Пусть небеса падут

Редкий дар и бремя, которые никто из нас никогда не понимал. Но мой отец пытался в этом разобраться больше других. Ему внушало страх то, что ее могущество порождает слабость, и он делал все возможное, чтобы усмирить буйство силы, помогая маме совладать со стихией.

Это то, что она любила в нем больше всего.

Мама со скрипом передвигает стул по полу и садится за узкий пустой стол. Она не предлагает мне присоединиться. Да я и не стала бы в любом случае.

Мое внимание невольно притягивает место, на которое больнее всего смотреть. Ветряные колокольчики, висящие над столом, там, где должна быть люстра.

Дрозд, выполненный в мельчайших деталях, парит с распростертыми крыльями над гроздью мерцающих серебряных колокольчиков. Мой отец сделал их для нее в день, когда они решили связать себя узами, с тех пор колокольчики висели на самых ветреных карнизах в каждом доме, где мы останавливались, заполняя воздух своей звонкой песней. Не считая меня, это единственна вещь из маминого прошлого, которая пережила торнадо Буреносцев.

Судя по безупречному сиянию колокольчиков и тому, что их держат вдали от стихий - защищенными и в безопасности, - сразу ясно, что для мамы важнее.

Мои глаза щиплет, но не пренебрежительное отношение расстраивает меня, а то, что колокольчики заперты внутри и никогда не зазвучат снова.

Мама откашливается, и я заставляю себя взглянуть на нее, сожалея, что она застала меня пристально рассматривающую их.

– Для начала, что он вообще делал с другой девушкой?
– спрашивает она.
– Вейн должен быть по уши влюблен в тебя и даже не думать о том, чтобы тратить время на кого-то еще, особенно земную.

– Каким образом? Мне не было позволено говорить с ним до тех пор, пока не состоится его прорыв, и я старалась не показываться ему на глаза.

Мама вздыхает:

– И это твоя ошибка. Ты красивая девушка, Одри. Парни должны таять от одной твоей улыбки, и тебе следует пользоваться этим преимуществом.

Ей легко говорить. Она может растопить сердце любого мужчины - сильфа или земного - всего раз тряхнув своими блестящими волосами или подмигнув голубыми, оттенка сапфира, глазами.

– Я не знаю, как влюбить в себя Вейна, - я сжимаю руки, и при воспоминании о тепле Вейна пальцы снова начинает покалывать.
– Я не такая, как ты. Я не могу заполучить любого парня, которого пожелаю.

– Я тоже не могу, - она судорожно сжимает в пальцах серебристое перо, висящее у нее на шее на черном шнурке.

Подвеска моего отца, какие носят стражи.

У меня есть похожая, спрятанная под курткой, но мой шнурок - голубого цвета. Моя жизненная сила все еще питает его.

Меня душат накатившие внезапно эмоции.

Я изучаю маму. Тени под глазами. Тонкие хмурые морщинки возле уголков рта. Они появились в тот день, когда мы потеряли отца - мама постарела мгновенно. И морщины только углубились со временем. Ее связь с отцом должна была разорваться с его смертью, но она словно усилилась каким-то образом. Как будто мама неистово цепляется за нее побелевшими от усилия пальцами, отказываясь отпустить. Отказываясь разорвать их узы.

Широкий золотой браслет охватывает ее руку с тех пор, как отец надел его ей, когда они официально дали клятву. Но усыпанные драгоценными камнями кольца в центре потеряли свой блеск. А замысловатые дрозд, приделанный поперек, выглядит изношенным и потускневшим. Словно истерт беспокойными пальцами.

Я сглатываю комок в горле.

– Пусть лучше Вейн не влюбляется в меня. Это только все усложнит, когда он узнает о Солане.

Мама кивает, соглашаясь со мной. У Сил Бури большие планы на Вейна. Ничто не может им помешать, и никому не следует вставать у них на пути.

– И все же, зачем было вызывать Северный Ветер? Ты не могла придумать более безопасный способ предотвращения связи?

Я пристально рассматриваю пол, повторяя рисунок древесной текстуры носком начищенного ботинка. Мама снова права. Я потеряла голову. Я увидела, как Вейн наклоняется к той девушке и просто... среагировала.

Но что мне оставалось делать? Только Северные ветры достаточно сильны для того, чтобы оттолкнуть Вейна, и ни одного из них не оказалось поблизости.

Хотя... Гэвин мог бы пролететь между ними. Эта мысль не пришла мне в голову. Вот какой я, оказывается, хранитель.

– Думаю, меня это не должно удивлять, - тихо говорит мама.
– У тебя отлично получается призывать ветер, когда не следует.

Если бы она ударила меня, было бы не так больно.

– Что сделано, то сделано, я не могу ничего изменить, - шепчу я, убеждая скорее себя, чем ее.
– Я замаскировала следы насколько возможно, и теперь буду учить Вейна сражаться. Но нам нужна помощь. Ты позовешь Силы Бури?

Мамины тонкие пальцы поглаживают кулон отца, и, пристально глядя на неподвижные безмолвные ветряные колокольчики, она отвечает:

– Нет.

– Что?
– Она не может отказать в такой важной просьбе просто мне назло.

Мама качает головой, словно знает, о чем я думаю.

– Райден начал массированное наступление против Сил Бури, решив подавить наше сопротивление. Мы не можем себе позволить отправить кого-либо к вам, особенно по такому пустяковому случаю.

У меня уходит секунда на то, чтобы обрести голос, и еще одна - чтобы подавить гнев:

– Я знаю, ты никогда не простишь мне того, что произошло с отцом, но это касается не только меня.

– Конечно. Но ты понятия не имеешь, с чем нам пришлось столкнуться за последние годы. Ты живешь, дышишь и спишь Вейном Вестоном. Ты не знаешь, сколько наших баз нашел Райден. Сколько Сил Бури было убито. Что под пытками стражи поведали Райдену о секретных разработках, которые мы вели. Наши истощенные силы находятся под постоянной атакой. Только в самых чрезвычайных ситуациях позволено отвечать на просьбы о помощи.

– Но это и есть чрезвычайная ситуация. Вейн слишком важен, чтобы подвергать его риску. К тому же, земные в долине могут быть убиты.

– Значит, ты должна обучить его и защитить их.

– Как? Чему я могу научить его за три дня?

– Три дня, - ворчит мама. Она поднимает руку, танцуя пальцами, как будто они играют на невидимом инструменте. Прощупывая настроение воздуха.
– Я могу оттянуть время.

– Я уже пыталась сбить их с толку всеми...

– Мне не нужны твои оправдания, - мама поворачивается ко мне, движение ее руки становится размытым, когда она взмахивает ею вверх, сгибая кисть и захватывая воздух одним плавным движением. Я подпрыгиваю от того, что громкий треск, сопровождаемый оглушительным грохотом на улице, раскалывает тишину ночи.