Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь

Поток машин медленно двинулся в сторону центра. «Омнибус» находился на территории стадиона, который теперь превратился в огромный торговый центр. Днем стоянка перед рестораном была полупустой, и Ларик затормозил прямо у входа. Красная «голливудская» дорожка вела наверх. Ларик увязался было за ними, но Ада резко одернула его:

– А ты куда? Нам поговорить нужно. Можешь уезжать. Мы вызовем машину!

– Спасибо, Ларик! – смягчила ее суровый тон Анна-Мария. – У тебя, наверное, много своих дел?

– Да какие у него дела? – вспылила Ада. – Вместо учебы бог знает что в голове! Давай, дуй домой!

Ларик передернул плечами, но не возразил, а, махнув рукой, направился к машине.

Женщины зашли в ресторан. На них сразу же дохнуло прохладой.

– А помнишь, подруга, как мы за десятку однажды и наелись, и напились, и натанцевались до упаду?.. – мечтательно произнесла Ада, усаживаясь за круглый мраморный столик. – А теперь здесь разве что минералки можно выпить за эту цену…

Они заказали суши, шардоне и легкий салат. Ресторан был почти пуст. В дальнем углу сидели двое мужчин, у которых попеременно звонили мобильные телефоны. У барной стойки работал телевизор. Шла программа, закупленная несколькими центральными каналами. Восходящая звезда скандального телешоу – молодой актер в оборванной футболке «от кутюр», обнажающей гору накачанных мускулов, – перемежая речь словами ненормативной лексики, представлял семейные пары, желающие перетряхнуть на публике свое грязное белье. На этот раз речь в ток-шоу шла об изменах. Муж и жена (Анна-Мария подозревала, что это были не очень удачливые артисты провинциального театра) обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Публика в зале – в основном юные поборницы справедливости и пожилые матроны – активно участвовала в процессе выяснения правды. Анна-Мария поморщилась: быт, самый низменный и неинтересный, захлестывал все вокруг. И даже эти две мужские спины напротив – напряженные, как на поле боя – вызывали отвращение…

Официантка принесла две бутылки шардоне – она узнала Анну-Марию, и ей хотелось блеснуть знаниями, недавно полученными в школе сомелье.

– Какое вино предпочитаете? Это – мальтийское шардоне, а это – из испанского винограда…

– Мальтийское, – заказала Ада и обратилась к подруге. – Кстати, надо бы и нам возобновить поставки. Оно неплохо идет…

– Подумаем об этом завтра…

– Как Скарлетт?

– Что? – рассеянно отозвалась Анна-Мария.

– Ну, как Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром»…

– А-а… Не читала…

– Ну что – за твою новую жизнь?! – Ада подняла свой бокал и протянула Анне-Марии второй.

Они сделали по глотку и распечатали деревянные палочки для суши.

– Как чувствуешь себя? – бодро спросила Ада.

– Немного странно… Как после удаления апендикса. А в общем ничего… Знаешь, я раньше думала, что каждый человек – неповторим и только влюбленные похожи друг на друга, как две капли воды. А теперь поняла, что все мы – до ужаса одинаковые. Простецки одинаковые, несмотря на разницу в языке, возрасте, статусе et cetera… Но эту схожесть могут заметить и мастерски выявить только хорошие писатели. Мураками, например, или Кундера… А еще – Бунин, Фаулз… Плохие пишут о неземных страстях индивидуумов, которых изобретают в своем воспаленном воображении и в конце концов подводят их к общему – победному – знаменателю. А так, по-моему, не бывает…

– Не знаю… Мне читать некогда, – поджала губы Ада.

