Пугачев Победитель

Говорю, сущие волки! А почнешь их наказывать, тис следовает, потому они, подлецы, всю державу (•и (ворошить могут, так они орать начинают, что, мол, кшсая лее это в сам-деле слобода? Вот ты и подумай, и. шй что полезное с таким зверьем двуногим...

Помолчав, Пугачев снова заговорил, словно беседуя г самим собой:

– Не пойму чтой-то никак, как и что... Вон Лиза- III la, тетка моя, баба-сладкоежка, двадцать лет на Троне сидела. Путалась с хохлом своим, сладкопевцем, | Газумовским, да с Шуваловыми, да с кем-то там р(Ц| А о делах и думки у нее не было: баба, так она ПцОа и есть! А ничего, управлялась. Опять же, Катька моя благоверная. Ну, эта не дура, положим: хитрая и« -лса. А все же — баба. Однако, ничего, гладко шло. А нот у нас с тобой, удалых добрых молодцев, все кшс то коряво выходит... t - Утрясется...

Утрясется ли? Все вы мне твердите для успоко- «ч|ил, что, мол, утрясется». А на мой взгляд растрясы- ИПС1СЯ все с каждым днем. На первых порах даже оно iiv по и лучше было, яснее как-то. Господ по боку, н'мня крестьянству, всякая слобода, крестись хошь иву мл, хошь тремя перстами, хошь всею пятерней, горгуй кажный, кто чем хочет. Суды всякие по боку. И чальства тебе никакого: выборные. Ну, гладко было » мыслях. А дошло до дела, кат его знает, что и н и к идит_. Расквасили мы большой горшок, а слепить

не того.. Не выходит.. Ай ошибка вышла? Ай не

того конца начали? Не так надо было дело варганом.7 Да что ты молчишь, Борька?

А что мне говорить-то? — непочтительным тоном • г нал Минеев.— Я одно знаю: снявши голову, по Поносам не плачут. Попали в передрягу, ну, надо вывертываться.

А вывернемся ли? Нет, ты по чистой совести! и нрлмки. Я, брат, правду-матку люблю. Бояться тебе Нечего. Говори откровенно, что думаешь..

Набирай армию, государь! Регулярную армию, настоящую. Чтобы дисциплина была прямо-таки железная. Как при Петре Первом. Офицеров подбирай. Настоящих, чтобы солдата в руках держали. Закон крепкий поставь. Предавай смертной казни каждого, кто провинится. Петр-то, твой прадед, своею рукой ослушникам головы рубил... Грабителей — на виселицу. Разбойников — на кол сажай. Ворам руки руби.

Вона!—засмеялся невесело «анпиратор».—А кто тогда в живых ходить будет? Эх, не показывается мне что-то.. Коряво, коряво выходит. Тогда только и на сердце легко, когда выпьешь да какой-нибудь гладкой девке под бочок подкатишься...

Пугачев смолк и, казалось, отдался дремоте. Сани пролетали мимо ярко пылавших костров и стоявших на коленях мужиков.

Начинало снежить..

ГЛАВА ПЯТАЯ

Р

аздольное, огромное и благоустроенное поместье Шереметьевых принадлежало к числу тех немногих дворянских имений, которые почти не постра- д;ци в дни великой смуты. Может быть, Раздольное спасло то, что пашенных земель и лугов здесь было мило, а десять десятых занимал могучий, местами прямо дремучий лес, чуть ни единственный остаток ( I дрых лесных богатств московского края. Несмет- иые богачи, Шереметьевы, получившие при Петре Пшиком графский титул, из поколения в поколение пыли страстными охотниками и берегли Раздольное кшс охотничий рай, не соблазняясь возможностью

выгод от вырубки леса и заселения своих

пустошей беглецами. Поэтому к тому времени, когда "рцы «анпиратора» двинулись от Казани к Москве, и пределах Раздольного сравнительно с его размерами оказалось ничтожное количество крестьян, да н it и крестьяне, по большей части не землепашцы, п привыкшие жить лесным промыслом, не причини- 1и богатому имению большого вреда. Понятно, поль- и к ь данной «анпиратором» волей и желая восполь- !• шиться и обещанной землей, они объявили своей | обственностью все пахотные и луговые земли, окру кавшие их малолюдные поселки, вырубили не-

колько сот десятин коренного мачтового леса под предлогом запаса на постройку новых изб, пошар- • | | I it рассеянные в лесу отдельные барские мызы, | де кили шереметьевские лесничие, надсмотрщики и | рипостные охотники. Но на выстроенный в петров-

