Птицеферма

— Значит, ты знаешь, что я коп? — перебиваю.

— Эге! — радостно сияет белоснежными зубами. — Значит, и ты знаешь, что ты коп!

Да что ты будешь делать? Мне нужна информация, и у меня категорически мало времени.

— Кто. Эти. Люди? — уже шиплю.

— Кто-кто, — Дэвин обиженно ворчит и с хрустом надкусывает морковь, — наркоторговцы. Ты что, правда не в курсе, что тут происходит?

Качаю головой, но потом спохватываюсь, что темно, и отвечаю вслух:

— Нет.

— Детка, тогда дело — дрянь. Пандора — это же главное место по добыче синерила.

Синерил, синерил… Что-то до боли знакомое. Так и вертится на языке, но… Нет, не помню.

— Синерил, «синий туман», — подсказывает Дэвин, чувствуя заминку. — Ну же. Величайший наркотик современности. Огромные деньги.

Закусываю губу. Все сходится. Меня могли отправить на Пандору, чтобы выяснить, что здесь происходит, если сумели до этого засечь нечто подозрительное, но нуждались в доказательствах.

Молчание затягивается. Я пытаюсь что-нибудь вспомнить, но тщетно. Дэвин же, кажется, воспринимает мое молчание как осуждающее.

— Да знаю, знаю, — будто оправдывается. — Я бы и сам в это дерьмо не полез. Ты же знаешь, я по мелочи: легкая наркота, галлюциногены, травки всякие… А, точно, не знаешь… Короче, пообещали денег. Думал, подзаработаю. А как срок подошел, говорю: ну все, я помчал. А они мне «пушку» в нос. Нечестно.

Издевательски хмыкаю.

— Да уж, нечестно, когда один наркоторговец направляет ствол на другого наркоторговца.

— Я не наркоторговец, я курьер, — возмущается Дэвин.

— Да хоть бабка Санта Клауса, — вспыхиваю.

— Гы, узнаю мою детку.

Ему хорошо, он узнает. Чего не скажешь обо мне.

— Зато я ничего не узнаю, — бормочу.

— Точно, я и забыл. Ты же зомбячка, — сначала собеседник начинает ржать, потом закашливается. — Вот как… Вот как… судьба поворачивается.

— Еще раз назовешь меня зомбячкой, воткну тебе нож в колено, — предупреждаю на полном серьезе. Смех обрывается. — А теперь подробнее: кто ты, кто я, откуда ты меня знаешь?

— Кто-кто, — ежится, напоминая нахохлившуюся птицу на ветке, — я твоя первая любовь, детка.

Открываю и закрываю рот.

У меня нет слов.

* * *

— Давай сначала, — прошу. — Представь, что я вообще ничего о себе не знаю.

— А ты знаешь? — подначивает этот наглый тип.

— Догадываюсь, — ухожу от прямого ответа.

Повисает пауза. Уже хочу поторопить собеседника, полагая, что тот тянет время. Но, оказывается, он просто раздумывает, с чего начать.

— Тебя зовут Эмбер Николс, но, кажется, ты в курсе…

— Дальше.

— Эмбер Николс. Родилась в городе Сантьяго, это окраина Нового Рима. Твоя мать баловалась алкоголем и наркотой. Наркоту ей, кстати, мой отец продавал, — уточняет не без гордости.

— Дальше, — огрызаюсь.

— Ну-у, — задумывается. — Отец твой сгинул куда-то. Ни разу его не видел, хотя мы были соседями. Мы с тобой крутили любовь с седьмого класса. Весело отдыхали, мечтали окончить школу и свалить из нашей дыры, — замолкает, чешет затылок, припоминая. — Только ты к концу школы с какой-то девчонкой познакомилась. Джиллиан… Джулия… Черт ее знает. Заучка из семьи то ли библиотекарей, то ли мелких клерков. И тебя как подменили — давай играть в ее няньку: ее отлупят — ты вступаешься. Я ещё думал, что-то ты отрываешься от коллектива… А потом вообще спрыгнула.

