Пуанта

Макс слегка улыбается. Он снимает с себя белую футболку, а потом делает на меня шаг и аккуратно, бережно берется за запястья, но не разводит на сильно — ждет.

— Не прячься от меня. Я люблю тебя любую и всегда буду любить тебя любой. В хорошем настроении, в плохом. Злой, грустной, когда ты мне хамишь. Когда провоцируешь. Сукой и котенком — ты нужна мне вся. Абсолютно вся.

Я испуганно хлопаю глазами, но…поддаюсь и опускаю руки, а он притягивает меня к себе за бедра и нежно целует. Снова так, как никогда до этого — с каким-то незнакомым мне трепетом, — а потом поднимает на руки.

Макс опускает мне на кровать аккуратно, покрывая каждый миллиметр тела поцелуями. Это странно, но будто ему просто напросто мало, а мне это нравится. Я выгибаю спину навстречу его губам, ему навстречу, и не собираюсь больше сожалеть. Точно не сегодня ночью. И думать. Точно нет. Не сегодня. Это какой-то настолько особенный момент, что я жестко смахиваю все сомнения в долгий ящик, и концентрируюсь на нем.

В эту ночь мы занимаемся любовью. Луна, как и когда-то давно, снова наша спутница. Я смотрю на его такое родное, любимое и дорогое сердцу лицо, и не могу налюбоваться. Он такой красивый…

Провожу кончиками пальцев по щеке, Макс на миг прикрывает глаза, подается к ним навстречу, а потом целует в ладонь, и это так трогательно, что в глазах снова застывают слезы. Он это замечает сразу.

— Не плачь, — хрипло шепчет, — Пожалуйста, только не плачь.

— Не могу. Мне страшно.

— Я больше никогда тебя не обижу, родная, — шепчет еще тише, плавно, аккуратно качнув бедрами, целует, — Я тебя люблю.

Я не отвечаю. Когда-то он мне давал такие обещания, но я хорошо помню, чем все кончилось — еще большей болью…

Глава 15. Прошлое

Мы словно лодки пытаемся пробиться в настоящее, но нас безжалостно относит в прошлое…

Великий Гэтсби (The Great Gatsby) (2013)

Амелия; 23

С чего начинается утро «замужней» женщины? Со странностей. Потому что ты чувствуешь себя странно, точнее как? Я чувствую себя странно, насчет остальных, конечно, говорить не буду, но, черт возьми, вряд ли остальных заставили выйти замуж и буквально выкрали, чтобы это все провернуть. Макс, в отличии от меня, не чувствует, что это неправильно. Он улыбается. Сидит напротив, пьет кофе и улыбается — гад, чертов гад!

— Через сколько мы едем обратно?

— Уже надоел медовый месяц?

Мне так и хочется сказать, что это не медовый месяц, а хрень какая-то, но я прикусываю язык.

«Он снова начнет трепаться о любви, о «поверь-мне», а я к этому не готова. Совершенно не готова! Паника берет, когда он рот открывает…»

— Заедем еще кое куда, а потом обратно. Амелия…

— Пойду переоденусь.

Сбегаю позорно, как только вижу этот странный блеск в глазах, будто он сейчас выкатит мне очередную тираду о каких-то там чувствах. Ага! Как же! Ни слову не верю, и никогда не поверю. Никогда. В. Жизни!

Закрываюсь на защелку в ванной, а потом усаживаюсь на ее край и закрываю лицо руками. То, что было вчера…было волшебно. Я правда не ожидала, мне было приятно и…так хорошо. Слышать эти слова — как наконец выпить воды, после долгой, пешей прогулки по пустыне, но…Как только взошло солнце, как много лет назад, ночь утратила свою силу, и я начала думать, а не чувствовать.

