Пучина

Онъ злобно хихикалъ.

— Прохвосты!

Брюзжанье уже вошло въ привычку, онъ становился иногда просто несносенъ по своей злоб на всхъ и на все. Меня порой смшило, когда онъ начиналъ злиться на кутящихъ и веселящихся людей, называя ихъ прохвостами только потому, что у него самого уже не варилъ желудокъ. Съ нкоторыхъ поръ онъ сталъ особенно сильно настаивать на необходимости воздержанной и цломудренной жизни, проповдывалъ двственность мужчинъ и женщинъ и ругалъ молодежь за то, что она только и длаетъ, что развратничаетъ. Это давало ему поводъ приводить сотни примровъ распущенности, изъ которыхъ одинъ былъ боле сальнымъ чмъ другой. Иванъ Трофимовичъ видимо смаковалъ эти сальности и придумывалъ ихъ самъ своимъ изобртательнымъ воображеніемъ, входя въ мелочныя подробности грязныхъ сценъ, которыя онъ придумывалъ на досуг и которыя будто бы происходили въ дйствительности.

VIII

На третье лто пребыванія у меня Прибыльскаго его мать пригласила меня пріхать съ Александромъ къ ней въ имніе. У меня въ это время не было другихъ пансіонеровъ, и я, отправивъ на дачу свою семью, похалъ съ Александромъ въ провинцію. «Седьмая пятница» оказалась именно такою, какъ я и представлялъ ее себ. Это была уже довольно не молодая, изнервничавшаяся, искривлявшаяся, почти не сохранившая слдовъ былой красоты провинціальная барыня съ вчными охами и вздохами, говорившая обо всякихъ пустякахъ истеричнымъ, приподнятымъ тономъ, точно о разрушающемся мір, и любившая, несмотря на годы, двусмысленности и сальности. Въ конц-концовъ, одинъ ея трагическій тонъ по поводу переваренной курицы и не поданныхъ къ кофе сливокъ могъ довести до отчаянія, до положительной ненависти къ ней, но, къ счастію, я и Александръ помстились въ отдльномъ домик въ парк и могли, отговариваясь занятіями, большую часть дней проводить въ сторон отъ госпожи Прибыльской.

Такъ прошли три лтніе мсяца, посл которыхъ, въ начал августа, намъ пришлось снова перебраться въ Петербургъ.

Какъ-то разъ, когда Прибыльскій уже сдалъ экзамены въ военномъ училищ, я зашелъ съ нимъ къ Братчику узнать, вернулся ли тотъ съ дачи, и очень удивился, найдя входную дверь въ квартир отворенною. Въ передней мы встртили какихъ-то неизвстныхъ намъ людей, не обратившихъ на насъ никакого вниманія. Мы прошли въ гостиную, гд обыкновенно лежалъ на своемъ турецкомъ диван Иванъ Трофимовичъ. Въ комнат сильне, чмъ когда-нибудь, пахло камфарой, оподельдокомъ и нашатырнымъ спиртомъ, но Ивана Трофимовича здсь не было, а стояли какіе-то незнакомые намъ люди.

— Что онъ опять нездоровъ, что ли? спросилъ Прябыльскій, обращаясь ко мн.

Мы услышали разговоръ незнакомыхъ намъ людей, они обсуждали какой-то непонятный для насъ вопросъ.

— Закрыть надо скоре, такъ нельзя оставить, потокъ не закроешь! — говорилъ одинъ.

— Известки надо положить, — посовтовалъ другой.

— Ну да, такъ и поможетъ твоя известка, — отозвался третій.

Мы вошли въ слдующую комнату и замерли на мст: посредин комнаты стоялъ гробъ, а въ гробу лежало что-то тучное, совершенно почернвшее, страшное. Воздухъ въ этой комнат былъ невыносимъ. Насъ точно пришибло что-то.

— А я у васъ была! — раздался около насъ знакомый полный слезъ голосъ Маремьяны по преимуществу. — Вообразите, вчера вечеромъ умеръ, а мн дали знать только съ часъ тому назадъ, да и то не дали въ сущности знать, а сама я зашла…

— Мн и вовсе никто не сказалъ, я мимо шла и узнала, — заговорила грубымъ голосомъ появившаяся тутъ же сорока.

Около покойника, между прочимъ, уже хлопоталъ гробовщикъ, пояснявшій, что надо не только закрыть крышку то и запаять ее.

— Да кто же распоряжается похоронами? — допрашивала Маремьяна.

— Аксинья, — отозвалась сорока. — Аксинья и какой-то управляющій здшняго дома, какъ мн сказали. Простой совсмъ унтеръ-офицеръ.

— Ахъ, я знаю, онъ вчно на кухн у Аксиньи сидлъ, — проговорила Мармьяна. — Несчастный Иванъ Трофимовичт и не зналъ. Еще убить бы могли его эти люди вдвоемъ…

— Говорятъ, Аксинь все завщалъ онъ, — разсказывала сорока. — Да этого быть не можетъ. Врутъ врно!

