Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников

Воронцову-Дашкову нельзя было причислить к красавицам, но в ней было что-то особенно чарующее, производившее более сильное впечатление, чем самая правильная красота. Она была среднего роста, брюнетка, с выразительными темными глазами овально-продолговатой формы немного монгольского типа, как и весь склад лица. Талия была безукоризненна, и движения грациозны.

Пушкин был знаком с Воронцовыми-Дашковыми, бывал на их балах. 27 января 1837 г. графиня, катаясь, встретила Пушкина, ехавшего на острова с Данзасом, потом – направлявшихся туда же Дантеса с д’Аршиаком. Она сразу почуяла недоброе и никогда не могла вспоминать об этих встречах без горести. Она думала, как бы предупредить несчастье, в котором не сомневалась после такой встречи, и не знала, как быть. К кому обратиться? Куда послать, чтобы остановить поединок? Приехав домой, она в отчаянии говорила, что с Пушкиным непременно произошло несчастье, и предчувствие ее не обмануло.

Вся неожиданность, и кончила она неожиданно. В 1852 г. умер ее муж. Через год Воронцова-Дашкова, ко всеобщему изумлению, вышла в Париже замуж за француза-доктора барона де Поальи. Новый муж страшно ее тиранил, отобрал деньги и бриллианты. Умерла она в нищете в одной из парижских больниц.

Елизавета Михайловна Фролова-Багреева (1799–1857)

Единственная дочь знаменитого государственного деятеля александровского времени М. М. Сперанского. Мать ее, англичанка, умерла через полтора месяца после ее рождения, и девочка осталась на попечении отца. Отец с ранних лет был ее воспитателем и учителем. Девочка была талантливая, но слабого здоровья. В 1822 г. она вышла замуж за черниговского губернатора А. А. Фролова-Багреева. Через два года он перевелся в Петербург членом совета министров финансов. Супруги поселились вместе со Сперанским. В доме Сперанского собиралось все лучшее общество Петербурга. Фролова-Багреева стала центром отцовского салона и пленяла гостей живым умом и образованностью. В ее салоне бывали Карамзин, князь П. А. Вяземский, А. И. Тургенев, Мицкевич, Брюллов, многие из будущих декабристов, чего император Николай никогда не мог ей простить. Бывал и Пушкин. Летом 1830 г. он писал из Петербурга невесте: «Вчера m-me Багреева, дочь Сперанского, присылала за мной, чтобы вымыть мне голову за то, что я не исполнил формальностей, – но, в самом деле, у меня не хватает сил».

В браке Фролова-Багреева не была счастлива. Муж ее был неинтересный, пустой человек, очень эгоистический. После смерти отца в 1839 г. она уехала за границу, много путешествовала, потом жила в своем полтавском имении, с 1850 г. поселилась в Вене, где и умерла. Фролова-Багреева была не лишенная таланта писательница. На русском языке ею написано только «Чтение для малолетних детей» (1828). В Европе она как писательница получила известность своими французскими романами из русской жизни («Русские паломники в Иерусалиме», «Старовер и его дочь», «Тунгузское семейство», «Невские острова в Петербурге» и др.). Проспер Мериме, удивляясь ее прекрасному французскому языку, писал, что рассказы Фроловой-Багреевой о России увеличивают его желание побывать в этой стране.

Графиня Марья Григорьевна Разумовская (1772–1865)

Рожденная княжна Вяземская. В первом браке состояла за князем Александром Николаевичем Голицыным. Он был камергер, сказочный богач, владел двадцатью четырьмя тысячами душ. Прозвание ему было, по имени модной тогда оперы, – «Cosa rara» – редкая штука. Действительно, редкая по безумной расточительности. Голицын ежедневно отпускал своим кучерам шампанское, крупными ассигнациями зажигал трубки гостям, горстями бросал на улицу извозчикам золото, чтобы они толклись у его подъезда. Не читая, подписывал заемные письма, в которых сумма была проставлена цифрами, так что потом легко было приписать лишний нуль, а то и два-три. На одном из пиров, дававшихся им в Москве, преподнес даме, за которой ухаживал, шестьсот тысяч рублей полуимпериалами. По обоюдному соглашению они с женой развелись в 1802 г., и она вышла замуж за богача графа Льва Кирилловича Разумовского, отставного генерал-майора. Голицын продолжал вести дружбу с Разумовским, часто обедал у бывшей своей жены и нередко даже показывался с ней в театре. В свете Разумовской чуждались как разведенной жены и избегали называть графиней, пока на одном балу в Москве Александр I не подошел к ней и не пригласил на полонез, громко назвав графиней. С той минуты она вступила во все права и законной жены, и графского достоинства. В 1818 г. муж ее умер. Она сильно о нем горевала, надолго уехала за границу. В 1835 г. воротилась в Россию и привезла с собой триста платьев. Ей было уже шестьдесят три года, но она любила наряжаться. Нужно, впрочем, заметить, что была она не по летам моложава. «Знавшие ее с молодых лет, – рассказывает князь П. А. Вяземский, – говорили, что она хорошела с годами, т. е., разумеется, до известного возраста. В летах полной зрелости, и даже в летах глубокой старости, она могла дать о себе понять, что была некогда писаной красавицей, чего, говорят, никогда не было». Дом ее в Петербурге сделался одним из наиболее посещаемых. Обеды, вечеринки, балы, рауты зимой в городе, летом на даче следовали непрерывно друг за другом. Их посещали сам император Николай с женой; великий князь Михаил Павлович сыпал у нее своими каламбурами. Светские развлечения, веселье и вечно суетное движение графиня Разумовская любила, по словам Вяземского, «с жадностью, доходившей до слабодушия». В делании визитов она была неутомима. Рассказывали, что у нее была соперница по этой части, и когда кучера той и другой съезжались где-нибудь, то высчитывали и хвастались друг перед другом, сколько они со своими барынями сделали за утро визитов. Пушкин нередко бывал на балах графини Разумовской.

