Путь к себе

— Давай как-нибудь в другой раз, и ребят позовем, — промямлил Митя. — У меня тут встреча одна…

— Встреча у него, — хмыкнула Вика. — Мне-то хоть мозги не пудри. Ходишь как побитая собака, а она трахается со своим жлобом направо и налево. И охота строить из себя идиота. Все уже за животики держатся.

— Пошли!

Митя стремительно развернулся и, схватив ее за руку, потащил за собой. Вика от неожиданности чуть не слетела с каблуков и, подпрыгивая, засеменила за ним.

«Только бы она не говорила ничего, — думал Митя, крепко сжимая ее руку. — Только бы она больше ничего не говорила».

Звонок прозвенел неожиданно, когда она уже перестала ждать и почти убедила себя, что все закончилось само собой и самым наилучшим образом.

— Привет, принцесса!

Его голос в трубке звучал как всегда беззаботно, будто не было этих мучительных дней неизвестности и ожидания, будто ничего и не произошло. А может, и вправду ничего, усомнилась на минуту Лика.

— Я вот только вчера спустился с небес на грешную землю. Залет, доложу тебе, был капитальный. Все как в тумане. Я тебе, случайно, не звонил?

— Нет, — холодно ответила Лика.

— Вот и славно. — Он хмыкнул. — Славно. Тебе вряд ли это было бы о кайф.

— Представляю.

— Не представляешь. Ты много чего себе не представляешь, моя девочка. И, слава богу! В этом секрет твоей прелести. Но сегодня я бодр, мозг мой ясен, как никогда, и я снова готов припасть к твоим ногам.

— Стоит ли?

— Что значит стоит? Испытай меня! Никто еще ни разу об этом не пожалел.

— Я в восторге от твоего самомнения.

— Еще бы! На том стоим. Кроме того, хочу предложить тебе одну небольшую экскурсию.

— Куда?

Слово вырвалось само собой, прежде чем она успела прикусить себе язык.

— Вот это другой разговор! Чую здоровое любопытство, вернее, нездоровое. Это уже кое-что!

— Рано радуешься. Я не…

— Поздно, летка, поздно! — ликовал он — Я тебя зацепил, признайся. Не лукавь с папочкой Виталием. Экскурсия — закачаешься! Московское дно!

— Что ты имеешь в виду?

— Ты меня удивляешь! Горького, что ли, давно не перечитывала? Притоны, ночлежки, бордели, сутенеры и торговцы детьми. Все прелести ночной жизни народа. Один знакомый американец сказал, что если получатся стоящие фотографии, он их пристроит в какой-нибудь журнал. Там сейчас все русское нарасхват.

— А как ты снимать там будешь? — полюбопытствовала Лика. — Никто же не даст.

— Исхитрюсь как-нибудь. У меня свои профессиональные секреты. Ну как, согласна?

Лика понимала, что опять ввязывается во что-то сомнительное, но авантюрная жилка взяла верх. Настоящие репортеры от таких предложений не отказываются.

— Так и быть. Где и когда?

— В десять у пригородных касс Казанского вокзала. Бриллианты надевать не обязательно.

Народу в зале было немного, и она сразу увидела его. Он стоял, прислонившись спиной к колонне, и цепким взглядом осматривал проходивших мимо людей. Лика подошла незаметно, тронула за плечо.

— Привет! Ты похож на охотника, выслеживающего дичь.

— Плохо. Не думал, что это так заметно. А ты еще красивее, чем я помню. Потрясающе выглядишь, даже в этом тряпье.

Лика посмотрела на свои видавшие виды джинсы.

— Лихой комплимент. Я сразу почувствовала себя лучше.

— Зато от сердца. Пошли, потолкаемся среди публики. Может, и набредем на что-то впечатляющее.

Он небрежно запахнул свободную кожаную куртку, и не торопясь пошли по вокзалу.

В переходах, в залах ожидания, повсюду на скамьях, на чемоданах и баулах, на голом полу дремали усталые люди с помятыми лицами. Молодая мать кормила грудью младенца. Какой-то всклокоченный мужчина украдкой мочился в углу, видно, чтобы не отходить далеко от своих вещей. Тут же ели, пили, играли в карты на сдвинутых ящиках.

— Вот она — горькая судьба советского пассажира, — заметил Виталий. — Ни тебе отлить, ни поесть по-человечески.

— Но до туалета все же можно было бы дойти, — с плохо скрываемым отвращением отозвалась Лика.

— Надменная ты моя, — усмехнулся Виталий. — Посмотрел бы я на тебя в его положении. Только отвернись — и половины вещей как не бывало. Вон, посмотри туда, щипачи за работой. Высший пилотаж!

Лика проследила за его взглядом. Молодая худенькая девушка разговаривала о чем-то с дородной теткой в сбившемся набок цветастом платке, видно, обратилась к ней с каким-то вопросом. Рядом отирался невзрачного вида человечек. О таких говорят «без лица». Рука его змейкой скользнула в карман ее плаща, только тронула замочек сумки — и все. Он как испарился. Девушка благодарно улыбнулась тетке и заспешила к выходу.

— Вот так, — произнес Виталий прямо у нее над ухом. — Денежки тю-тю! А ты говоришь, туалет.

Поглощенная увиденным, Лика только сейчас вспомнила о его присутствии.

— Надо их остановить. Немедленно’

— Ни-ни. Нам светиться нельзя. Да разве убережешь всех доверчивых дур.

Лика заметила довольную улыбку на его лице. Он так и снял.

— Ты все заснял?!

— А как же? Бесценные кадры, если получится.

— А если при тебе человека убивать будут, тоже будешь снимать и радоваться?

— Возможно, если все равно ничего не изменишь. Фотография — зеркало действительности, а я лишь ее зоркое орудие.

— Ты — чудовище! — возмущенно выпалила Лика.

— Но зато какое талантливое! — парировал он. — Ты ж ничего не заметила, и никто не заметил. — Отрывисто хохотнув, он притянул ее к себе за плечи и возбужденно зашептал на ухо: — Расслабься, принцесса! Весь мир не спасешь. Поболтаемся здесь еще часок и поедем ко мне. Там тишина, все разбежались. Только Ульмас заперся у себя и кропает что-то эпохальное.

Лика сморщила носик. Ей совсем не хотелось видеть Ульмаса. Слишком хорошо запомнился его холодный, изучающий взгляд. Ее гримаска не укрылась от Виталия. Он звонко чмокнул ее в нос.

— Что, не понравился наш прибалтийский Снайдерс?

— Нет.

— Плохо ты, видать, разбираешься в живописи.

— В живописи как раз разбираюсь.

— Ладно, не дуйся. Не хочешь, не поедем, — примирительно сказал он. — Придумаем еще что-нибудь.

Кто-то тронул Лику за руку. Она обернулась. Чумазая девочка лет семи, зябко переступая голыми ногами в разбитых ботинках, протягивала к ней руку. Длинные пепельные волосы, прозрачное личико, молящие глаза. Прелестный падший ангел.

— Красивая тетенька, дай мне денежку. Очень кушать хочется.

У Лики защемило сердце. Она высвободилась из объятий Виталия и присела перед малышкой на корточки.

— Ты что, совсем одна? Родители твои где?

— Померли. Одна бабаня осталась. Только она старая слепая совсем. Дай денежку, тетенька.

Лика вытащила из кармана пригоршню скомканных бумажек и сунула девочке.

— Спаси Христос, добрая тетенька. Век за тебя буду Бога молить.

Она деловито рассовала по карманам деньги и пошла к выходу.