Пустынный океан

Цейхан рассказала мне о том, что я заболела пневмонией. Из-за крови русалки меня не смогли вылечить сразу, поэтому я пролежала в бреду и лихорадке три дня. Однако наги потребовали свадьбу, как положено договору, и день назад, без моего участия меня же выдали замуж. О наге Цейхан мне почти ничего не сказала. Лишь то, что он заполз в комнату, надел на мой палец кольцо и тут же вышел. Даже Альфинур промолчал, когда я написала на бумаге просьбу рассказать, кто он такой.

Мы молчали. Цейхан постоянно поправляла на мне одеяло. Повар с отстраненным видом держал мою руку. Лучше бы я…не просыпалась.

«Почему они убили всех?» написала я на бумаге, показывая её служанке. Та вдруг задрожала и отрицательно покачала головой.

— Это приказ вашей матери, госпожа…Я больше ничего не знаю…Но…Но одному сохранили жизнь, как вы и просили! — вдруг воодушевилась она, словно эта новость могла меня сразу же приободрить.

Я нахмурила брови. Разве я просила оставить кого-то в живых? Не помню. Того кашляющего шахтера убили. Всех убили…

— Того человека в маске, помните?

Я кивнула не сразу. Потребовалось время, чтобы вспомнить. И зачем я приказала оставить его в живых? Ах да…Почему-то я решила, что тот маар хороший человек, раз спас тогда мне жизнь. Акт благодарности? Или же последствие лихорадки?

— Он хотел, чтобы и его убили тоже, и вел себя очень агрессивно. Так как он слишком сильный, его посадили в темницу. Недавно он требовал встречи с вами, но ему было отказано, конечно же…

Я кивнула. И что мне делать с ним теперь? Если он откажется служить мне, его попросту убьют, так как он считается преступником.

«Кто мой второй муж?»

Я снова тыкнула пером в написанную ранее строчку.

— Госпожа, вам нужно поправиться…

Вновь показала на фразу. Цейхан и Альфинур переглянулись.

— Баал Зейранон из рода…Некриасс, — произнес повар, опуская взгляд.

Думаю, что если бы мне сказали об этом до похищения, я бы заплакала. Начала бы жаловаться на судьбу и несправедливость. Но сейчас…Нет, мне было не все-равно, ведь мне назвали самый жестокий и кровожадный род, который в порыве ярости может совершить все самые страшные грехи, вплоть до убийства собственной госпожи, но…Это ведь лучше, чем…голодать. Чем ожидать каждый день смерть…Чем смотреть на разбегающихся и падающих с утеса с хохотом людей…

Я помню…Теперь я не забуду…

Дверь резко распахнулась. Альфинур и Цейхан вскочили и низко поклонились. Я подняла голову, чтобы увидеть Валефора, но…

Он действительно был представителем своего рода, вызывая одним лишь своим видом страх и ужас. Баал…Он выглядел так, словно я пришла в его дом и не убиралась отсюда долгое время. У него было хищное лицо. Не думаю, что я смогла бы назвать его красивым. Острое, хотя и аккуратное, с ровным носом, узкими губами, несколько раскосыми глазами, в которых я видела яркую золотую радужку с вертикальным зрачком. Его черные волосы были собраны в тугой пучок, а от нижней челюсти слева начинался большой ожог, который отчасти скрывал темный халат, запахнутый направо. Вместо ног, как и положено, был хвост. Огромный черный хвост, который переливался не то синим, не то фиолетовым. Думаю, что если бы этот наг вытянул хвост, тот бы достиг длины в восемь-девять метров.

Наг быстро подполз к кровати, угрожающе нависнув сверху. Он широко раздул ноздри и втянул в себя воздух.

— Слабая…

— Господин Баал, госпожа только очнулась после болезни.

Наг злобно взглянул на Цейхан, и та тотчас съежилась. Её страх был вполне обоснован. Наги из рода Некриасс были ядовиты. Их яд, при попадании внутрь, мог убить за долю секунды. Он снова взглянул на меня. Я отвела глаза. Мне было тяжело смотреть на него.

— Отдай приказ убить того маара. От него слишком много проблем.

Я отрицательно покачала головой.

— Если у тебя нет веской причины держать его здесь, его убьют по закону, — процедил Баал сквозь зубы.

Я кивнула.

С этого дня мне все-равно. Теперь как прежде ничего не будет. Хотя бы потому, что действия моей матери показались мне слишком знакомыми…

Глава 8

— Госпожа…Вам не нравится? Позвольте мне все переделать, я все-таки совершил грубейшую ошибку, согласившись нарисовать данный портрет без вас!

Я вымученно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Он не виноват, его попросту поставили перед фактом, показав нага, больную пневмонией госпожу, обручальное кольцо и приказав нарисовать то, что он рисовал всегда — огромный холст, что был подобно свидетельству о заключении брака. Стоявший рядом со мной маар был уже стар и настолько опытен, что ему не требовалось даже позировать. Он мог одним глазом взглянуть на пару и понять, какие у них взаимоотношения, однако и этому художнику за большой стаж работы пришлось столкнуться с чем-то несуразным — рисовать того, кто не в состоянии даже открыть веки.

Мне не нравилась эта работа, равно как и первая, что висела в метре. Но, думаю, если все переделать, то получится лишь хуже. Императрицы никогда не придавали значения своим брачным портретам. Для них эти картины были словно обручальные кольца. Они делали галерею и вскоре забывали о ней, позируя для одиночных портретов, коими украшали главные залы. Мало кто замечал, что чувствующие маары изображали на полотнах настоящие эмоции, скрывали на рисунках детали, заметив которые приятное произведение вдруг становилось уродливым и пугающим.

Я не любила холсты мааров именно по этой причине. Тебе на стену вешали неприятную правду, в то время как ты сам мысленно завидовал тем семьям, что создали свой союз на крепкой любви. От их картин исходила теплота. Рядом с моими портретами было холодно…

Я не любила нага. Художник это знал. Я опасалась второго мужа. Маар это понимал. Он не мог исказить свое произведение, иначе бы он перестал быть художником. Поэтому он создал это. Свое темное детище, пропитанное не то страхом, не то благоговением перед ужасным.

Фоном холсту служило темное предгрозовое небо и кованая арка, обвитая плющом и черными цветками. Теми самыми, что росли на лугах в моем детстве. Проклятыми. Но вот знал ли кто-то еще о значении этих растений? Нет, ведь всем было все-равно. Это произведение больше походило на работу путешественника, решившего изобразить сцену из услышанной им баллады. Баллады, в которой страшный змей похищает деву. Баал мгновенно бросался в глаза. Не только из-за хвоста, которым он кольцом окружил мою фигуру, но своим телом, своей мрачной аурой, которая исходила даже от его нарисованного лица. Черные дорогие одежды, прищуренный взгляд, направленный на мое лицо, которое он аккуратно держал за подбородок, еле заметная ухмылка. Другой рукой змей сжимал мою талию, разворачивая фигуру так, что я стояла боком к наблюдателю. На картине я выглядела слабой, невероятно бледной, но почему-то взгляд, которым я смотрела на Баала, у меня был уверенный. Словно в противовес, чтобы показать два абсолютно разных характера, маар изобразил меня в белом платье с распущенными волнистыми волосами, будто это могло больше придать моему образу облик невинной жертвы…