Графиня Анна Владимировна Бобринская (1769–1846)

Рожденная баронесса Унгерн-Штернберг. Вдова первого графа Бобринского (побочного сына Екатерины II от графа Григория Орлова). Из-за отзыва Пушкина о графине Бобринской в 1827 г. чуть было не состоялась дуэль между Пушкиным и Соломирским. По свидетельству современников, Бобринская отличалась «веселым характером, добротою в намерениях и простотою в обычаях». Праздники ее были не только блистательны, но и носили отпечаток вкуса и художественности. Ее ценили и уважали при дворе; не имея никакого придворного звания, она и в интимном придворном кругу, и на придворных торжествах «шла в уровень с статс-дамами». Бобринская очень тепло относилась к Пушкину и не раз выводила его из беды, когда он делал промахи против придворного этикета. Так, например, 18 декабря 1834 г. Пушкин писал в дневнике: «Придворный лакей явился ко мне с приглашением быть в Аничковом дворце. В девять часов мы с женой приехали. На лестнице встретил я старую графиню Бобринскую, которая всегда за меня лжет и вывозит меня из хлопот. Она заметила, что у меня треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами)… Граф Бобринский (сын ее) велел принести мне круглую. Мне дали одну, такую засаленную помадой, что перчатки у меня промокли и пожелтели».

Княгиня Варвара Петровна ди Бутера (1796–1870)

Рожденная княжна Шаховская. Как одна из наследниц (по матери) строгановских богатств, обладала чудовищным состоянием: собственных своих у нее было шестьдесят пять тысяч десятин да в общем владении с другими наследниками – более миллиона десятин. В первом браке она была за графом А. П. Шуваловым. В 1823 г. овдовела, жила несколько лет в Швейцарии. Д. Н. Свербеев, встречавший ее в это время, пишет: «Милая эта женщина, чрезвычайно робкая и застенчивая, вменяла себе в общественную обязанность быть для всех гостеприимной, хотя видимо тяготилась приемами у себя два раза в неделю, на обед и на вечер, всего русского общества, а иногда и французов». В Швейцарии она вышла замуж за швейцарского уроженца Адольфа Полье, получившего от французского короля графский титул и затем поступившего на русскую службу. В России он был камергером, потом церемониймейстером. Умер весной 1830 г. Графиня поселилась под Петербургом, в своей роскошной усадьбе в Парголове, где умер ее муж, и каждый день ходила плакать на его могилу. Летом 1830 г. Пушкин писал невесте: «…графиня Полье почти сумасшедшая; она спит до шести часов вечера и никого не принимает». Как всякая так называемая неутешная вдова, графиня в неутешности своей видела дело жизни и великую заслугу, тешилась ею и жила ею. Мужа она похоронила на своей усадьбе, в изящном гроте, высеченном в горе. Гора называлась Адольфовой, к ней вела Адольфова аллея. В гроте лежали две большие яшмовые плиты: под одной покоился муж, другая была назначена для жены. Снаружи и внутри грот был убран тропическими растениями, каждый день вдова осыпала могилу богатейшими цветами. Ходила по гроту, припадала к плите, рыдала, слезы свои собирала в батистовый платок и, уходя, клала его меж роз на плиту мужа. Деревенские ребята приносили ей кучи светящихся червячков, она им платила по пятиалтынному за штуку; когда темнело, разбрасывала червячков по гроту, они расползались по пальмам, лилиям и розам, графиня любовалась иллюминацией, обливалась горючими слезами и разговаривала со своим Адольфом. Когда она утром уходила, ребята собирали червячков и вечером опять продавали ей. Рассказывали анекдот, что какие-то шалопаи-студенты подглядели ночные сетования вдовы и устроили такую штуку: один из них заблаговременно спрятался в склеп. В то время как она рыдала и упрекала мужа, что он покинул ее одну на белом свете, вдруг из недр земли раздался глухой голос:

– Я здесь, я жду тебя, приди ко мне!

