Птицы поют на рассвете

— И тебе, — продолжал Кирилл. — Кроме Шалика, еще двое наших пойдут в караул, их очередь в эту ночь. Они предупреждены. Один с вечера заступит на пост у продовольственного склада.

— И он предупрежден о гранате? — спросил Ивашкевич.

— Да. И будет ждать Пашу. Но об этом потом. После того как в караулке разорвется граната, кое-кто из гитлеровцев и полицаев, сами понимаете, нам уже не сможет помешать. В это время Толя ударит с правой вышки по пулеметному гнезду слева. Я, Паша, Натан и Захарыч ворвемся в ворота. У ворот часовой. Думаю, справимся с ним, если Толя не успеет его снять? — посмотрел Кирилл на Пашу, Натана и Захарыча.

— Грех не справиться, — подтвердил Захарыч.

— Значит, врываемся в ворота, — продолжал Кирилл. — Нас прикрывают Левенцов, Михась и Тюлькин. Когда все окажемся в маентке, добиваем тех, кто после гранаты еще останется в караулке и кто будет у складов оружия и боеприпасов. Пароль: Москва — Мушка. Наши полицаи его знают. Дальше. Петро и Кастусь — бегом на конюшню. Дай бумагу, — взгляд Кирилла упал на Пашу. — Нарисую план.

— Ага, — не понял Паша.

— Что — ага? Я сказал — бумагу. Понял, бумагу?

Толя Дуник быстро вытащил из кармана сложенную вдвое тетрадь и положил перед Кириллом.

— Хорошо, есть и соображающие. — Кирилл набросал схему: ворота, казарма, дорога на конюшню. — Вот, — показал он. — Ориентируйтесь.

Исчерченный лист пошел по кругу. Кирилл выждал несколько минут.

— Вместе с шаликовскими хлопцами, Петро и Кастусь, запрягайте в сани и — ни минуты промедления — на склады, — продолжал Кирилл. — Саней семь. Левенцов, Михась и Натан с ребятами Шалика к тому времени прикончат часовых у складов и начнут грузить. Пулеметы, автоматы и гранаты. Диски, диски. Как можно больше патронов. Как можно больше. И — за ворота. Паша и наш, который на посту у продовольственного склада, наваливают в сани разное добро. Брать самое нужное.

— А как понимать — самое нужное? — пробасил Паша. — Тут и ошибиться в два счета…

— Как понимать? — Кирилл не сразу нашелся и засмеялся. — Ну, скажем, туши говяжьи не надо. У нас свои коровы. Выбирать, правда, будет некогда. Ты ж хозяйственный — хвалился, когда на смолокурню шел. Теперь — в кусты?.. Так вот. Крупу. Соль. Макароны. Мыло. Спички.

— Не растеряюсь. Было б где брать.

— Вернемся к главному, — голос Кирилла снова строг. — Ивашкевич и Плещеев держат дорогу перед въездом в Тучу. Толя остается на правой вышке и — если на дороге появится кто — по ракете Ивашкевича — огонь. И никого не выпускать за ворота. Только лошадей, которых не возьмем, пусть бредут к людям на хутора. Вот как, братцы, обстоит, — сказал Кирилл. — То есть так должно обстоять. Но бой — это бой, и каждый, в случае чего, сообразит, что делать.

— Бой — это бой, — в тон ему сказал Ивашкевич, — и потому надо всех предупредить, куда поставим нашу медицину. Думаю, где-нибудь недалеко от засады, в кустах. Скажем, метрах в ста от меня и Плещеева.

— Все слышали? Как, медицина, не сробеешь одна? — подзадоривая Крыжиху, осведомился Кирилл. Крыжиха молча улыбнулась. — Привыкай, привыкай… Послушай, Петро, — позвал он.

— Что?

— Послушай, ты говорил о котлах, помнишь? Где они там?

— Котлы за бараками. Прикрыты брезентом.

— Значит, снегу в них не намело.

— Наверно, так.

— Вот что. Когда главное кончится, ты и Тюлькин валите туда на санях и тащите котел. Не скоро представится случай сделать нашим поварихам такой подарок.

— Остается сказать о порядке движения обратно, — напомнил Ивашкевич и по привычке засунул пальцы за ремень.

