Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942

Я почувствовал себя законченным подлецом. Резко повернувшись, я оставил маленького Морица стоять у входа на полевую кухню – терпеливо ожидая, пока его забьют. У меня за спиной раздался выстрел. Этот выстрел означал для Морица окончание долгого пути через Польшу, по Наполеоновскому тракту, через Белоруссию, [66] через мост под Полоцком, мимо озера Щучье, через Волгу до этой маленькой деревушки, где Морицу было суждено сделать свои последние короткие шажки до дверей дымящейся полевой кухни…

66

Мориц был захвачен в Белоруссии на бывшей (до сентября 1939 г.) территории Польши.

Обуреваемый такими мрачными мыслями, я вернулся на перевязочный пункт. Мюллер сидел на ящике с медикаментами и потеряно смотрел на мерцающее пламя свечи. До сих пор у нас все еще не было никаких вестей от Тульпина. Возможно, раненый фельдфебель оказался единственным выжившим из всей колонны? Вероятно, только одному Морицу с его телегой удалось прорваться, а все остальные были убиты русскими. Чем больше я об этом думал, тем более вероятным мне это казалось. По-видимому, колонна с ранеными напоролась на крупный вражеский дозор и была уничтожена. В моем воображении картина этой расправы рисовалась в самых мрачных тонах. Свеча догорала, минуты проходили одна за другой. Никто из нас не мог проронить ни слова. Мы ждали, ждали…

Я отправился на командный пункт батальона и рассказал Нойхоффу о возвращении одного только Морица. Потом я спросил, не было ли каких-нибудь сообщений из штаба полка о судьбе санитарной колонны.

– Нет, абсолютно ничего! – прозвучало в ответ.

Офицеры штаба один за другим отправились спать.

– Не хотели бы вы прилечь здесь, Хаапе? – спросил Нойхофф. – Ведь, в конце концов, вы ничего не можете изменить! Возможно, завтра случится какая-нибудь еще большая неприятность, и вам следует поберечь свои силы и отдохнуть!

– Я подожду, по крайней мере до тех пор, пока не вернется Генрих! – ответил я. – У меня еще есть дела на перевязочном пункте. Спокойной ночи!

Мюллер все так же, молча, сидел на ящике с перевязочным материалом. Я взял журнал регистрации раненых и погибших бойцов нашего батальона. В нем было 118 фамилий. Много ли это было? Да, собственно говоря, нет. Менее 15 процентов от общей численности личного состава. [67]

В самом начале списка стояли фамилии лейтенанта Штока и унтер-офицера Шефера, вскоре к ним добавились Дехорн и Якоби. Ниже я прочел: Крюгер, Шепански, Штольце, Хиллеманнс, Макс Хайткамп. Казалось, что эти фамилии как будто выделяются из общего списка, словно они были написаны более крупными буквами. Я прекрасно понимал, что в эту книгу смерти и страданий еще будет вписано немало фамилий. И позади многих из них будет начерчен крестик… Как хорошо, что в этот момент я еще не знал, каким станет этот список к концу года; сколько еще фамилий будет занесено в эту книгу, прежде чем мы подведем баланс 1941 года.

67

В большинстве частей немецких сухопутных войск на Восточном фронте потери были намного выше. Так, 17 ноября 1941 г. начальник Генштаба сухопутных войск Гальдер записал в своем дневнике, что с 22 июня до 13 ноября потери (без больных) войск Восточного фронта составили 699 726 чел. убитыми, ранеными и пропавшими без вести, что составило 20,58 % средней численности войск, равной 3,4 млн чел. (сухопутных войск, без учета около 900 тыс. чел. армий союзников Германии).

Снаружи раздались голоса. Мюллер и я бросились к двери. По деревенской улице к нам приближалась группа людей и вереница подвод. Одна, две, три, четыре, пять повозок и четыре лошади! Генрих, Тульпин, Кунцле, четыре санитара-носильщика и четверо русских добровольцев! [68] Унтер-офицер Тульпин подошел ко мне и доложил:

– Все раненые переданы в санитарную роту! Один санитар-носильщик ранен в плечо, один русский возница убит! Одна лошадь убита, одна ранена! Все повозки и медицинское оборудование доставлены на место!

68

Так называемые «добровольные помощники» (Hilfswilliger), сокращенно «хиви», набиравшиеся из местного населения и военнопленных. Каждый хиви получал продовольственный паек немецкого солдата, а после 2 месяцев испытательного срока и зачисления в качестве «добровольца вспомогательной службы» – и денежное содержание. В штатах немецкой дивизии конца 1942 г. число хиви составляло около 15 % общей численности. Таким образом, хиви давали возможность немцам держать больше солдат в боевых подразделениях. Советские солдаты их ненавидели, как правило, в плен не брали, расстреливали тут же. Наши танкисты, по воспоминаниям, громя немецкие тылы, часто слышали от немецких обозников крики «Свои» и русский мат. Таких давили гусеницами и уничтожали огнем без пощады. В конце войны сотни тысяч бывших хиви, взятых в плен, после фильтрации и казни наиболее «выдающихся» в предательстве, были отправлены в лагеря НКВД и спецпоселения.