— Ахъ, онъ былъ такъ слабъ, она его заставила сдлать духовную, — прослезилась Маремьяна. — Вотъ что значитъ, что мы вс разъхались на лто…

Въ квартиру Ивана Трофимовича стали набираться люди. Никто не смлъ приблизиться къ гробу, вс старались стоять въ другой комнат. Гробовщикъ со своими помощниками хлопоталъ о томъ, чтобы гробъ закупорить герметически. Эти люди и читальщики разсуждали о томъ, что покойникъ какъ начнетъ лопаться, такъ тогда «воды не оберешься, ежели не закупорить», и приводили примры, какъ одинъ покойникъ «точно изъ пушекъ стрлялъ», а другой «крышу выперъ — разбухъ и выперъ». Между Маремьянами шли немолчныя сплетни объ Аксинь, о томъ, какъ смла она со своимъ любовникомъ распоряжаться похоронами, не извстивъ никого изъ друзей покойнаго. Квартира Ивана Трофимовича превратилась въ какой-то базаръ, гд люди сновали взадъ и впередъ, говорили, спорили, бранились. Я и Прибыльскій отошли въ сторону въ ожиданіи панихиды и молчали: насъ обоихъ поразили и эта неожиданность смерти, и страшный видъ покойника, чернаго, какъ уголь, съ обрамленнымъ сдыми волосами лицомъ. Вдругъ около меня раздался неожиданный вопросъ:

— Вдь это же несомннно, что онъ былъ моимъ отцомъ?

Я обернулся къ Прибыльскому: онъ былъ блденъ и смотрлъ какъ-то особенно сосредоточенно въ пространство. Я не могъ ничего ему отвтить: не хотлось лгать, не хотлось и говорить правду. Впрочемъ, онъ, казалось, и не ждалъ отвта, погрузившись въ думы. Въ это время явились священникъ и дьячокъ, въ комнат запылали свчи и началась служба. Маремьяны молились на колняхъ и плакали. Мой ученикъ стоялъ неподвижно, какъ-то безпомощно опустивъ свчу, съ которой воскъ, какъ слезы, такъ и капалъ на паркетъ. Когда стали гасить свчи, онъ даже и не замтилъ, что у него взяли изъ рукъ незагашенную имъ свчку.

— Пойдемте, — сказалъ я ему, взявъ его за руку.

Онъ очнулся, слегка вздрогнувъ.

— Нтъ, нтъ, Викторъ Петровичъ, я не желалъ бы такъ прожить, — заговорилъ онъ въ волненіи, выйдя на улицу. — Нтъ, нтъ, это совсмъ не веселая была жизнь. Въ пучину какую-то онъ попалъ…

И, взявъ меня подъ руку, онъ рзко спросилъ меня:

— Нтъ, скажите откровенно: вдь я могу многаго добиться, вдь у меня есть характеръ?

Да, у него былъ характеръ и онъ многаго могъ добиться, но въ какую пучину могло затянуть его и его себялюбіе, такое же чудовищное, какъ и у его отца, — это было трудно предугадать.

На другой день появилась утромъ въ газетахъ, въ траурной кайм, публикація о смерти Ивана Трофимовича Братчика и приглашеніе къ нему на похороны. Приглашала неутшная его вдова «Ксенія Ивановна Братчикъ».

IX

Почти каждое воскресенье въ теченіе двухъ лтъ посл поступленія въ училище Александръ Прибыльскій былъ моимъ постояннымъ гостемъ. Знакомое мн училищное начальство не могло нахвалиться имъ: прекрасный ученикъ въ класс, замчательный фронтовикъ, строгій исполнитель дисциплины, онъ не заслуживалъ ни отъ кого ни одного упрека и вс впередъ знали, что онъ выйдетъ изъ училища однимъ изъ первыхъ и, вроятне всего, первымъ: будетъ записанъ на мраморную доску. Я, пользуясь его исключительнымъ довріемъ, зналъ даже боле — зналъ, чгго онъ сдлаетъ все отъ него зависящее, чтобы и въ офицерскомъ званіи сдлать быструю карьеру: академія, серьезное изученіе военныхъ наукъ, все это уже входило въ его дальнйшіе, тщательно составленные планы будущаго… Онъ, какъ я подшучивалъ надъ нимъ, жилъ по циркулю.

— Ахъ, если бы война! — сказалъ онъ мн однажды, разсматривая карту военныхъ дйствій только-что начавшейся тогда франко-прусской войны и отмчая булавками съ флагами движенія войскъ и ходъ битвъ.

За этимъ занятіемъ, какъ ребенокъ за постройкой карточныхъ домиковъ, онъ могъ проводить цлые часы, обдумывая и обсуждая, что вошло бы, если бы тотъ или другой отрядъ двинулся не въ ту, а въ другую сторону.

— Ну, да спасетъ насъ судьба отъ этого бдствія, — проговорилъ я въ отвтъ на его восклицаніе.