— Обратный путь — по дороге, от деревни к деревне. — Кирилл сделал паузу, давая возможность всем запомнить то, что он сказал. — По той самой, по которой народ ходит, возит дрова из лесу. След? Правильно. А чей? Кто разберет…

— Как по нотам, — хмыкнул Паша, когда все поднялись с мест.

— Ноты для тех, кто играть умеет, — покосился на него Кирилл.

— Думаю, сыграем, — улыбнулся Ивашкевич, тоже поднимаясь.

Впереди возник маенток. Будто черная громада стояла на снегу, и казалось, что это далеко. Два маленьких огонька висели посреди громады, словно две низенькие звездочки. Но все знали, это фонари у ворот.

Выбрались в присыпанные снегом кусты. До пулеметного гнезда, что справа от ворот, метров двести. Петро и Толя Дуник, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, крались к проволоке. Ивашкевич и Плещеев сквозь голый кустарник вглядывались в направлении правого фонаря. Крыжиха повернула в другой конец кустарника, встала на колени, лицом к черному квадрату. Кирилл медленно переползал по снегу. Паша, Захарыч, Натан тянулись ему вслед. Он остановился. Те тоже недвижно залегли. Он чуть приподнял голову, настороженно вслушивался.

Тихо. Тихо. Даже представить себе нельзя, что в этой полуночной тишине, казалось такой мирной и сонной, вот-вот загремит стрельба…

Все вглядывались в два огонька впереди, видно было, как ветер колебал подвешенные фонари и свет передвигался то вправо, то влево. Кирилл снова пополз и опять замер на месте, зарывшись локтями в снег, словно хотел передохнуть минуту, чтоб ослабевшие от напряжения руки набрали силу.

Ждал взрыва гранаты.

Ждать пришлось, может быть, и недолго, но показалось, что долго, очень долго, так долго, что давно иссякло терпение. Кирилл думал только об одном, только о том, что вот-вот ринутся они туда, к воротам. Бившаяся в тревоге мысль не уводила дальше ворот. У ворот первая схватка, и это вытеснило из головы все. Остальное появится потом, когда и ворота исчезнут из сознания, как начисто выпало то, что предшествовало воротам.

Вдруг что-то обрушилось в громаде, что-то высекло в ней огонь. «Граната!» — беспокойно заворочался на снегу Кирилл. И тут же из черноты в ответ ударил пулемет с левой вышки, и воздух наполнился красными и зеленоватыми огоньками. Они гасли то в одной, то в другой стороне. «Пристреливается, сволочь», — подумал Кирилл. В то же время застрочила правая вышка. «Толя! Толька!» — Кирилл рывком поднялся и понесся к воротам. Вслед бежали Паша, Захарыч, Натан. У ворот никого не было. Что-то чернело на снегу. «Убитый. Часовой», — мелькнуло в голове.

Вперед, вперед, к караульному помещению. Стреляли оттуда и еще в нескольких местах левее. «Как раз у складов», — вспомнил Кирилл план маентка. Вперед.

В караулке вспыхнул огонь, и в тревожном свете пламени Кирилл, увидел Шалика. Шалик палил в окна. Кирилл обернулся: в трех-четырех шагах от караулки послышались злобные, хриплые вскрики, топот переступавших сапог. «Схватились…»

— «Москва»! — шепнул Кирилл.

— «Мушка», — тяжело откликнулся тот, кто стоял к нему спиной. Он упал. В это мгновенье другой выпрямился, хотел кинуться на Кирилла. Ударом автомата Кирилл сшиб его с ног и выстрелил. Он помог подняться тому, кто ответил «Мушка».

— Давай на конюшню. Помоги там.

Но где Шалик? Он только что был здесь и стрелял в окна. Из караульного помещения валило пламя. Кирилл заметил Захарыча и Пашу, они и еще кто-то, короткий, щуплый, похожий на Петрушко, палили внутрь караулки, оттуда отвечали.

Потом все стихло.

— Не входить, — сказал Кирилл. — Не входить.

Коротыш, не расслышав, бросился в караулку.

— Куда? Куда? — крикнул Кирилл. Он хотел остановить коротыша.

Но коротыш уже пропал.

«Кто-то из хлопцев Шалика», — подумал Кирилл.