Пуля с Кавказа

На этот раз Иблис пропал из нашего виду на целых двенадцать лет. Объявился он в 1876 году, когда турки начали подготовку к войне с Россией. К нам полезли эмиссары. За одним из них установили наблюдение, как только он, под видом купца, сошёл с корабля в Редут-Кале. Купец приехал в Тифлис и наведался там к известному торговцу коврами Ибрагимову. Лавку негоциант имел на Головинским проспекте, в лучшем месте, и в числе его покупателей значился сам наместник. Когда к нему пришли за разрешением на обыск и арест, великий князь Михаил Николаевич сначала отказал! Заявил, что Ибрагимов – самый честный торговец в городе. Когда же сей «честный торговец» был схвачен, обнаружилось, что это и есть давно разыскиваемый Лемтюжников. В подвале его дома нашли несколько пудов гремучей ртути и уже снаряжённые метательные снаряды. Предназначались они как раз для наместника, ежедневно проезжавшего в открытой коляске мимо лавки Ибрагимова.

– И что, он снова сбежал? – подал голос из угла Артилевский.

– Очень ловкий человек наш Иблис. Сбежал! Воспользовался невнимательностью жандармской команды, ранил офицера и скрылся.

– В Турцию драпанул?

– Нет, в Дагестан.

– На восстание уехал? – догадался Лыков. – К последнему имаму?

– Совершенно верно. «Последних имамов», как вы помните, оказалось двое. Сначала в Чечне выбрали некоего Алибек-Хаджи, турецкого шпиона, который специально для борьбы вернулся из Османской империи в родное Ведено. Но там быстро всё исправили, и новоиспечённого имама вздёрнули в Грозной. Более серьёзные события происходили в Дагестане. Вся Авария объявила джихад. Избрали и собственного имама. Им стал Мухаммад-Хаджи, сын знаменитого накшбандийского шейха Абдурахмана. В помощь ему учредили диван из семи улемов, в точности, как было у Шамиля. Лемтюжников вошёл в этот совет; он отвечал в нём за оружие и за связь с турками. Восстание приняло значительные масштабы. Центром его стала резиденция шейха Абдурахмана селение Согратль. Авацы осадили русскую крепость Гуниб, созданную на месте шамилевского притона. Другая крепость – Кумух – была захвачена, а её гарнизон вырезан. Бунтовщики даже осадили Дербент. Напомню, что в это время шла война, и армия была занята на других театрах. Но начальство всё-таки извернулось и собрало требуемые силы. В сентябре началось подавление мятежа. Дербент был разблокирован. Дольше всех держался Согратль. Он был взят штурмом 3 ноября 1877 года, сожжён, а жители переселены на другие места. Имам Мухаммед-Хаджи Согратльский был повешен вместе со всем своим диваном. Кроме Лемтюжникова. Тому, в который уж раз, удалось скрыться. Лишь теперь мы снова знаем, где он находится. И знаем, что он по-прежнему вредит России.

Таубе встал, прокашлялся.

– Господа офицеры! Господин коллежский асессор! Согласно воинского устава, начальник отряда, совершивший сдачу без боя, несмотря на возможность защищаться, подлежит смертной казни. Заслушайте приказ военного министра, генерал-адъютанта Ванновского.

Все дружно поднялись.

– Его высокопревосходительство приказал: вышеназванного изменника, бывшего хорунжего Зиновия Лемтюжникова схватить и доставить в Петербург. Для поступления с ним по закону. Буде это окажется невозможным – казнить на месте.

Барон обвёл всех жёстким взглядом и добавил:

– Приказ кассирован [32] его императорским величеством.

Глава 8 Старые счёты

Остаток совещания прошёл в выборе маршрута. Было два пути к Богоскому хребту: вдоль Андийского Койсу, и вдоль Аварского. В первом случае вьючная тропа доходила до аула Дидо; путь от Темир-Хан-Шуры составлял 160 вёрст. Дорога через Аварское Койсу была длиннее: она заканчивалась у селения Кхиндакх и насчитывала 200 вёрст. Но зато вторая дорога была лучше разработана и ближе подходила к богосским землям. Это закрытое со всех сторон общество помещалось между Дидо и Анкратлем и, по слухам, почти не имело населённых пунктов. Расположенное в ущельях вечно заснеженного хребта, оно никогда не посещалось русскими картографами. Имелись сведения, что лагерь Малдая находится у подножья горы Эдрас, самой высокой на всём Богосском хребте. Но где именно? Высота Эдраса – 13 800 футов! Окружность подошвы составляет не менее 60 вёрст, и всё это – не исследованная местность. Предстояло бродить по ней наугад, под прицелом абрекских ружей и в окружении враждебного населения. А если в отряде появятся раненые? В то же время, не поведёшь же в эти дикие горы пехотную роту… Здешняя малая война – это действия небольших групп особо подготовленных людей. А лица, собравшиеся в кабинете Ильина, все имели именно такую подготовку. Плюсом двенадцать бывалых казаков с урядником – получается сила!

32

Кассирован – подтверждён.

