Пуанта

Оборачиваюсь, но Макс, как сидел, так и сидит в темных, солнцезащитных очках, работает. Слегка хмурит брови.

«Какой же он все таки красивый…» — к таким мужчинам взгляд так и липнет.

Он высокий, статный, с внешностью чертового Аполлона и телом близким в греческому божеству. Широкая грудь с черными, гладкими волосами на ней, сильные руки, кофейная кожа. Губы…Ох черт, эти губы…задница…Стоит признать, он дико сексуальный, и разве можно меня винить в том, что я его действительно хочу? Как помешанная.

Откидываю руки назад на бортик и слегка наклоняю голову на бок. Там в самолете было много чего, но самое главное — сколько ты будешь притворяться? И правда? Какой в этом смысл? Я только силы свои трачу и себя извожу, а если уж угодила в такой переплет, то не проще ли было бы получить хоть какое-то удовольствие?

Шальная мысль, привлекательная, да настолько, что я не сразу понимаю — Макс перестал печатать и смотрит теперь на меня также, как я на него. Обычно я сразу прячу свой взгляд, отворачиваюсь, но теперь вдруг прикусываю губу, от чего его брови ползут наверх.

— Что?

Слегка жму плечами, но отрываюсь от бортика и плыву в его сторону, потом выхожу. Мне нравится, как он на меня смотрит, следит и ждет подвоха — очень нравится. Прибавляет какой-то уверенности, а когда присаживаюсь на край стола улыбаюсь, вижу, что ненадолго заставляю его потеряться. Прямо, как он меня когда-то…

— Знаешь, я тут подумала…Ты прав был кое в чем.

— И в чем же? — тихо переспрашивает, я улыбаюсь.

— Мне надоело притворяться.

Забираю у него ноутбук, откладываю его в сторону и сажусь уже на его место, и как там было? Ах да. Надо глазами прямо пожирать, гипнотизировать. Все по вашему рецепту, Максимилиан Петрович, все, чтобы смутить и забрать вашу уверенность себе.

Выходит. Его кадык заметно дергается, это улыбает меня сильнее, и я слегка касаюсь его руки кончиком пальца на ноге, медленно веду выше, заинтересованно наблюдая за тем, как его кожа покрывается мурашками. Так это работает? Так просто?

— Я хочу… чтобы ты сейчас встал на колени и сделал то, что умеешь лучше всего… — резко поднимаю на него глаза и ставлю точку, — Довел меня до оргазма, используя свой болтливый рот.

Бам! Неужели я это сказала?! Внутри вся вибрирую от смущения и какого-то дикого восторга, а когда замечаю реакцию, подобную взрыву ядерной бомбы, меня и вовсе словно сносит! Макс отклоняется назад, шокировано хлопает глазами, словно потерял дар речи. Не могу сдержать улыбку — она его и приводит в себя. Александровский перехватывает мою ногу за щиколотку, откашливается и, конечно же чтобы не ударить в грязь лицом окончательно, шепчет.

— Если потом ты сделаешь тоже самое.

— По рукам. Приступай.

Вряд ли он такого ожидал, потому что снова ловит ступор и выходит из него через пару секунд со смешком. Я молчу. Жду. Приподнимаю брови, мол, и?! Долго собираешься сидеть? Это его веселит еще больше. Макс снимает очки, откладывает их в сторону, поднимает на меня свои прекрасные, зеленые глаза и шепчет.

— Тебе идет это.

— Что именно?

— Уверенность.

Я улыбаюсь. Даже не пытаюсь этого скрыть или отрицать — мне нравятся такие комплименты, и также уверенно, чтобы подтвердить их основания, тихо приказываю (о да, именно что приказываю!)

— Ты слишком много болтаешь, Александровский. Приступай.

Еще один смешок, но совсем уж тихий — Макс приближается. Он касается совсем невесомо икры, поднимает на меня взгляд и ведет нижней губой дальше. Как же это чертовски заводит — управлять таким, как он. Видеть, что он делает. Слышать, как он дышит. Чувствовать его руки на своих бедрах.

