Пусть поднимется ветер

Но сейчас... не знаю.

– Разрешить тебе пытать ее три раза в сутки, не кажется лучше, чем отправить ее обратно в Водоворот, - признаю я.

– Она не умрет, - спорит Астон, - это очень большой шаг вперед. Также у нее будет моя очаровательная компания. Но для записи, у меня нет никакого желания пировать на ее боли. Я на самом деле решил сесть на небольшую диету, насколько это возможно. Новые методы Соланы, похоже, замедляют мой аппетит.

– Ты как?
– шепчу я Одри.
– Это лучше Водоворота, правда?

Она поворачивается к ветру, смахивая с глаз слезы, когда слушает их песни.

Оз вздыхает.

– У нас нет на это времени.

– У тебя нет времени, чтобы консультироваться с ветром?
– спрашивает Солана.

– Это она делает?
– рявкает в ответ Оз.
– Или она тянет?

– Это началось, как растягивание времени, - признает Одри.
– Но у ветра действительно есть альтернативное предложение.

Я концентрируюсь на песне ветров и замечаю, что они поют о потерянной птице. Это ничего не значит для меня, но для Одри это по-другому.

Голос Одри звучит в равных частях утомленным и нервным, когда она шепчет:

– Ветер хочет, чтобы она была под моей ответственностью.

Глава 48. ОДРИ

Я должна была знать, что ветер примет сторону моей матери... хотя предполагаю, что должна быть благодарна, что он не сказал мне простить ее.

Только помочь.

И попытаться понять ее.

Я слышу слова песни Восточного голосом моего отца... глубоким, богатым и резонирующим. И могу представить, что он стоит передо мной, его глаза вспыхивают слишком большой любовью и радостью, хотя тон ветра печален:

Потерянная птица с усталыми крыльями

Никогда не отдыхает и никогда не поет,

Просит небо на место земли,

Не находит дружескую руку.

Мимолетно исчезает надежда более темным оттенком серого.

Своенравные ветры уносят спокойствие и причину слишком далеко.

Сердца холодеют,

Пути пересекаются,

Сила исчезает в горьком сомнении.

Иногда конец только начинается, когда кто-то протягивает руку.

Мой отец был первым, кто дал приют матери... первым, кто успокоил ее в шторме власти.

Но этого было не достаточно.

Как я могу быть больше, чем он?

– Ты подразумеваешь, что она будет под твоей ответственностью?
– спрашивает Оз, давая мне шанс забрать свои слова.

Это один из тех редких путей, где я могу выбрать легкость и безопасность. Ведите меня вперед. Возьмите то, что я хочу.

Или нет.

Я знаю, какой путь выбрала бы моя мать.

И не хочу быть ею.

Поэтому с трудом проглатываю свой горький гнев и говорю Озу:

– Я имела в виду, что буду тем, кто станет контролировать ее. То место, где она скрывалась прошедшие десять лет, достаточно изолировано и безопасно. Я удостоверюсь, что она остается там, проведет свои последние дни в мире и никогда больше не навредит, кому бы то ни было.

– Погоди... что?
– говорит Вейн, когда Оз спрашивает меня:

– Как?

– Я все еще обдумываю это, - говорю я им обоим.

Я не могу оставаться с ней в том душном доме... иначе сойду с ума.

Но как еще могу бдительно смотреть за ней?

Вейн берет меня за руку, изучает мое лицо.

– Я поддержу любое твое решение, и помогу всем, чем смогу, - обещает он.
– Но ты, в самом деле, хочешь приглядывать за своей матерью?

– Хочу - неверное слово, - шепчу я.
– Но... она моя мать.

Так и есть... от этой правды я стараюсь убежать столько, сколько себя помню.

Непостоянная и жестокая, какой может быть моя мать, в нас течет одна кровь.

И... у нее были свои моменты, но редкие и далекие.

Она прилетела в крепость Райдена, чтобы помочь спасти меня. Она также убедила Астона остаться после того, как он решил сбежать.

И — наверное, самое показательное — она не сопротивлялась, когда я напала на нее после того, как умер Гас.

Она не та же сумасшедшая женщина, которая напала на меня после того, как я обнаружила ее роль в смерти отца. Я думала, что увидела свою настоящую мать в тот день. Но, возможно, я только видела другую часть.

Опасную, смертельную сторону, которая должна быть ограничена и находиться под контролем.

Но это еще не вся ее суть.

И после этого признания, я чувствую правду... будто потерянная, одинокая птица, наконец, нашла место для отдыха.

Иногда конец только начинается, когда кто-то протягивает руку.

– Таким образом, такой твой голос?
– спрашивает Оз.

Я сосредотачиваюсь на своей матери, когда киваю.

Её лицо ничего не выражало... но я не ожидаю меньшего.

Вейн сильнее сжимает мою руку, когда говорит:

– И мой тоже.

– К этому вопросу всегда можно будет вернуться, если механизм не сработает, - добавляет Солана.
– Таким образом, на данный момент таков и мой голос.

– Ну, предполагаю, это означает, что я должен добавить свой голос, - заявляет Астон.
– И, эй, посмотрите-ка! Мы четверо пришли к соглашению. Могу поспорить, что ты думал, что мы не сможем сделать это, Оззи?

Оз качает головой больше разочарованно, чем спорно, прежде чем он начинает напоминать, что у нас на самом деле нет полномочий в принятии решений.

Те до сих пор лежат в воздухе, как и многие другие вещи.

Слишком много других вещей.

Самых важных вещей.

– Как я могу оставить тебя здесь?
– шепчу я Вейну, когда все снова начинают двигаться.
– Как я могу улететь, когда в любой момент может прибыть Райден. И если...

– Эу, возможно, все будет хорошо, - говорит Вейн, притягивая меня ближе.
– Мы докажем, что мы не из тех... кто зависим от своей пары.

Он пытается улыбнуться, но я замечаю, что он не отпускает мои руки.

Это я должна бороться вместе с ним... или за него.

Но ветер говорит мне уходить.

Я сосредотачиваюсь на перистых мягких облаках... облаках, которые обещают спокойствие и непринужденность... и прошу небо дать Вейну свою полную мощность и защиту.

Я сделаю все, что попросит ветер, если он поднимется, как в прошлый раз.

Я все еще не закончила просьбу, когда замечаю клубок движения на Северном горизонте.

– Что это?
– спрашивает Вейн, указывая на то же расплывчатое пятно.