Ничего не помню. Память молчит.

— Откуда спрыгнула? — уточняю. — С иглы?

Дэвин снова закашливается. Терпеливо жду, когда его отпустит.

— Обижаешь, детка. Мы никогда не кололись.

— Не важно, — отмахиваюсь. — Дальше.

— А что дальше? — ох и любит же он повторять: то «что-что», то «кто-кто», теперь это. — Весело жили, о звездах мечтали. А потом тебя понесло в столицу на какую-то акцию протеста. Заучка твоя и потащила. За природу бороться, что ли. Маразм идеалистов, так я это называю…

— Дальше, — одергиваю.

Я плохо помню Джилл, но точно знаю, что дружила с ней всю свою жизнь и относилась к ней очень тепло.

— Дальше, дальше, — опять повторяет, жутко этим раздражая. — Там ты познакомилась с тем типом из богатеньких. И все.

— Что — все? — мне уже на полном серьезе хочется выбить из этого человека все, что он знает.

— Да опять подменили тебя, вот что, — огрызается в ответ. — «Ник то», «Ник сё». Как там его?.. Валенсус? Валентис?..

— Валентайн, — подсказываю.

Отворачиваюсь. Сижу, обнимая колени, смотрю на далекие звезды.

— Ну, естественно, Валентайн! Погоди… — до Дэвина доходит то, что я поняла сразу. — Его ты помнишь, а меня нет, значит?!

— Угу, — подтверждаю.

— Ну даешь, — похоже, для него это по-настоящему обидно. К черту. Не намерена никого утешать. — Ну, так, — слава богу, продолжает без напоминания, — Валентайн вскружил тебе башку, что, мол, не важно, кто ты и откуда, можно всего добиться. Что главное — цель и желание. Ты на нем точно помешалась, в рот ему заглядывала. Кирси тебе еще сказала: «Хочешь его, так переспи и уймись». А ты нам задвинула речь, что вы друзья и он просто очень хороший человек. Ну-ну. Сама потом и протрепалась, что он просто занят, а ты вроде как со мной, — пауза. — Собственно, примерно тогда мы с тобой и разбежались. Знаю только, что ты поехала в столицу поступать в Полицейскую Академию вместе со своим Валентайном. Поступила. Карьера, все дела… А мы остались. Но, видишь как, судьба все равно сведет, если ей нужно. Чего молчишь-то?

А я так и сижу, не шевелясь, понимая, что начинает светать. Нужно уходить и как можно скорее. То, что нас не заметили ни жители Птицефермы, ни наркоторговцы — уже удача. Не стоит испытывать судьбу и дальше.

— Скажи мне, ты видел этого Валентайна? — поворачиваю голову к собеседнику.

Действительно светает — различаю его лицо уже гораздо отчетливее. Смуглое, с крупными глазами, подвижное. Он сам весь какой-то вертлявый, движения резкие, как и речь — быстрая.

Дэвин потирает подбородок одной рукой, во второй все еще держит за ботву недоеденную морковь.

— Видел пару раз, — кривится. — Но ты нас не знакомила. Так, прилетал за тобой на флайере. Джемма еще смеялась, что с твоей детской страстью ко всему, что летает, ты влюбилась не в парня, а в его флайер.

Кирси, Джемма, Дэвин… Трясу головой. Тяжело — слишком много имен.

— Как он выглядел? — требую.

— Классный. Одна из последних моделей.

— Не флайер! Валентайн.

Дэвин выпячивает и без того пухлую нижнюю губу, раздумывая; чешет в затылке.

— Я тебе художник, что ли? Обычный. Блондинистый тип, — убирает руку от головы и разводит обеими руками в воздухе. — Длинный, светлый. Вам, девчонкам, такие нравятся. О,точно! Кирси еще звала его «твой голубоглазый».