Графиня сломя голову бросилась из грота и с тех пор в него ни ногой.

В 1836 г. графиня Полье в третий раз, сорока лет, вышла замуж за неаполитанского посланника в Петербурге, князя ди Бутера. Вечера, задававшиеся ею в Петербурге, отличались сказочной роскошью. На них бывали Пушкин с женой и Дантес. Один наблюдатель так описывает дворец княгини: «На лестнице рядами стояли лакеи в богатых ливреях. Редчайшие цветы наполняли воздух нежным благоуханием. Роскошь необыкновенная! Поднявшись наверх, мы очутились в великолепном саду, – перед нами анфилада салонов, утопающих в цветах и зелени. В обширных апартаментах раздавались упоительные звуки музыки невидимого оркестра. Совершенно волшебный, очаровательный замок. Большая зала с ее беломраморными стенами, украшенными золотом, представлялась храмом огня, – она пылала». Современники описывают княгиню Бутера как милую и добрую женщину, гостеприимную и радушную, не чуждую благотворительности.

Княгиня Наталья Петровна Голицына (1741–1837)

Рожденная графиня Чернышева. Живой обломок восемнадцатого века. Когда-то долго жила в Париже при Людовиках XV и XVI, к ней очень благоволила королева Мария-Антуанетта. В1766 г. вышла замуж за князя В. Б. Голицына, бригадира в отставке, простоватого человека, с большим, но расстроенным состоянием, умершего в 1789 г. Голицына была женщина умная и энергичная, привела в порядок дела, очистила имения от долгов и, умирая, оставила с лишком шестнадцать тысяч душ. Имения, собственно, принадлежали ее детям, но она самовластно распоряжалась ими до самой смерти. Сын ее, московский генерал-губернатор князь Д. В. Голицын, не допускался ею до владения и получал от нее ежегодно небольшую сравнительно сумму в 50 000 руб. Своенравная и властная, она всех зависящих от нее держала в строгом подчинении, к седым уже детям своим относилась, как к ребятам, и вся семья трепетала перед ней. Была глубоко стара (умерла в год смерти Пушкина девяносто шести лет), лицом страшна, с большими усами и бородой, почему прозвание ей было; la princesse Moustache (усатая княгиня). Была статс-дама, кавалерственная дама ордена Екатерины первой степени. Жила в собственном доме на углу Большой Морской и Гороховой. Голицына занимала совершенно исключительное положение в высшем свете. К ней в известные дни ездил на поклонение весь город, а в день именин посещала вся царская фамилия. Княгиня принимала всех, за исключением императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресла стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как сама она уже плохо видела. Смотря по чину или знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько более или менее приветливых слов. К ней везли на поклон каждую молодую девушку, начинавшую выезжать; гвардейские офицеры, только что надевшие эполеты, являлись к ней, как к начальству.

Один из внуков ее, вероятно, князь С. Г. Голицын-Фирс, рассказывал Пушкину, что однажды он проигрался и пришел к бабке просить денег. Денег она не дала, а назвала три карты, названные ей когда-то в Париже знаменитым шарлатаном и авантюристом графом Сен-Жерменом. «Попробуй!» – сказала бабушка. Внук поставил карты и отыгрался. Это дало Пушкину сюжет для «Пиковой дамы». По словам Нащокина, дальнейшее развитие повести все вымышлено. Нащокин заметил Пушкину, что графиня не похожа на Голицыну, что в ней больше сходства с Нат. Кар. Загряжской. Пушкин с этим согласился и ответил, что ему легче было изобразить Голицыну, чем Загряжскую, у которой характер и привычки были сложнее.

Графиня Наталья Викторовна Кочубей (1801–1855)

Дочь графа, впоследствии князя В. П. Кочубея, одного из ближайших сотрудников Александра I, председателя государственного совета и комитета министров при Николае. Во время пребывания Пушкина в лицее семья Кочубеев жила в Царском Селе, Наталья Викторовна посещала лицей. По некоторым свидетельствам, она была первой любовью Пушкина. В 1818 г. вышла за графа Строганова. Знаем мы о ней очень мало. Пушкин не раз встречался с ней в свете. Утверждают, что в восьмой главе «Онегина» в великосветской Татьяне Пушкин изобразил ее:

Она была не тороплива,Не холодна, не говорлива,Без взора наглого для всех,Без притязаний на успех,Без этих маленьких ужимок,Без подражательных затей…Никто б не мог ее прекраснойНазвать; но с головы до ногНикто бы в ней найти не могТого, что модой самовластнойВ высоком лондонском кругуЗовется vulgar…

Один исследователь без большой убедительности доказывает, что именно графиня Кочубей была предметом «утаенной любви» Пушкина. Под новый, 1837 г., на вечере у Вяземских, когда на глазах Пушкина Дантес, уже женившийся на Екатерине Гончаровой, открыто ухаживал за женой Пушкина, Наталья Викторовна говорила княгине Вяземской: