Пушкин, кружка, два ствола

— Оставайся в машине. Даже не вздумай высовываться, — бросила Сумарокову Дина, сунула под полу ветровки обрез и распахнула дверь. — Девушка! Девушка, милая, подскажите, улица Ломоносова — это налево или направо?

Упырица застыла в странной, совершенно нечеловеческой позе — на одной ноге, чуть наклонившись вперед. Словно кто-то нажал на кнопку «Пауза», остановив фильм. Фарфорово-белое нежное личико медленно повернулось, огромные глаза изумленно распахнулись.

— Это вы мне?

— Да, вам. Я тут, знаете ли, в первый раз, заблудилась немного, а гугл-карты не грузятся… Такая связь отвратительная, как здесь люди живут — понять не могу, — жизнерадостно зачастила Дина. Холодный металл ствола жестко вжимался в бедро. — Где-то здесь должна быть улица Ломоносова, вроде бы направо, но я повернула, а там Кирова… Вы не поможете?..

Блондина медленно, мечтательно улыбнулась.

— Да-да, конечно. Сейчас покажу, — она с готовностью двинулась навстречу, мягко коснулась плеча, увлекая Дину в осеннюю волглую темень. — Пойдемте, тут совсем близко. Буквально пара шагов.

Краем глаза Дина покосилась на «крузак». Сумароков сидел неподвижно, черный силуэт сливался с тяжелым монолитом кресла. Кажется, он опустил стекло, чтобы получше слышать — но сейчас Дина отойдет достаточно далеко, еще и ветер дует в другую сторону.

Нихрена Сумароков не услышит. Кроме выстрела.

А потом Дина скажет, что подозреваемая сбежала. И свалит из гребаной Россоши к чертовой матери.

Нет тела — нет дела.

— Ломоносова — это близко совсем, буквально рукой подать, — нежно пела блондинка, поглаживая Дину по плечу легкими, словно касания паутины, движениями. — Вот сюда, за угол, тут, правда, темновато, но ничего — так мы дорогу срежем. Совсем немного осталось… Совсем чуть-чуть…

Сладкий, как патока, вкрадчивый упыриный морок сворачивался вокруг Дины призрачной вуалью, бережно, вкрадчиво вползал в сознание… и проходил сквозь него, словно вода сквозь решето.

Дина умела сопротивляться этому мороку. И умела видеть тех, кого видеть нельзя. Поэтому-то ее и пригласили на редкую — очень, очень редкую работу.

С карьерой филолога не сложилось.

Зато Дине подарили «Стечкин».

Если задуматься, «Стечкин» значительно эффективнее словаря. Даже в рамках филологического дискурса.

— Давайте вот тут пройдем, через кусты, — нежно выдохнула упырица, ныряя в чернильную темноту пустыря. Справа прижался к земле заброшенный, полуразвалившийся дом — изломанный контур крыши вгрызался черными зубами в небо. Справа вставали темной стеной кусты, отсекая бледный свет фонарей. И это было отлично.

— А теперь — стоять, — плавным движением Дина выдернула из-под куртки обрез. — У меня есть пара вопросов.

Секунду упырица таращилась на нее огромными голубыми глазами с таким разочарованным неверием, что, кажется, вот-вот и заплачет. Кукольное личико сморщилось в горестную гримасу, пухлая розовая губа вздернулась… и из-под нее проступили острые сахарно-белые клыки. Заворчав по-собачьи, упырица повела головой и пригнулась, растопырив руки, словно голкипер в воротах.

— Но-но, не дури, — качнула стволом Дина. — Пара вопросов, и можешь убираться на все четыре стороны.

Конечно, это была брехня, но упыри интеллектом не отличались. Смерть мозга, увы, необратима — что бы ни утверждали практикующие некроманты. Бывает очень тупая нежить, бывает менее тупая — но в конечном итоге все они здорово притормаживают.

— Стой где стоишь, не дергайся и отвечай на вопросы. Кто тебя поднял? Имя, приметы, адрес.

Упырица зарычала погромче и оскалила здоровенные, как у волкодава, клыки. Руки у нее уже изменялись — темнела кожа, стремительно удлинялись пальцы, и розовый маникюр на ногтях трескался, осыпаясь. Потому что ногтей уже не было. Были темные, хищно загнутые то ли звериные, то ли птичьи когти.

— Ар-р-рха-а-а, — то ли рыкнула, то ли зашипела упырица, демонстрируя полную неготовность к диалогу. — Рр-р-ха-а-а!

— Да кто бы спорил, — Дина щелкнула кнопкой предохранителя. — Будешь рыпаться — пальну в колено. Оба ствола заряжены, могу себе позволить.

— Р-р-р-а-а-а! — клацнула зубами упырица, потом моргнула, на фарфорово-белой шелковой коже лба появилась глубокая вертикальная морщина. — Р-р-ы-ы?

— Даже не сомневайся, — широко ухмыльнулась Дина. — Просто скажи, кто твой папочка.

— Р-р-р-ы-ы…

— Это, мать твою, что за херь?

Густое молочно-сизое облако наконец-то сползло с луны, и на другой стороне поляны Дина увидела Сумарокова. Чертов полудурок стоял, сжимая в руке «Макаров». Ствол смотрел то ли в небо, то ли в крону ближайшей липы — но точно не в упырицу.

— Женька, мать твою! — рявкнула Дина, осознав диспозицию. — Ложись!

Сумароков моргнул, округлил рот, собираясь что-то сказать, но все-таки рухнул мордой в траву. Очень своевременно рухнул, потому что упырица, взвыв, оттолкнулась и взвилась с места чудовищным длинным прыжком. Перемахнув через лежащего Сумарокова она с победительным воем устремилась в кусты.

— Стоять! — заорала Дина, вскидывая обрез. Грохнул выстрел, но Дина слишком боялась задеть Сумарокова. Упырица пригнулась, и дробь прошла поверху, хлестнув заросли вишняка. — Стоять, мать твою!

Упырица вломилась в кусты, и Дина бросилась вслед за ней, на ходу досылая второй патрон. Бежать было легко — компактная, но крайне мотивированная нежить перла через вишняк, оставляя за собой просеку из выломанных веток.

— Куда, сука! — вылетев на оперативный простор, Дина пальнула навскидку, и упырица завизжав, метнулась в сторону. Бок у нее дымился, как хвост у подбитого «мессера».

— Стоять-не двигаться-стрелять буду! — заорал вывалившийся из вишняка Сумароков и вскинул свой бесполезный «Макаров». Услышав мужской голос, упырица резво крутнулась на пятках, завыла и сиганула вперед. Хрупкое тельце балерины, прочертив в воздухе плавную параболу, врезалось в Сумарокова чугунным тараном. С воплями и рычанием они покатились по земле, сцепившись, как дерущиеся коты.

— А ну отвалила! — в два прыжка преодолев расстояние, Дина от души пнула упырицу в блондинистую голову. — Не смей на чужих мужиков прыгать!

Дина еще раз прицельно вломила в висок, Сумароков, напрягшись, лягнул, подбросив скалящуюся нежить в воздух. Она разомкнула хватку всего на мгновение — но этого было достаточно. Дина в упор всадила второй патрон. Выстрел швырнул упырицу на землю, черная дыра в груди удушливо задымила и начала разрастаться, пожирая плоть без остатка. Через несколько секунд на траве темнела груда пепла.

Еще секунда — и пепел исчез.

— Ох ты ж мать твою, нихрена себе… — выдохнул сиплый голос в кустах. Дина крутнулась на каблуках, рефлекторно вскидывая обрез.