Дыхание учащается, когда он переходит на внутреннюю часть бедер, и я закидываю голову назад, но сразу возвращаюсь обратно — не хочу пропустить ни секунды. Макс, кажется, тоже. Он смотрит на меня пристально, горячо, взгляд его по-прежнему твердый, но покрыт, как будто туманной поволокой, густой, как кисель. Черт…он почти на финишной прямой, и если обычно я так хочу побыстрее, сейчас хочу дольше. Только в этот момент понимаю это особое наслаждение, которое ты получаешь от длительных прелюдий — оно божественно, но я знаю, что то, что будет дальше, будет стократно сильнее и лучше.

Двигаю бедра ближе к нему, и он принимает правила моей игры, отодвигая низ слитного, черного купальника в сторону. Я кусаю губу, смотря на его губы, а потом задерживаю дыхания, когда он наконец делает то, о чем я его попросила. Медленно, глядя мне глаза все также, он целует меня, и я издаю неожиданно громкий стон, который стараюсь глушить, прикусив свою руку. Макс улыбается, это для него вроде похвалы, и он полностью погружается в процесс, а я откидываюсь на стол и цепляюсь за его края.

Его язык творит чудеса — иногда он это действительно умеет, черт бы его побрал. Движения правильные, нужные, знающие толк. То быстрые, то мучительно медленные, снова набирающие темп, а потом его неожиданно сбрасывающие — он все делает правильно. Я так и люблю, мне так нравится, и он это знает — сам мне все показал, всему научил. Получать удовольствие тоже.

Черт…как же хорошо он знает, как работает мое тело. В нужный момент Макс отодвигает край верха и слегка сжимает сосок, крутит его, напрягает, что только толкает меня навстречу взрыву.

Он сносит все вокруг — для меня сейчас Италия, да и весь мир в принципе, взорвалась на сотню маленьких салютов и огней. Они опадают, летят, крутятся и искрят, а я вместе с ними. Растворяюсь. В нем.

— Ты довольна? — хрипло спрашивает, когда я возвращаюсь на землю, где лежу на столе, а он стоит перед моими раскрытыми бедрами, нависая надо мной сверху, — Мой болтливый рот сделал то, что умеет лучше всего?

— Пока нет.

Тяну его на себя и страстно, горячо целую. Макс сразу мне отвечает, прижимаясь ближе, фиксирует мое лицо, командует. Он снова берет на себя бразды правления, но мне плевать. Я шепчу ему в губы последнее, чего сейчас хочу:

— Возьми меня. Сильно. Я хочу этого.

Макс отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и находит там что-то, что сразу же подстегивает его воплотить мои слова в жизнь. Снова впиваясь мне в губы, он снимает с себя шорты и входит в меня глубоким, сильным рывком, а я получаю то, чего так долго пыталась себя лишить — его всего.

***

К ужину я готовлюсь просто в прекрасном настроении. Макс тоже не отстает. Они с Августом, конечно, типа мне помогают, а на самом деле сидят себе на крыльце и о чем-то лопочут, глядя на солнце. Это мило, если честно, и я невольно останавливаюсь, чтобы понаблюдать, как наш сын сидит у него на руках и улыбается, тыкая пальчиком в сторону горящей линии горизонта. Макс улыбается ему в ответ, но в какой-то момент понимает — за ним наблюдают, — и переводит на меня взгляд. Тот сразу поднимается на пару сотен градусов, и я тихо цыкаю, откинув волосы назад, а сама не могу подавить смешок. Свою часть «приятностей» он так и не получил — Август проснулся, и нам пришлось наскоро сворачивать весь свой разврат, пока он не прибежал. Но Макс не злится, напротив, отвечает на мой смех своим тихим, как будто это какой-то новый, неизведанный виток нашей собственной игры.

Все это почти похоже на семейную идиллию, которая вдруг действительно есть. Можно сказать, как у всех: я его невеста (черт, серьезно?!), у нас есть общий ребенок, мы вместе на отдыхе. Я осматриваю дом с улыбкой, но она медленно сходит с лица, когда также неожиданно я понимаю другое: не так у нас все. Мы — не пара, которая женится, чтобы сделать новый шаг в отношениях. Наш ребенок — самая лучшая, но случайность. И дом этот не наш. Нет в нем фотографий, тепла, а только пустые, холодные полки. А главное — он меня не любит, мы просто круто трахаемся, как когда-то давно на Кутузовском. Вот моя реальность.