Выступление отряда было назначено через два дня. Идти решили длинным путём, через Аварское Койсу. Таубе с капитаном Ильиным занялись сбором необходимых провианта и снаряжения. Даур-Гирею поручили живой инвентарь, Артилевскому – выбор проводников. Один Лыков остался без дела. Сказав, что свой багаж он соберёт сам, коллежский асессор удалился во флигель. Ему предстояло ещё нанести официальный визит в темир-хан-шуринское управление полиции и передать туда тюк с бумагами. Переодевшись в повседневный мундир, Алексей взял почту и отправился представляться полицмейстеру.

В городе, управляемом военными, полицмейстер, почему-то, оказался статским. Надворный советник Иенсен принял столичного гостя с напускным радушием. Не каждый день в эдакую глушь наезжают чиновники Департамента полиции! нет ли тут подвоха навроде тайной ревизии? Узнав, что гость прикомандирован к экспедиции Военного министерства, Иенсен успокоился. Алексей попросил познакомить его с начальником сыскного отделения, чтобы «поговорить по-свойски». Полицмейстер оживился и гордо заявил:

– Губернский секретарь Печелау очень, конечно, ещё молодой, но сыщик он настоящий. Вот в апреле, в Тавлинской слободе, брали отца и сына Атабаевых. Видные здесь качаги. [33] Опасные ребята, терять нечего! Печелау сначала переоделся дезертиром и лично их выследил. А затем сам же и заарестовал, отважно пойдя на кинжалы. Его сиятельство князь Чавчавадзе подписал представление к Анне третьей степени…

33

Качаги – то же самое, что и абреки.

Начальник отделения, действительно, оказался очень молод – не старше 23 лет. Белобрысый, высокий, крепкого сложения, он отнёсся к Лыкову с недоверием. Тот знал уже, что на Кавказе так повсюду. Здешние офицеры и чиновники живут как бы в особом государстве. Всех приезжих они считают чужаками; свой же, пусть и совершенно незнакомый, повсюду встретит радушный приём. С первого же взгляда коренные кавказцы отличали друг друга и сходились мгновенно.

Алексей передал Печелау циркулярное письмо Департамента полиции о розыске бежавшего Раковникова и сказал просительно:

– Прошу, коллега, обратить особое внимание. Будто бы он укрылся в ваших краях. Нет ли каких сведений об этом, хоть агентурных?

– Фамилию я слышал, но сам Раковников нигде у нас не проходил. А вот Санька Мухортый и Санька Чалый недавно объявлялись. Оба здешние, шуринские.

И добавил с иронией:

– Если вам, конечно, что-то говорят эти имена…

Лыков знал, о ком идёт речь. Саньки приходились друг другу двоюродными братьями и носили одну фамилию – Судовиковы. Самые отчаянные были в банде! Дезертиры, сумевшие бежать из страшных Бобруйских военно-арестантских рот, братья отличались особой жестокостью. Свои лошадиные клички они получили за цвет волос [34] : один был брюнет с жёлтым пятном на левом виске, а второй – русый с сильной сединою.

34

Мухортая масть – гнедая с жёлтыми подпалинами; чалая – серая с примесью другой масти.

– Чалый должен заметно хромать, – сказал Алексей. – Когда я выбросил его из окна четвёртого этажа, он упал на дровник и сломал ногу.

Полицейские переглянулись.

– Как, простите, вас по имени-отчеству? – быстро спросил Печелау.

– Алексей Николаевич.

– Очень приятно; а я Роман Петрович. Пройдёмте ко мне в отделение, там я ознакомлю вас с подробностями.

И Лыков, раскланявшись с полицмейстером, направился в сыскное. Между ним и Печелау сразу возникло приятное чувство общности, принадлежности к одному делу.

В кабинет начальника отделения Алексей пояснил:

– Раковников в Питере чуть не у меня на глазах зарезал околоточного надзирателя. Остались дети-сироты. Я замешкался; моя вина…

– Понимаю.

– Потом я его изловил. Так хотелось шею при этом свернуть, но нельзя – затаскают. В столице с этим строго. А Финиест взял, да и сбежал! А теперь ещё и эти два брата-акробата. Что же у нас за тюрьмы такие, что из них все бегут?

– Вы к нам надолго?

– Послезавтра рано утром отбываю в горы. Не менее, чем на месяц – ловим Малдая из Бахикли. Нельзя ли, Роман Петрович, что-нибудь успеть за эти два дня?

– Осталось уже полтора, – задумчиво ответил губернский секретарь. – Не успеем. Такие вещи с кондачка не делаются; народ уж больно решительный. Можем так нарваться…

– Всё понимаю, Роман Петрович. Сам на тот свет не тороплюсь! Но всё же?

Печелау встал и принялся размеренно ходить по кабинету, совсем, как Благово.

– Источник видел «лошадиных братьев» в биллиардной Тер-Варданяна. Это такой притон на берегу Шура-озень, в магометанском квартале. Но попасть туда новому человеку просто так нельзя – не пустят. Мои агенты все известны мазурикам по наружности. Гримироваться разве? Но убедительно получится только у меня.