Пуанта

— Я должна была защитить своего ребенка. Любыми способами.

— Защитить от меня?

Его голос потерял в одночасье весь запал, стал таким тихим, бесцветным, таким…острым. В нем крыло столько боли, столько обиды, столько сожалений, как и в глазах. Они были наполненным до краев этой едкой, разрушающей силой, и мне стало так его жаль. Аж до слез. Они срываются сами по себе, а мне остается только быстро смахнуть их и сказать, наконец, правду.

Я раскрываю свои ладони и направляю их на него, чтобы показать память, которая осталась с той страшной ночи — огромные шрамы от ножа, за лезвие которого я хваталась, лежа на холодной, промозглой земле.

— Той ночью меня на самом деле пытались убить, Макс, и если бы не мой отец, о котором ты говоришь с таким пренебрежением, меня и Августа бы здесь не было.

Он молчит, почти не дышит, тянется к моим рукам, но я сразу их убираю и отталкиваю его, поднимаясь со стула.

— Спасибо за чудесный ужин и разговор, комнату найду сама.

Сбегаю, потому что не могу больше выдержать. Потому что мне больно. Потому что снова страшно. Потому что воспоминания, которые я так сильно хотела бы забыть — возвращаются с такой силой, что даже в эту майскую, теплую ночь, я чувствую дыхание сухого мороза и смерти.

Глава 5. Шрамы

Такой мороз, что коль убьют, то пусть из огнестрельного оружья.

Иосиф Александрович Бродский

Амелия; 23

Я бегу. Бегу быстро, как могу, а вокруг стоит тишина. Мертвая тишина, что, кажется, обычно живой лес — это не лес вовсе, а декорации. Деревья — ненастоящие. Они пластиковые. А вот слезы настоящие. Они замерзают на моих щеках, оставляя шрамы, глубокие следы из жгучего льда, царапают сердце. Оно колотится. Я не могу дышать от этого ритма, хватаюсь за бутафорию, впиваясь в нее ногтями до боли. Кора из-за мороза стала, как сталь. Она, словно кинжалы, режет, причиняет боль. Снова. Снова. Снова. Все вокруг будто только этого и хочет — убить меня, но больше всего он. Огромный человек без лица, но с ярким, красным пятном. Я вижу его. Он идет за мной. Идет без проблем, и если я пробиралась сюда по сугробам, они перед ним расступаются. Его шаг огромен. Его ноги, как ходули. Он — великан. Преследует меня, куда бы я не свернула. Идет-идет-идет, а я бегу-бегу-бегу, пока не чувствую, как меня хватают.

Резко вскакиваю, тяжело дыша. Вокруг все еще темнота, но теперь я слышу посторонние звуки города, чувствую дуновения ветра, а значит, что я жива. Я здесь. Пусть я и не сразу понимаю, здесь — это где? Но я жива, и это самое главное.

Успокаиваюсь достаточно, чтобы сморгнуть свой самый страшный кошмар, но натыкаюсь сразу на другой. Макс сидит на кровати рядом, хмурит брови, и я вздрагиваю.

— Твою мать!

— Ты кричала.

Господи…натягиваю простынь до подбородка, я же под ней совсем голая, хмурюсь, смотрю на него исподлобья.

— Мне приснился кошмар.

— Я?

— Ты кошмар в моей реальности, этого достаточно, чтобы во сне меня не доставать.

Усмехается и пару раз кивает, медлит. Я знаю, что он хочет что-то спросить, но не уверена, что хочу услышать, поэтому молчу. Жду. И он тихо говорит.

— Я чертовски зол на тебя, и мне очень сложно это сдерживать, Амелия. Я совершенно не знаю нашего сына и как с ним общаться. Миша вышел из ситуации так легко, а я онемел. И из-за этого злюсь только сильнее.

— Ты научишься.

— Он меня боится.

— Неправда. Он стесняется, но он тебя не боится. Я ему о тебе рассказывала.

— Что?

— Что ты шпион.

Макс на секунду застывает, и это так смешит, что я не сдерживаюсь. Жму плечами, тихо хихикая.

— Он думает, что папа был шпионом, так что нормальное объяснение.

— Шикарно просто.

— Я не говорила ему ничего плохого о тебе. Никогда.

— И давно он обо мне знает?

— Когда начал задавать вопросы, я почти сразу и рассказала. Лет с двух примерно.

— Пока мы ехали в Москву, он молчал всю дорогу. Потом тоже. Впервые, я услышал его голос, когда ты появилась.

— Он стеснительный, Макс. Сейчас слишком много новых впечатлений, людей. Дай ему немного привыкнуть и прекрати вести себя, как льдина. Улыбайся хоть иногда.

— У меня много поводов улыбаться…

— Сарказм?

— Пятьдесят на пятьдесят, — говорит, поднимая глаза, а потом вдруг добавляет, — Не отнимай его у меня.

— У меня такой возможности нет.

— У тебя одной она есть. Он реагирует на тебя. Как ты себя ведешь, так и он, будто считывает. Я прошу тебя, не настраивай его против. Пожалуйста. В прошлом я допустил много ошибок, но…черт возьми, Амелия, это мой сын.

Мы молчим достаточно долго, чтобы он решил — разговор окончен. Макс собирается встать и уйти, но я неожиданно хватаю его за руку и тихо прошу.

— Не уходи, пожалуйста. Посиди со мной. Мне страшно.

Что. Я. Делаю. Боже…как это убого и глупо, но этот мороз…Я все еще чувствую руки этого ублюдка на своей шеи, и от этого хочу рыдать. Какой-то триггер сработал, и теперь, все то, что я так успешно хоронила, вырвалось из недр, захватило. Мне нужен кто-то рядом, просто необходим, и, кажется, Макс это понимает.

— Тебе нечего бояться, Амелия. Ты в безопасности, и тебя никто не тронет.

— Только ты?

Задумывалось, как шутка, но вышло косо. Макса это задело, он отводит взгляд, хмурит брови, а я хочу было объясниться, но он успевает раньше.

— Я никогда тебя не ударю. Этого больше не случится, я дал тебе слово тогда, и оно не потеряло своего веса.

— Но хватать буду?

Боже. Да кто меня тянет за язык?! Макс смотрит на меня в ответ, неожиданно теплеет и даже слегка улыбается, а потом тихо шепчет.

— Ты изменилась, но это, кажется, никогда не уйдет, да? Говорить все, что в башку взбредет? Или так ты прощупываешь мои намерения?

— Возможно и то, и другое.

— Прекрасно. Спасибо за правду, и лови такую же в ответ: да, я буду тебя хватать столько, сколько смогу. Потому что я так хочу.

«О господи. Он что со мной флиртует?! Это же не угроза точно! Не она! Он…и взгляд этот его…игривый…С ума сошел?!»

Резко сжимаю одеяло сильнее, хмурюсь больше, Макса это веселит. Он встает с постели, но не уходит, а пересаживается на кресло рядом и кивает.

— Спи, я буду здесь.

Хочется сказать что-то еще, да погаже, но я слишком потеряна для этого. Я слишком…шокирована, а больше всего тем, что мне этого не хватало. Его.

Ложусь, укрываясь одеялом, но смотрю на Макса — он отвечает, а самое смешно, что весь мой ледяной ужас отступает на шаг в темноту. Меня снова шокирует, но я чувствую себя в безопасности. Так глупо…а, кажется, правда, потому что я засыпаю быстро и сплю спокойно. Возможно впервые за многие годы…

***

— Я хочу поговорить о том, что было вчера.