Пушкин. Тютчев: Опыт имманентных рассмотрений
Шрифт:
Пространство «Евгения Онегина» переживается двойственно. В структурно-поэтическом плане оно подвергается сжатию и уплотнению: действуют правила «тесноты стихового ряда» [260] и «перенаселенности лирического пространства». [261] Однако во внепоэтически-смысловом плане оно же, проходя по самым узким мостикам текста, преображается и широко раздвигает пределы своего самоограничения. Таким образом, пространство – и все то, что оно вмещает, – преодолевает себя. Процессы сжатия и расширения могут быть интерпретированы и как последовательные, и как одновременные. Жизнь поэтического текста, как и всякая другая, обеспечивается постоянным преодолением гибельных последствий одностороннего стеснения или рассеянности, зацикленности и стагнации. В пространстве «Евгения Онегина» установлена мера согласования неоднородных «кусков» и надолго уравновешены противонаправленные силы.
260
Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка: Статьи. М., 1965. С. 66–69.
261
Сильман
1987
Раздел 2
Дон Жуан Пушкина [262]
Среди пьес болдинского цикла «Каменный гость» представляет особенную трудность для истолкования. Драма не была обойдена вниманием исследователей, а каждое новое прочтение не только описывает смысл, но самим описанием нечто прибавляет к нему. Кроме того, истолкования «Каменного гостя» осложняются широким фоном иных художественных воплощений «вечного» образа Дон Жуана. [263] Наконец, пушкинская версия представляет собой высочайшую ступень поэтичности. Все это привело к такому обилию разнообразных читательских впечатлений и научных оценок пьесы, что самый краткий их обзор превращается в один из способов предварительного анализа.
262
Впервые опубл.: Проблемы пушкиноведения. Л., 1975
263
См.: Нусинов И. М. История образа Дон Жуана // История литературного героя. М., 1958. С. 325–442.
Первое развернутое истолкование «Каменного гостя» принадлежит В. Г. Белинскому, считавшему пьесу «лучшим и высшим в художественном отношении созданием Пушкина». [264] Рассмотрев персонажей в аспекте фабулы, критик отметил «широкость и глубину души» Дон Гуана, но вместе с тем и его «одностороннее стремление», которое «не могло не обратиться в безнравственную крайность». Ему импонировал мужественный и дерзкий герой, способный на искреннюю страсть, хотя он признавал, что «оскорбление не условной, но истинно нравственной идеи всегда влечет за собой наказание, разумеется, нравственное же». [265] Эмоциональный анализ Белинского оказался настолько синтетичным, что на него позже опирались самые противоречивые оценки.
264
Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 7. М., 1955. С. 569.
265
Там же. С. 570, 575.
Сжатую характеристику Дон Гуана дал Ап. Григорьев, который, оставив иноземным обольстителям сладострастие и скептицизм, заметил, что «эти свойства обращаются в создании Пушкина в какую-то беспечную, юную, безграничную жажду наслаждения, в сознательное даровитое чувство красоты (…) тип создается… из чисто русской удали, беспечности, какой-то дерзкой шутки с прожигаемою жизнию, какой-то безусталой гоньбы за впечатлениями – так что чуть впечатление принято душою, душа уже далеко…». [266]
266
Григорьев Ап. Литературная критика. М., 1967. С. 174. В другом месте критик сравнивает «с самыми могучими типами… вечно жаждущую жизни натуру Дон Жуана» (Там же. С. 181).
Впоследствии дореволюционное литературоведение стало развенчивать Дон Гуана в моральном плане. Блистательные качества пушкинского героя померкли в истолкованиях сторонников самых различных направлений. [267] «Распутник, одержимый ненасытимой жаждой наслаждений» (А. К. Бороздин), кощунственно бросает вызов загробному миру и получает должное возмездие. На общем осуждающем фоне лишь изредка возникают иные мнения. Н. Котляревский считал приход статуи слишком жестокой карой для «проказника». [268] Д. Дарский воспел солнечную, буйную и невинную природу Дон Гуана, назвав его фавном, а Дону Анну – нимфой. [269] Традиция развенчания продолжалась после революции с новых точек зрения.
267
Анненков П. В. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. 2-е изд. СПб., 1873; Бороздин А. К. А. С. Пушкин. СПб., 1914; Овсянико-Куликовский Д. Н. Собр. соч. Т. 4. СПб., 1909 и др.
268
Котляревский Н. «Каменный гость» // Пушкин. Собр. соч.: В 6 т. / Под ред. С. А. Венгерова. Т. 3. СПб., 1909.
269
Дарский Д. С. Маленькие трагедии Пушкина. М., 1915.