Как он может любить меня и угрожать моей семье? В той папке был компромат не только на отца, не только сборка всех его прошлых грехов, но и подробное досье на каждого моего брата, маму, Хана. На всех, кто мне дорог! Я знаю, что он бы их не убил, зачем? Это уголовные дела, а значит он собирался их просто посадить, и с его деньгами? Черт, у него бы непременно вышло. Какая же эта любовь, если потом он собирался отнять у меня сына? Лишив поддержки, Александровский потащил бы меня в суд, чтобы прилюдно и законно выпороть там, чтобы не оставить мне надежды. Знаю, я прекрасно понимаю, что Августа отдали бы мне. Дочь криминального авторитета с неподтвержденным доходом, которая по бумагам получает двадцать две тысячи, а ездит на Ауди А7? Против миллиардера и филантропа? Который тратит миллионы на благотворительность? Да у него целый список «хороших» дел, который он нарабатывал годами! Тут не нужно быть гением, чтобы понять, кому отдадут ребенка. Разве это любовь? Заставлять меня выходить за него замуж? Просто придти и пустить всю мою жизнь под откос, потому что «он так сказал»? Рожать ему детей?

«Не было предложения…» — тихо всхлипываю, вытирая слезы одной рукой, а на вторую с кольцом поглядываю с диким, тяжелым сожалением, — «Он за мной не ухаживал. Не добивался. Как всегда — он просто пришел и взял, даже не спросив меня об этом! Если любовь действительно такая, то может и правильно я решила, что мне она не нужна?»

В общем, мягко говоря, я была в плохом настроении, когда мы отъезжали от виллы. Даже не так, не плохое настроение, а какая-то обреченность и дикая отстранённость — вот что это было.

— Ты совсем притихла, — говорит, выворачивая руль, — Амелия? О чем ты думаешь?

Подоткнув голову рукой, я наблюдая за тем, как по улицам идут люди. Вон семья с тремя детьми, радуются и счастливо улыбаются друг другу. А вон парочка влюбленных. Говорят, наш мозг цепляется и замечает то, чего тебе больше всего не хватает или не светит в принципе, как мне — наверно так и есть. У меня так никогда не будет.

— Амелия?

— Ни о чем, — повышаю голос, нервно откидывая его руку со своего колена и одергивая юбку, — Я просто хочу побыстрее доехать до места.

Макс замолкает. Слава богу, он перестает трепаться, потому что я чувствую, что не выдержу. Нет, серьезно, я на грани взрыва, адского психоза, не меньше, и с каждой секундой, проведенной рядом, кажется, становлюсь к нему только ближе. Но я стойко сдерживаюсь, правда. Я не хочу выяснять отношения, и это, пожалуй, единственное, что удерживает меня от полномасштабного «разбора» полетов. Молчание золото ведь, так?

К сожалению, этому постулату не суждено остаться важным и основополагающим. Мы заворачиваем на узкую улочку, едем немного, а потом попадаем к красивому, двухэтажному дому. Он не выглядит слишком шикарно, как его вилла в Палермо, скорее что-то…хорошего такого, твердого «выше-среднего» класса. Проще говоря, не роскошь, но и не «на помойке себя нашла».

— Где мы?

Макс заглушает двигатель, а потом опускает руки на колени. Он странный какой-то, притих сам, волнуется будто — снова меня напрягает. Что еще то?! Все уже сделано, что еще?! И я понимаю, что еще, когда открывается входная дверь и выходит она — моя сестра.

Замираю. Нет, не верю. Серьезно?! Он привез меня в дом к своей бывшей?! Зачем?!

За ее спиной появляется Матвей. Он повзрослел, стал больше походить на мужчину, а не на мальчишку. На мужа. Его рука покоится на ее плече, и это, скажу я вам, настолько странно…Так…как-то глупо, что ли! И нелепо. И…черт, куча эпитетов, которые, правда, разбегаются в моей голове, как таракашки, когда я вижу двух маленьких девочек. Черненькие, волосы кудрявые, как у Ли были в детстве, на нее похожи, но больше на Матвея. Они цепляются за его штанину, выглядывают из-за отца так мило, смотрят на машину, а я…я дышать не могу. Так вдруг ярко представляю на их месте Розу и Лилиану…

— Зачем мы здесь? — еле слышно спрашиваю, Макс медлит, а потом смотрит на меня.

— Поговорить. Хочу расставить точки над «i».

— Точки…какие на хрен точки?!

— Амелия…

— Нет! Это без меня.

Вылетаю из машины пулей и быстро, почти бегом несусь сама не знаю куда — прямо. Там улочка уходит куда-то вниз и дальше скрывается за поворотом.

— Амелия!

— Пошел на хер!

Но он идет не на хер, а за мной. Резким рывком хватает за руку и разворачивает на себя. Как обычно.