Птицеферма
Шрифт:
Голубоглазый блондин, значит?
Не могу понять, что я чувствую больше: злость или облегчение.
Голубоглазый блондин…
Ник, я тебя убью.
ГЛАВА 24
Бегу так быстро, как только могу. Подошвы ботинок пружинят от глины, дыхание сбивается. Уже почти совсем светло.
Ноги подводят уже во дворе поселения. Задеваю носком обуви крупный камень, спотыкаюсь, падаю, в последний момент успев подставить перед собой руки. Ладони встречаются с жесткой глиняной поверхностью, кисти обжигает болью, и в этот момент меня накрывает.
Вспышка и следующая за ней головная боль ослепляют
…Бег, погоня, прерывистое дыхание. Босые ноги, изрезанные осколками битого стекла.
И тут одна из дверей, мимо которых я бегу, открывается, и мое запястье обхватывают чужие пальцы; держат крепко, но не больно. Затаскивают внутрь.
Хлопает дверь, и я оказываюсь практически прижата к парню в светлой футболке. Не вижу лица — он слишком близко, и мой взгляд почему-то устремлен ему в шею.
— Придурок, руки убрал! — шиплю и вырываюсь.
Но эта эмоция лишь напоказ. Мне не страшно, и я не злюсь — мне весело и хочется хохотать.
Отступаю и вскидываю глаза на молодого человека, гостьей которого внезапно оказалась. У него красивое тело… Взгляд поднимается вверх, и я встречаюсь с ярко-голубыми глазами. Парень — примерно мой ровесник, высокий, светловолосый, очень симпатичный.
Мне нравится этот незнакомец, с удовольствием вывела бы его из этого статуса и познакомилась бы поближе. Но я также вижу обстановку дома, в который попала. Нет-нет-нет, это не мой уровень. Нужно убираться отсюда, пока мой же «спаситель» не сдал меня копам.
Ни слова не говоря, собираюсь выскользнуть обратно за дверь, как вдруг понимаю, что для этого мне придется повернуться к молодому человеку спиной. А зеленые листочки прикреплены у меня только на груди и спереди между ног. Поворачиваться голой задницей к симпатичному незнакомцу мне не хочется категорически.
Недолго думая, пячусь спиной к выходу.
«Спаситель» же продолжает дружелюбно улыбаться. Мало того — протягивает мне ладонь.
— Я Ник.
Надо же, какой вежливый. Меня снова начинает разбирать смех, но теперь от абсурдности ситуации.
— Эмбер, — отвечаю честно.
Вряд ли мое имя что-то даст ему или полиции. Я приехала в столицу автостопом, мое пребывание в городе нигде не зарегистрировано, поэтому они могут еще долго разыскивать девчонку по имени Эмбер. Нас миллионы, получите!
— Янтарь, — усмехается.
Тоже мне знаток. Ладно я, мне положено знать, что означает мое имя, пусть и на давно мертвом языке со Старой Земли. Но этот, смотрите-ка, решил блеснуть эрудицией.
— Янтарь, янтарь, — бурчу и продолжаю пятиться.
До двери — всего ничего, ладонь почти уже нащупывает замок…
— Так голая и побежишь? — молодой хозяин дома не сходит с места: не приближается, но и не отходит. Складывает руки на груди, смотрит с любопытством, как на диковинного зверька.
Вскидываю подбородок.
— Так и побегу, — отвечаю с вызовом.
Назвавший себя Ником опять усмехается.
— Брось, — кивает головой в сторону лестницы, уходящей на второй этаж, — пошли, хоть дам тебе футболку и штаны, что ли.
Пальцы, наконец, нащупывают замок. И замирают.
— Так просто? — спрашиваю недоверчиво.
Мне бы не помешала помощь. И одежда, в первую очередь — пока я доберусь до своей, меня, так сказать, в моем первозданном виде, успеют заметить все, у кого есть глаза. И если я не наткнусь на полицейских сама, то наверняка найдется тот, кто вызовет их при виде голой девицы, разгуливающей по улице.
Ник пожимает плечом.
— А зачем усложнять?
Моргаю. Черт, он настоящий?
Парень манит меня за собой наверх. Все ещё опасаюсь подвоха, но выбор у меня невелик, поэтому решаю рискнуть.
В этот момент из соседнего помещения раздается женский голос:
— Сынок, у нас гости?! Сказать поставить дополнительный прибор на стол?!
Едва ли не врастаю в пол, где стою. У него вся семья в сборе, а тут я с листочками на сосках — опускаю глаза, — и с кровавыми следами под ногами.
Ник прослеживает мой взгляд, но никак не комментирует то, что дорогущая светлая напольная плитка теперь испачкана кровавыми разводами.
— Голодная? — спрашивает как ни в чем не бывало.
В последний раз я ела вчера. Утром. Кажется…
— Угу, — глупо киваю.
Может, меня таки пристрелили при побеге, и теперь я в чудесном загробном мире? Ну, или, на худой конец, в коме и вижу волшебные сны?
— Да, мам! Поставьте, пожалуйста! — кричит в сторону двери, ведущей из холла в другие внутренние помещения, и хватает меня за запястье, увлекая в сторону лестницы. — Пошли скорее, — смеется, — моя мама, конечно, женщина демократичных взглядов, но, боюсь, вид голой гостьи ее все-таки смутит.
Я настолько ошарашена таким приемом, что даже не вырываюсь.
Поднимаемся наверх.
Оборачиваюсь на первом лестничном пролете: робот-уборщик уже закончил чистить пол у двери и теперь ползет наверх вслед за нами, чтобы убрать следы крови со ступеней.
— Может, раз ты такой гостеприимный, ещё и аптечку одолжишь? — бормочу.
Ник, идущий впереди, даже не оборачивается; отвечает через плечо:
— Не вопрос.
…Заворачиваюсь в огромное (у меня дома одеяло меньше) полотенце и приоткрываю дверь, выглядываю; из ванной вслед за мной выплывают целые клубы пара.
— Какой шампунь можно взять?