Таков оказался ответ на все наши мрачные мысли! Мюллер и я радостно приветствовали всех. Мы были вне себя от счастья, как будто они снова восстали из мертвых. Потом мы внимательно осмотрели колонну.

Маленький Макс тянул сразу две телеги, вторую прицепили к его собственной, когда другая лошадь была убита. Вскоре Мюллер осмотрел своего подопечного с головы до копыт.

– Все в порядке, Мюллер? – спросил я.

– Так точно, герр ассистенцарцт! На нем ни одной царапины!

Повозки одна за другой подъезжали к самому крыльцу, санитары заносили одеяла и медицинское оборудование обратно в санчасть. Потом Кунцле и русские возницы отвели лошадей в конюшню. Вскоре все собрались в помещении санчасти, и Тульпин подробно рассказал обо всем.

Он благополучно доставил всех наших раненых на дивизионный медицинский пункт и передал их местному персоналу. Потом он отправился к соседней деревне и со всей колонной спрятался в кустах. Там он подождал, пока русские танки не уехали. Теперь в деревне не осталось больше никого из русских, однако там царила полнейшая неразбериха. На батальонный перевязочный пункт сносили раненых, убирали на обочину дороги раздавленные противотанковые пушки, вновь устанавливали в траншеях на окраине деревни пулеметы. Когда первым раненым оказали помощь и погрузили на наши телеги, уже начало смеркаться. Здесь было одно ранение в брюшную полость, одно ранение легкого и трое бойцов с ранением в голень. Эти трое взяли с собой свое оружие и прихватили еще по три гранаты каждый.

Выехав из деревни, не успели они проехать и двухсот метров, как вдруг попали под сильный вражеский огонь. Они защищались не щадя своих сил, бросая гранаты и стреляя по вспышкам дульного пламени, хорошо видного в темноте. Мориц, шедший во главе колонны, после того как его русский возница был убит пулей, попавшей ему в голову, галопом ускакал прочь. В ходе боя была убита еще одна лошадь, а один из санитаров был ранен в руку. В конце концов Тульпин и его команда отбили нападение и вернулись назад в деревню. Тогда командование соседнего батальона предоставило им для охраны во время поездки на дивизионный медицинский пункт отделение пехотинцев. На всем пути следования Тульпин тщательно осматривал окрестности в поисках Морица и фельдфебеля с ранением в живот. Однако все было напрасно, они словно сквозь землю провалились. Когда они добрались до того места, где русские устроили засаду, то распрягли убитую лошадь и прицепили ее телегу к телеге Макса. После этого колонна с ранеными добралась до дивизионного медицинского пункта без происшествий.

– Генрих был уже там, а наш раненый фельдфебель лежал на операционном столе. Вот и все, герр ассистенцарцт! – На этом Тульпин закончил свой рассказ.

Когда я вернулся на командный пункт батальона, все уже спали. Один только Нойхофф, которого уже давно мучила бессонница, все еще бодрствовал.

– Они вернулись? – сразу же спросил он меня шепотом.

– Так точно, герр майор! Всех раненых доставили на дивизионный медицинский пункт. На колонну совершили налет русские, но унтер-офицер Тульпин отлично проявил себя. Считаю, что он заслужил, чтобы его наградили Железным крестом 2-го класса! – прошептал я в ответ.

– Завтра утром подайте мне подробное донесение об этом!

Он повернулся на другой бок, я задул свечу и уже через несколько минут заснул, надеясь, что в эту ночь иваны оставят нас в покое.

И действительно, в течение всей ночи русские не беспокоили нас, и даже весь следующий день прошел спокойно.

Глава 15 Маниакальная депрессия, волынская лихорадка и обморожения

Ближе к обеду на командный пункт батальона явился Больски. Отдав честь, он доложил:

– Я приказал арестовать унтер-офицера Шмидта за невыполнение приказа и трусость перед лицом врага!

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Нойхофф был ошеломлен и раздосадован. Он прочел рапорт Больски и, не проронив ни слова, положил его на стол.

– У меня в голове не укладывается, – сказал он наконец. – Он же всегда был примерным солдатом! Награжден Железными крестами 2-го и 1-го класса!

Нойхофф отодвинул от себя рапорт Больски.

– Это сулит одни лишь неприятности! – продолжал он. – Я обязан передать его в штаб полка, а это означает, что Шмидту конец! Верный смертный приговор!