Пушкин и другие флотские. Морские рассказы

Жена давно сбежала, убедившись в напрасности всякого вранья. Тут, знаете ли, запьёшь. Боком, определённо боком, выходил особый дар. Тьму нашего брата обломил бы взятый напрокат. Хоть на случайный денёк! А бедолага страдал от него постоянно. Всё горше и горше.

На второй доковой неделе к месту привыкли, то есть запогуливали. Валдайские куколки тем же увлеклись. С причёсками «бабета», в болоньих моднящих пальтишках да с мореманским гонорком! «Что, шваброчки латские, завистно?!» Одна оставалась подавать ужин, другая правила в город. По магазинчикам упоительно прошвырнётся. Допустим, «Луну» посетит. На том приятности кончались. Местные акулы, принимая за конкурентку, показывали наманикюренные коготки.

Озабоченные сексуально ухажёры, едва узнав, что судовая, свинчивались. Зато лестно подать номерок на шуршащую для многих мечту. И сколь возможно вскинув носик, нырнуть под рижский фонарный свет.

Несчастный вечер выпал Вальке Митиной именно с сего момента. В бакалейном успела сострадательно взять бутылку парням. Дамская сумочка ловко сокрыла непозволительное к проноске на борт.

Доехала до каково-то там…грависа. На проходной гордо сверкнула удостоверением ММФ. Опустевший к ночи судоремонтный завод тих, гулок. Каблучки-шпильки мелодически цок-цок-цок… Вдруг наперерез мутный тип. Архангельские девы не из трусливых. Адресовалась на отшивание:

– Чао, фантик.

Тот с шипом:

– Стой б…, – и нож к горлу.

Закричать, дёрнуться не получится. Кончик лезвия давит на проткнутие. Свободной рукой беспредельщик потащил. Упёрлась – дикий удар по лицу. Стянул антверпенскую болонь из маклацких лавок. Следом на костюмчик «джерси» позарился.

– Да подавись ты!

Ударил вновь. Стал насиловать. Когда защёлкнул от сбившегося дыхания слюнявый рот, девица как бы подобрела.

– Ладно. Чего там. Ты супер. Пойдём на судно. У меня своя каюта. Приласкаю. Бутылочка есть. А?

От Валькиных слов тот ещё круче о себе замнил. В добычный кулёк аккуратно упрятал «джерси». Но вернул пальтишко. Тронулись в такой же жёсткой манере, как недавний танец кораблей. Никакой разницы. Валя влеклась дурной силищей.

Балт тешился сделать с ней, что угодно. Вот уж они на трапе. Вахтенный матросик деликатно отвернулся. Теперь в надстройку. Так. Правым коридором.

– Моя каюта третья. Заходи.

Тянущий на две статьи распахнул легонькую дверь. А там…

обсохшая компания! Валька с синяками из-за его плеча:

– Ребятушки! Посмотрите, что хмырь со мною сделал!

Подлинный хозяин каюты, накаченный дракон, обошёлся без паузы.

– Заполучи, стрелок латышский!

Не дожидаясь подлёта кулака-кувалды, гость просел в коленках. Стало быть, удар вразумительный: в лоб. Чистый нокаут надолго-предолго. Чемпион скоротечных боёв послал молодого за выброской. Вся её 75-метровая длина оклетневала свалившегося на подобии кокона.

Никто не позволил себе пнуть негодяя. (Не та мы нация).

Отволокли лишь на палубу. Пакет с уликой приладили в головах. Дежурный штурман озаботился вызовом милиции.

Частично восстановившие справедливость по-русски, опять всплыли с Валькиной бутылочкой.

Скорёхонько патрульный «козёл» подкатил. Наши выброску скойлали в исходное положение. Заводской Чикатило в чудном вырубоне. Менты привычно прошарили карманы. Извлечённый пропуск, похоже, напугал их.

– Да вы что?! Местного(!) завалили.

Излишне бережно, как пострадавшего, латыша на заднее сидение. Спеша составили маловразумительный протокол.

Крайне недовольными, во что впутались, отбыли восвояси.

Утром на белом «рафике» милицейский чин. Свой, вроде бы, да испорченный некой оглядкой. Сразу начал Вальку запугивать:

– Собирайся честные показания давать. И очки тёмные надень. Больно на жалость давишь.

Находчивая дева его поддела:

– Были бы, не нацепила. Зачем факты прятать?

В ментовке вовсе обескуражил. «Негоже, даже с перепоя, сочинять небылицы. Завод тебе не парк. Там ра-бо-та-ют. Вот ты пишешь: «Возвращалась из ресторана». Синяки тогда понятны – брякнулась где-то. Причём тут культурный инженер-семьянин? Он хотел тебя, пьяную, довести. Вместо благодарности – сотрясение мозга. Вашему боцманюге придётся отвечать пред законом. Тебе тоже – за оговор».

Северных на дешёвый понт не возьмёшь. Валя заупрямилась играть роль дурочки. С нажатием кнопки семейка универсального инженера подключилась. Для начала всплакнули.

Призвали не губить. Розовенькие детки подученно непрестанно хныкали. Хозяин кабинета хитрым лисом:

– Гражданки, поищите другое место. Есть тихое кафе за углом.

Милицейский гипноз и приставучесть подействовали.

Сродники негодяя, пряча жмотность, в заведении рассыпались: «Не желайете с бальзамам? С ликёрчекам? Штрудел яблочни кароши?» Ненавидели и всё ж по-собачьи смотрели в глаза. Страх как боялись пропустить отклик русской прощенческой души. Уловили-таки. То был золотой пятачок Валькиного решения. Главное – спасти от уголовки того, кого невольно впутала. Снова майор с «правильным» пониманием малых наций. Где наша не пропадала?! Он ей слово: боцману ничего не будет. Она ему бумагу: «…по согласию, без всякого насилия…» На пороге не сдержалась – схулиганила:

– Чао, подлполковник.

За заветное звание, проглоченное неотфильтрованным, тоже ничего не бывает.

Новое днище. Прежние тревоги. Решил Ибрагимов на паях со старпомом в будущее заглянуть. Нечто вроде спиритического сеанса под спиртное. Вся подготовка свелась к накрытию стола. Лишая обдуманности, через пять(!) всего метров, Резван звонит:

– Зайди насчёт бункеровки топлива.

Дед с листочком и флотским этикетным шиком:

– Мэй кам ин?

Те с радушием, какое смогли изобразить, почти в один голос:

– Ну что?! За окончание второго ремонта.

Выпили. Закусывают. Кэп внезапно и спроси Мартемьянова:

– Как полагаешь со своими трансцендентальными способностями, беды наши кончились?

– Нет. Валькиной честью не отделаться.

Ох, как засвербило старпома ругнуться. Всё ж не дал хода словцу перчёному. А культурно-равнозначного ему, никогда в словарь Ожегова незаглядывавший, не приискал. У всех разом испортилось настроение. Автоматом опрокинули вторую, третью.

– Малость чем-нибудь утешь?

– Не при всех нас, то будет. Вообще, как мы ходим?! Поразишься! Раньше в захудалой избушке и то иконки. Моя бабка причитала бы: «На кого уповаете? Ни лика Господа, ни Николая Чудотворца. Нечисть копытится на пустом». Мы же всё с мёртвыми вождями и их безумными заклинаниями. Чисто папуасы. Танцуем ещё под всякого. Своих, проглотя язык, в обиду даём. Потупились? То-то. Признаёте. Наливай!

Завладев вниманием обеих, дед позабавился. Пронзительно ясными глазами притянул своего критикана. Опять не по шёрстке погладил: