Пушкин, кружка, два ствола
Шрифт:
— Детишки и без маузера книжки читать могут.
— Но с маузером читают намного охотнее. И внимательнее, — укоризненно покачав головой, Дина сделала шаг к двери. — Ну что, до завтра?
— До завтра, — согласился Сумароков, не трогаясь с места. Входя в темный зев подъезда, Дина спиной чувствовала его пристальный взгляд.
Упакованный в хрусткую розовую бумагу цветок оказался сансевиерией. По слогам разобрав перекошенную подпись, Дина вбила название в поисковик и обрела новое знание. Жесткая, словно из дешевой пластмассы, сансевиерия принадлежала к роду Драцена, имела более семидесяти подвидов, поглощала отрицательную
— Даже не знаю… Возможно, мы действительно сможем ужиться. Но сама понимаешь — ничего обещать не могу.
Сансевиерия одобрительно промолчала. Возможно, она уже поглощала отрицательную энергию. А может, просто верила в лучшее.
Водрузив увесистый глиняный горшок на подоконник, Дина налила в кастрюлю воды и поставила на плиту. По-хорошему, надо было бы действительно подготовиться к занятиям — придумать тему, составить план, подобрать доступные для осознания примеры.
Скажем, из «Колобка».
Бухнув в кипяток полпачки пельменей, Дина присела за шаткий стол.
А колобок — это мысль… Ну, не совсем колобок — но если взять фанфики… Или, допустим, комиксы… Гарри, мать его, Поттера…
Дети не хотят читать Тургенева и Толстого. Будем честными — детей можно понять. Но что-то же они захотят. В мире миллионы интересных историй, главное — найти правильную наживку.
Не чувствуя вкуса, Дина механическими движениями забрасывала в рот пельмени.
Почему вообще одни истории интересные, а другие — нет?
Что должно быть в хорошей истории?
Нуждается ли хорошая история в одобрении Минобра?
И кому, черт побери, нужно мнение гребаного Минобра?!
Ложка пронзительно проскребла по фаянсу, и Дина вздрогнула. Опустив взгляд, она несколько секунд с недоумением таращилась в опустевшую тарелку, потом сунула ее в мойку и щелкнула кнопкой чайника. Прозрачный сентябрьский вечер уже наливался темнотой, стрелка часов неумолимо валилась к шести — а значит, в Россоши наступало время кутежа и разврата. Вытащив из-под кровати сумку, Дина расстегнула молнию и критически оглядела содержимое. «Стечкин» слишком шумный, да и выстрелы из него характерные — на стрелкотню вся деревня сбежится. «Сайга» подозрений не вызовет — мало ли кто там спьяну по огородам палит. Но «Сайга», зараза, здоровая. А вот обрезанная двустволка — в самый раз. Вытащив старенький, лет тридцать назад роскошнейший «ижик», Дина любовно погладила чеканного зайчика.
— Вот ты-то мне, дорогуша, и нужен.
Громко щелкнул на кухне закипевший чайник. Застегнув глухо звякнувшую сумку, Дина с усилием запихнула ее под кровать и выпрямилась.
Пять минут на кофе, пять минут на сборы — и вперед. На борьбу с народными кровопийцами.
В буквальном, мать его, смысле.
Выключив фары, Дина медленно зарулила в густую черноту, растекшуюся под разлапистым вишняком. В небе уже висела хрупкая осенняя луна, кокетливо подмигивая из-за туч желтым кошачьим глазом. Нашарив в бардачке сигареты, Дина щелкнула зажигалкой.
Рано или поздно эта сволочь появится. Все, что требуется от Дины — просто подождать.
Тусклая, как запыленный сапог, «Орхидея» медленно оживала. Вспыхнули радужной пульсацией гирлянды, загорелись лампочки, подсвечивая строгие
шеренги винных и водочных бутылей. К дверям «Орхидеи» медленно, один за одним начали стекаться посетители. Дина насчитала троих мужичков среднего возраста, четверых подростков и одного исключительно бодрого дедушку в мастерке с надписью Yankees Suck. Вслед за дедом, хихикая и пронзительно перекликиваясь, в «Орхидею» влетела стайка ярко накрашенных девиц определенного возраста. Блондинка среди них тоже имелась, но на категорию «вау» она не тянула точно. Да и шмотки на девушке были самые обычные — дешевенькая водолазка и безнадежно устаревшие джеггинсы, густо облепленные по заднице стразами.Поерзав на сиденье, Дина сняла крышку с термоса, осторожно подула внутрь и отхлебнула кофе. Рот обдало кислой горечью. Поморщившись, Дина глубоко затянулась сигаретой.
В «Орхидее» врубили музыку. Приглушенные, словно сквозь вату, басы катились тяжелыми чугунными ядрами, а за ними звонко прыгали гитарные рифы: «Без тебя, без тебя… Стало все ненужным без тебя-а-а». В кружащихся вспышках древнего стробоскопа мелькали темные фигуры, время от времени хлопали двери, и разгоряченные мужички выскакивали перекурить и снова ныряли обратно, в шум и синий пульсирующий свет.
Тусклые цифры на часах медленно перетекали одна в другую, луна неспешно ползла по небу, и ветер, прорывающийся в приоткрытое окно, обрел ледяную голодную цепкость. Зевнув, Дина потерла ладонью глаза и снова отхлебнула кофе.
Господи, ну какая сволочь придумала, что рабочий день должен в восемь утра начинаться? Человек, просыпающийся по звонку будильника, уже наполовину зомби. А к вечеру просто доходит до кондиции. Так и живешь, не приходя в сознание: будильник, работа, мутный комок проблем под названием вечер и вакуум сна. А утром цикл запускается снова.
Дверь «Орхидеи» открылась, выпуская наружу тощенького мужичонку в кепочке. Одной рукой он обнимал заливисто хохочущую блондинку, а другой широко поводил вокруг — видимо, описывая открывающиеся перед ними безграничные перспективы. Покачиваясь плечами и сталкиваясь, парочка побрела в темноту.
Перелив остывающий кофе в металлический стакан, Дина зажгла еще одну сигарету.
А блондиночка-то Раззувалова не на парковочной стоянке подкараулила. Она прямо в кабак зашла. Официантка описала не просто внешность, а качество шмоток. Такие детали через окно ночью не разглядишь.
Дверь распахнулась снова. Из бездны неонового дрожащего света вывалился дедок, прижимая к груди смятую кепочку. Сделав несколько шагов, он тяжело качнулся, остановился, сел на асфальт и запрокинул к бледной луне голову. «Ой, то не вечер, то не ве-е-ечер..» — хрустальным тенором затянул дедок. На лице у него застыло выражение изумленного счастья.
Блондинка вела себя естественно, на ситуацию с большим количеством динамических раздражителей реагировала абсолютно адекватно. Официантка решила, что девушка за рулем — значит, ни пьяной, ни вмазанной она не выглядела.
А значит… Значит, в Россоши завелся упырь. Не примитивный вурдалак, которых двенадцать на дюжину. Нет. Самый настоящий упырь, причем высокого уровня.
И где-то рядом ошивается тот, кто этого упыря поднял.
Дверь распахнулась в последний раз. Компания молодых людей куда-то повлекла очень веселых девушек, медленно побрели по уходящему в темноту тротуару подвыпившие мужички. Последним вышел еще один, неизвестно откуда взявшийся дедок. Постояв несколько минут в нерешительности, он присел рядом с первым и затянул в унисон баритоном: «Как бы мне, рябине, к дубу перебра-а-аться…».