Дважды, И. Д. Ермаковым и Д. Д. Благим, была описана композиция «Каменного гостя». [270] И. Д. Ермаков на основе фрейдизма обнаружил у Дон Гуана «эдипов комплекс», представив его слабохарактерным существом, подхваченным стихийной силой бессознательного. Герой, непрерывно действуя, вытесняет из своего сознания предчувствие неминуемой гибели. Д. Д. Благой, увлеченный тогда социологическими идеями и считавший Пушкина выразителем кризиса дворянского класса, находил в «Каменном госте» черту «особого извращенного характера сладострастия Гуана». Новая трактовка,
привлекающая своей проблемностью, появилась лишь в последней монографии Д. Д. Благого о Пушкине. [271]270
Ермаков И. Д. Этюды по психологии творчества А. С. Пушкина. М.; Пг.: ГИЗ, 1923. С. 89—131; Благой Д. Д. Социология творчества Пушкина. М., 1931. С. 218.
271
Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826–1830). М., 1967. С. 636–658.
Столетие со дня смерти Пушкина (1937) отмечено сшибкой взаимоисключающих мнений о герое пьесы. Вот две оценки, появившиеся почти одновременно:
«Пришел командор, взял Дон-Гуана за шиворот, как напакостившего щенка. И щенок, визжа от испуга, кувырком полетел в преисподнюю». [272]
«…Пушкин безоговорочно оправдывает "импровизатора любовной песни", полного радости жизни, не страшащегося вызвать смерть в свидетели своего земного наслаждения». [273]
272
Вересаев В. В. Второклассный Дон Жуан // Загадочный Пушкин. М., 1996. С. 318.
273
Пиотровский А. «Маленькие трагедии» Пушкина // Пиотровский А. Театр. Кино. Жизнь. Л., 1969. С. 139–140.
Осуждение Дон Гуана, достигшее предела в образном представлении В. В. Вересаева, в дальнейшем теряет свою привлекательность. Работы, где герой развенчивается, появляются все реже. [274] Зато почти взрывную силу приобрела его апогетика, когда, вслед за А. Пиотровским, страсть героя определялась как свободное, законное и красивое чувство, освобождающее человека эпохи Возрождения от окаменевших догм средневековья. [275] В более поздних работах крайности апологетики смягчаются, хотя и здесь Дон Гуан предстает полностью «переродившимся под влиянием внезапно нахлынувшего и дотоле неведомого ему чувства». [276]
274
См., напр.: Кржевский Б. А. Об образе Дон Жуана у Пушкина, Мольера и Тирсо де Молины // Статьи о зарубежной литературе. М.; Л., 1960; Фатов Н. Н. Проблема маленьких трагедий Пушкина // Пушкин на юге. Т. 2. Кишинев, 1961.
275
Арденс Н. Н. Драматургия и театр. М., 1939; Загорский М. Пушкин и театр. М.; Л., 1940. См. также: Лапкина Г. А. Идеи и образы маленьких трагедий Пушкина на советской сцене // Пушкин: Исследования и материалы. Т. 5. Л., 1967.
276
Устюжанин Д. Л. Маленькие трагедии А. С. Пушкина. М., 1974. С. 78. См. также: Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. М., 1973.
Вместе с тем с середины 1930-х годов в связи с углубленным текстологическим и сравнительным изучением пушкинской драмы возникает широкая синтетическая концепция, избегающая односторонности в оценке Дон Гуана. [277] Еще В. Г. Белинский, цитируя любовные монологи третьей сцены, писал: «…что это – язык коварной лести или голос сердца? Мы думаем, и то и другое вместе». [278] В этом плане и развернулось новое воззрение, которое короче всего укладывается в формулу Г. А. Гуковского: «Дон Гуан у Пушкина не осужден и не прославлен – не объяснен». [279]
277
Томашевский Б. В. «Каменный гость» // Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 7. М.; Л., 1935; Он же. «Маленькие трагедии» Пушкина и Мольер // Пушкин. Временник пушкинской комиссии. Кн. 1. М.; Л., 1936; Бонди С. Драматургия Пушкина и русская драматургия // Пушкин – родоначальник новой русской литературы. М.; Л., 1941; Городецкий Б. П. Драматургия Пушкина. М.; Л., 1953; Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826–1830) и др.
278
Белинский В. Г. Указ. соч. С. 573.
279
Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957. С. 301.
Сравнение различных истолкований «Каменного гостя» и его главного героя не позволяет отдать предпочтение ни одной из концепций как единственно верной, вполне соответствующей «замыслу» Пушкина и т. п. Оно лишний раз демонстрирует неопределенность смысла истинно поэтического произведения, которое не дает возможности описать все стороны или грани своего содержания. Настоящая работа ставит целью просмотр нескольких структурных и внеструктурных уровней «Каменного гостя» с тем, чтобы главный персонаж был освещен с разных точек зрения.
В рабочих записях, планах Пушкин называет свою пьесу «Дон Жуан», что было тогда самым распространенным названием для литературных и музыкально-драматических вариаций на тему испанской легенды. Так назывались наиболее значительные произведения Мольера, Моцарта, Гофмана, Байрона. Все они были известны Пушкину. Однако сам он выбрал в конце концов другой вариант названия – «Каменный гость». Оно также не было оригинальным; по словам Б. В. Томашевского, «Пушкин просто заимствовал свое название у старого перевода пьесы Мольера». [280]
280
Томашевский Б. В. «Каменный гость». С. 557.