Птичка по имени Авелин
Шрифт:
– Ноги? – глупо переспросила я.
– Ноги, – мечтательно протянул он. – Самые красивые ножки в Ранолевсе...
– Ты что, меня по ногам узнал?
– Не совсем. Я, когда ты на дерево полезла, подумал, что такие восхитительные ноги я видел только у графини Волорье. Потом, когда ты ко мне пришла, я подумал: да нет, что за бред! Разве графиня может быть такой...
– Какой? – не утерпела я.
– Забавной. Нежной. Чувственной. Но получалось, что всё сошлось: и то, что ты ниххонский знаешь в совершенстве, причем и традиции тоже, и приехала ты недавно, как раз передо мной, и аптека опять
– А почему ты мне ничего не сказал? – растерянно спросила я.
– Зачем? Раз ты скрываешься – значит, на это есть причина. Захотела бы – сама бы сказала. Ну и вообще...
– Что "вообще"?
– Если ты графиня, то я тебе не ровня, – тихо ответил ниххонец. – Я ведь даже не из знати, к тому же беглец.
– Дурак, – вздохнула я, прижимаясь к его плечу.
– Дурак, – не стал спорить он. – А ты почему решила сегодня сказать?
– Подслушала твой разговор с мэром.
Он засмеялся тихонько и затащил меня к себе на колени.
– Ли, – принялся целовать он мою шею. – Ты невыносима. Ты хоть понимаешь, в каком ты сейчас положении?
– Нет, не понимаю. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Графини Волорье больше не существует.
– Тебя найдут. Я же нашёл.
– А ты искал?
– Искал.
– Кто ты такой, Хиро?
– Много кто, птичка. Убийца. Беглец. Начальник стражи. Твой любовник. Ну и еще шпион принца Вазилевса.
Я дернулась у него в руках, зашипела, начала вырываться. Он прикусил мне ухо и невнятно пробормотал:
– Не ерзай, я не железный.
– У тебя в беседке было, тебе мало?
– Ты слишком красивая.
– Не уходи от темы, хотя мне, безусловно, приятны твои намерения. Что там с принцем?
– Вазилевс – это второй сын покойного короля...
– А то я не знаю! Который наместник северных провинций.
– А давай ты будешь рассказывать, а я послушаю?
Я надулась и замолчала, а Хиро, понимая, что находится в более выгодном положении, нагло засунул руку в ворот моей сорочки и принялся поглаживать грудь.
– Вазилевс с Люциусом никогда не ладили. Они настолько ненавидят друг друга, что отец их разделил. Один на юге, другой на севере. Но Люциус, несмотря на то, что жил в столице, да еще с выходом к морю, все равно считал, что его обделили, ведь на севере горы, а значит, шахты, руда, металлы, оружие. Плавильные мастерские тоже на севере, и основные производства там. На юге же поля и сады.
– Хиро, я все это прекрасно знаю. Ближе к делу.
В отместку он ущипнул меня за сосок, а я специально поерзала попой на его бёдрах, с явным удовольствием ощущая его отчетливую реакцию.
– Ууу, коварная. Ладно. Я попал в свиту Вазилевса почти случайно. Как и здесь, пришёл наниматься в охрану, с блеском прошёл испытания, я все же меч с восьми лет в руках держу и учился у лучших мастеров Ниххона. Принц, видя, что я хороший воин, да еще неболтлив, взял меня в личную охрану, и не зря. Я дважды стрелы отражал и несколько раз из ловушек вытаскивал. Люциус же не оставлял братца в покое. Ну, стоит признать, что Вазилевс тоже не птичка-синичка (тут я улыбнулась, потому что говорил Хиро теперь совсем как один из нас, из птиц). Он тоже брату и убийц посылал, и отравленные свечи...
Со свечами, кстати, отличный план был, жаль, не вышло. Он, когда зажёг их, вышел... а потом вернулся – а у него канарейка сдохла, прости за подробности, Ли.Я пожала плечами: сдохла и сдохла. Бывает.
– Мне потом немалого труда стоило свечи обратно на обычные заменить, пока Люциус не сообразил их королю подсунуть.
– Да, он обошёлся обычным ядом. Не совсем обычным, конечно, очень редким.
– И куда делся яд, Ли?
– Понятия не имею.
– Ясно. Граф Волорье был человеком Вазилевса. Они же оба с Севера, хорошо знакомы, почти друзья... Люциус с графа и начал.
– А я-то ему зачем?
– Бумаги и яд, птичка. Кто самая удачливая воровка Ранолевса? Не хмурься. Тебя муж под пытками выдал.
Это было для меня новостью. Выдал? Вот ведь... слабак!
– Хиро... а ты бы... под пытками...
– Я бы скорее себе язык откусил, и это не шутка, птичка моя.
Он прижал меня к себе и начал гладить коленку, задрав сорочку до самых бёдер.
– В общем, Вазилевс был счастлив, когда узнал, что ты сбежала. Отправил меня тебя искать. Я и подумать не мог, что ты сама мне в руки прилетишь.
– И ты... сообщил обо мне?
– Пока нет. Пишу туманные письма, рассказываю о тяжких поисках.
– Почему?
– Жалко мне тебя. Принц – он вообще-то жестокий и хитрый, хотя благородства в нем поболе, чем в брате. Отца он любил, преклонялся перед ним. Властью Вазилевс не одержим, его и положение наместника устраивало, но ты ведь понимаешь, что это теперь вопрос чести? Или он, или его. И тебя он так просто не отпустит, даже если ты ему на блюдечке принесёшь доказательства того, что Люциус – отцеубийца.
– И что мне теперь делать? – жалобно спросила я.
– Вариантов немало. Можно попробовать сотрудничать с Вазилевсом. Можно отдать улики Люциусу, но совершенно не факт, что он тебя не уничтожит, как свидетельницу своего преступления. Ну, или просто убежать ещё дальше.
– Куда, интересно? Здесь мой дом, моя родня.
– Ну... есть вариант. Выходи за меня замуж, и я увезу тебя в Ниххон. Там никто не найдет. Я знаю одно место...
Я оцепенела в его руках. Как это – замуж? Он тоже замер, я только чувствовала, как колотится его сердце.
– Хиро, я... подумаю, – осторожно ответила я, отчаянно боясь обидеть его отказом. Не хотела я в Ниххон. Ни с кем. Мне здесь хорошо.
– Птичка, я ведь понимаю, что ты меня не любишь. Так и я тебя не люблю. Просто... если я привезу в то место чужую женщину, это одно. А жену – это совсем другое. И потом, я в самом деле хочу детей.
– Но это предательство по отношению к принцу!
– А что мне до интриг в Ранолевсе? Это не моя страна. Плевал я на всех принцев вместе взятых, пусть они там хоть глотку друг другу перегрызут, я переживу.
Я молчала, подавленная. Значит, он меня не любит. Да, из всех его слов я услышала только это. Ну и ладно, я его тоже не люблю... только почему же так больно в груди?
– Давай спать, Авелин-птичка. Утро вечера мудренее. Завтра поговорим ещё. И это... я на завтра вымолил себе выходной. Свожу тебя на ярмарку, ты ведь так и не выбралась. Уедет ведь. После тех четверых в городе стало значительно тише.