| не времена барский дворец, носивший название

Охотничьего, посягнуть не осмелились. Тут, кстати, неведомо откуда вывернулся шустрый выходец с Вологды Питирим Чугунов, бывший прежде одним из многочисленных управляющих в каком-то из родовых имений Шереметьевых,— человек с действительно чугунными кулаками и медвежьей силой, к тому же стоявший во главе целого племени таких же лесных медведей и сопровождаемый целым отрядом вымуштрованных псарей и гайдуков, вооруженных до зубов и отлично умевших управляться с оружием. Имевший свои планы на будущее, Питирим Чугунов или, как его звали крестьяне, Питимка Чугун, не долго думая, сейчас же стал действовать от имени нового «анпиратора» и объявил, что Раздольное отписано в казну и впредь все огромное имение «грах- вов», бежавших за границу, будет царской собственностью и охотничьим угодьем. Он железной рукой прекратил бестолковые порубки леса, разрушение сторожек, вторжение обнаглевших деревенских парней в Охотничий дворец и расхищение хозяйственного инвентаря. Попробовала устроить на Раздольное набег какая-то бродячая шайка грабителей. Чугун, не долго думая, встретил грабителей дружным ружейным огнем. Кто не был убит и не успел сбежать, был подвергнут свирепой порке. С тех пор отпала охота у грабителей лезть в хорошо охраняемое Раздольное.

При помощи своих дальних родственников Чубаро- вых Питирим Чугунов добился доступа к самому «ан- пиратору», которому на первый раз бил челом подношением целого набора дорогих охотничьих ружей «аглицкой работы», отобранных, разумеется, из собраний Шереметьевых. Он безбожно, но умело льстил «батюшке белому царю, природному государю» и вошел в его милость. Пугачев утвердил Питирима в должности главного управляющего Раздольным и прочими к нему приписанными имениями Шереметьевых и, отпуская, сказал:

Старайся, мил-человек!

Для твоего царского величества — разопнусь! Кому хошь горло перерву! Да мы, Чугуновы...

Теперь, незадолго до полуночи 26 декабря Пити- рим Чугунов имел счастье торжественно принимать и Раздольном прибывшего на медвежью охоту «анпиратора».

Сам Чугунов вместе с семейными и всеми его плпжайшими помощниками по управлению имениями Н1г|юмстьевых, получив весть от выставленных по доро- iv дозорных, что царский поезд приближается, вышли m I |>стить приезжих за монументальные каменные ворога шереметьевской усадьбы, где еще с ранних суме- ргк пылали огромные костры и смоляные бочки. Все ом ли разряжены по-праздничному. На дворе перед двухэтажным Охотничьим дворцом горели сотни нашит, IX салом плошек. На каждом окне здания пыла- ми десятки свечей. Люди шереметьевской охотничий команды в чекменях и в высоких казацких шапках стройно стояли от ворот до подъезда шпале- 1>.|ци, держа в руках смоляные факелы. Все вместе представляло красивое и торжественное зрелище, и Пу- гнчов, которому долгое путешествие по покрытым сне- гими полям и перелескам сильно наскучило, сразу по- иосслел.

– Здорово!—вымолвил он, ухмыляясь и подтал- кинал локтем молчаливого Минеева.— Лихо приймают наг с тобою, Борька! Сказал однова Чугун старой, я, мол ишопнусь, да угожу! — и выходит — слово его верно! • '(арается, собачья печонка!

От ворот до парадного подъезда сани «анпиратора» и i ll) спутников проехали шагом. Чугунов и его свита

и за санями гурьбою. У подъезда сани останови-

мип. как раз у края дорогого персидского ковра. Чугунов прытко подбежал, отстегнул тяжелую, запо- ршпенную снегом полость и помог «анпиратору» выйти и I саней, почтительно поддерживая его под локоток и слащаво приговаривая:

Не оступись, великий государь! На коврик, на коврик священными стопами... Чтобы ножкам, значит, мягко да тепло было... Надежа-государь! Отец наш! Радость-то какую нам, грешным, бог посылает! Ну, совсем светлый праздник!

Помогай, помогай! — снисходительно ответил польщенный «анпиратор».— Видим твое старание!

Пять ступенечек, пресветлый государь,— изви вался ужом вологжанин,— крылечко, значит, елочками мы убрали в честь твоего приезду... Ах, сколь осчастливил ты нас! Ах, сколь порадовал! А уж мы-то, рабы твои верные, для тебя, батюшка. То есть скажи только — жен и детей заложим! Иззяб, поди, батюшка? Ничего, ничего! Сейчас согреешься! Натоплено у нас. Тепло, как в раю господнем. Слуги твои верные да повара, да казаки удалые еще третьего дни пожаловали. Все приготовили. Пожалуй, пожалуй, батюшка, защитник наш, отец и покровитель!

Прием вышел хоть куда. Во время ужина, накрытого в огромной зале дворца, с хорами и расписанными итальянскими мастерами стенами и потолками, где от множества свечей было светло, а от топившихся без перерыва трое суток громадных «голландок» прямо жарко, играли невидимые за колоннами и трельяжем трубачи, бывшие крепостные музыканты Шереметьевых. Огромные столы были заставлены блюдами с разнообразными яствами, а также жбанами и сулеями с напитками. На особом возвышении на столе против подобия трона, на котором восседал «анпиратор», красовался Кремль из расцвеченного сахара. Шереметьевский повар-зодчий, великий искусник, не позабыл осветить сахарные башни и церкви тоненькими восковы ми свечечками, чей свет мягко просвечивал сквозь крошечные окошечки из цветной слюды.