– Я не хотела тебя обидеть, не дуйся. Просто я думала об этом, когда Ларик вез нас сюда. Женщина живет с мужчиной пять, десять, двадцать лет и уверена, что знает его как свои пять пальцев. И он уверен в том же. Да и по большому счету это, наверное, действительно так. Но эта одинаковость выражается только в одном: каждый из двоих хочет быть счастливым. Но счастье – индивидуальное понятие для каждого, даже если прожили вместе сто лет. И у каждого – свой знаменатель…

– А я вообще ни о чем таком не думаю. Поэтому и живу так долго со своим Стефаном. Хотя прекрасно знаю, что он, подонок, до сих пор облизывается, глядя на тебя… Просто мне наплевать, о чем он думает. Жратвы – полный холодильник, белье – чистое. Вот и все. Пусть будет счастлив! И так, поверь, лучше, чем задаваться глобальными вопросами.

– Знаешь, что мне когда-то сказал один мудрый старик: «Человек, которого полюбишь по-настоящему, должен приносить много страданий…» Странно, правда? А я не страдала даже тогда, когда Влад мне изменял…

– Ну да?! А кто лет эдак с десяток назад травился таблетками?

– Глупости все это… – Анна-Мария покраснела. – Это было не из-за него. Просто захотелось уйти…

– … и как раз тогда, когда мы начинали. Я тогда чуть с ума не сошла… На тебе все держалось.

– Давай не будем вспоминать прошлое. Я не хочу оглядываться!

– Хорошо. Но мы так редко можем поболтать просто так. Как раньше… Ну не о поставках же мальтийского вина нам говорить сейчас! Я, например, давно хотела спросить, нашла ли ты свою мамашу, когда ездила в Париж?

Анна-Мария опустила на тарелку палочки с суши и вытащила из Адиной пачки сигарету. Официантка, которая стояла в углу зала, тут же подошла и услужливо щелкнула зажигалкой…

– Однажды… – Анна-Мария выпустила тоненькую струйку дыма и задумалась на секунду – стоит ли рассказывать Аде о своих странных видениях, – однажды, сто лет назад, как мне кажется, я уже была у нее… Впрочем, это было нечто похожее на дежа вю. Мне казалось, что я видела ее дом, бродила с ней по городу… Когда я приехала в Париж, первым делом отправилась в адресный стол – я знала имя человека, с которым она уехала отсюда…

– Кстати, а почему она не взяла тебя с собой?

– Отец не дал согласия. Но наверняка не из-за отцовских чувств – очевидно, просто хотел сделать ей больно. Я ведь, как тебе известно, не особенно была ему нужна. Так вот, в муниципалитете мне сказали, что этот брак давно расторгнут, а женщина с такой фамилией… умерла. Но адрес я все же получила. Когда зашла в дом, мне показалось, что я здесь уже была однажды… Этот подъезд с вазонами… Знакомый запах… Я стояла в полумраке и ждала ее шагов с верхнего этажа…

– Отчего она умерла?

– Новая жилица сказала – выбросилась из окна…

– М-да… Странная у вас была семейка…

– Обыкновенная. Просто мама искала выход… Я ее понимаю. И не осуждаю. Теперь. Она не могла знать, что мир одинаков везде. Особенно сейчас. В Париже, Риме, Валетте, Амстердаме… Но это можно понять, когда есть возможность свободно по нему перемещаться.

– Я не совсем понимаю, о чем ты… Но все равно, Машка, я тебя обожаю! Я сволочь, ты знаешь. Я иду по трупам, – Ада влила в себя порцию виски, неизвестно как оказавшуюся на столе, – и тебя по ним повела… Но я без тебя – ноль… Ты – голова, Машуня! Я это знала еще тогда, когда мы хоронили твою чертову крысу!

– Это было в другой жизни…

– Ты так говоришь, будто жалеешь о ней…

– Я о себе жалею! – Анна-Мария раздавила окурок в пепельнице. – И хватит об этом!

Ада знала, что перечить не стоит – слишком знаком ей был этот властный резкий тон, как будто бы с силой захлопнулись железные ворота, за которыми две девочки пили портвейн из пластиковых стаканчиков, жевали булку, густо намазанную сгущенкой, и мечтали уехать. Куда-нибудь, к новой жизни, в которой звонят колокола…

* * *