провинции и переехала в этот мегаполис, ведомая мечтой — поступить в находящуюся здесь Полицейскую Академию, лучшую на планете.

Воспоминания приходят ко мне не вспышками, как раньше. Нет видений, нет давящей виски резкой боли. Пробелы заполняются сами собой, и приходит осознание — так оно и было.

Скверно училась в школе. Не из-за недостатка ума, а, скорее, из лени. У меня не было цели, я плыла по течению. Моя мать много пила и принимала наркотики, которые поставлял ей отец моего парня Дэвина. Они жили от нас через два дома.

Своего отца я не знала, а мама наотрез отказывалась о нем говорить. Не знаю, возможно, она и сама не знала, кто сделал ей ребенка. Просто однажды время действия ее противозачаточного имплантата истекло, а на новый не хватило денег. Так появилась я.

Как-то в приливе пьяной откровенности мама поведала, что долго хотела сделать аборт, но потом решила оставить ребенка — чтобы была помощь на старости лет. Наутро после той беседы мать просила прощения и убеждала, что все было совсем не так, и она очень хотела меня и с нетерпением ждала моего рождения. Но те ее слова навсегда засели у меня в голове.

Ошибка, случайность — вот кем я была для своей матери.

Пока я была совсем маленькой, мать работала. Подрабатывала то там, то здесь. Старалась. Правда старалась. Помню, как она часто приходила перед сном в мою комнату, обнимала меня, обдавая алкогольными парами, и плакала, обещая, что это в последний раз. Что завтра же обратится в клинику и станет образцовой матерью. Не обратилась.

Сначала я верила, потом смирилась. Все больше времени проводила на улице в компании таких же, как я, лишних детей. Рано научилась драться, рано начала пить крепкие спиртные напитки.

Странно, только с сексуальным опытом затянула. Все мои подруги давно проводили время в койках своих приятелей, подначивая меня. А я… ждала чего-то. Наверное, любви, о которой читала в книгах. У меня не было ни модных читалок, ни компьютера, ни планшета с выходом в сеть — даже телевизора не было. Вернее, был, но пробыл недолго — мама продала его, чтобы заплатить по счетам.

Да, я читала — ходила в библиотеку.

Пряталась от своих приятелей, чтобы не прознали. Путала следы, шла в обход и в глубине души ненавидела себя за то, что не такая, как все.

Читать в нашей компании было не принято. Выпить и покутить — да.

Я ждала любви, но в моей жизни случился Дэвин. Секс с ним был больше галочкой в моей биографии, нежели желанием. Просто я ему доверяла.

Мы были приятелями с самого детства, а потом он стал проявлять ко мне знаки внимания, а я приняла. Дэвин мечтал, что однажды мы уедем из нашего городка, а лучше с Нового Рима, поженимся и заведем детей. Он будет работать, а я заниматься их воспитанием. Его родители не слишком-то о нем пеклись, и Дэйв мечтал, что однажды станет образцовым отцом.

«Сам дам им попробовать покурить и объясню, что можно употреблять, а что отрава», — мечтал мой друг детства, все чаще и чаще углубляясь в свои мечты и рисуя наше совместное будущее.

Такое будущее меня не прельщало, мне хотелось большего. Но мне не хватало смелости и веры в себя.

Бросить все и сбежать из дома одной — без Дэвина, без никого, — и попробовать построить свою жизнь самостоятельно — об этом я думала. И всякий раз пасовала, не зная и не понимая, чему хочу посвятить свою жизнь.

Мама все больше пила. Я прогуливала учебу, подрабатывая в магазине неподалеку от дома, в прачечной в соседнем районе, в автомастерской на должности «принеси-подай». Дэвин уже тогда занимался чем-то противозаконным и пытался помогать нам деньгами. Я не брала, предпочитая работать с утра до ночи. Нет, не осуждала его за способ пропитания, но и не могла примерить такой доход на себя.

А потом в нашу школу перевелась Джилл. Ее родители обанкротились и переехали в наш городок.

Она тоже ходила в библиотеку.

Джилл обижали. Издевались словесно, а иногда даже били, не принимая в свой круг ту, кто так сильно отличалась от них и не стеснялась этого. Джилл не умела драться, не могла постоять за себя, но и подстраиваться под окружение не желала. Что ни говори, она была смелее меня.

Я стала ее «телохранителем». Несколько драк — и от моей новой подруги отстали. Посмеивались над моей странной симпатией к этой «заучке», но отстали.

А однажды Джилл вычитала в каком-то журнале о молодежном движении, борющемся за сохранение окружающей среды, и узнала, что ими намечается акция протеста в Ромеро.

Нам было по семнадцать. Мы сорвались с места и поехали в столицу. Подруге денег на дорогу дали родители. Я — потратила на путешествие последние сбережения.

«Голая» акция протеста оказалась веселее, чем я предполагала, поддавшись на уговоры Джилл. Думала, придется скучать в толпе чудиков с транспарантами в руках.

А вышло, как вышло.

Облава, устроенная копами, побег, и… внезапно распахнувшаяся дверь дома в одном из богатейших районов столицы, где простым людям не место.