«Путь к Успеху: Обретение Силы внутри себя»

— Ну, это наш лучший выбор.

Мой желудок сжимается, когда я вспоминаю, что дерево находится очень далеко в лесу. Дальше, чем я хожу днем без Тристана рядом.

— Я принесу, — говорю я, звуча гораздо храбрее, чем себя чувствую.

— Но ты боишься ходить ночью в лес.

Это правда. Ночью все за пределами самолета меня пугает. Звуки кажутся такими громкими и зловещими.

— Я больше боюсь, что ты можешь умереть. Я не хочу оставаться здесь одна.

Тристан разражается смехом. Я прикрываю рот рукой.

— Прости, это прозвучало ужасно. Я не это имела в виду… — говорю я сквозь пальцы.

— Понятные чувства, — шутливо говорит он.

— Не лучшее место, чтобы оставаться одному.

— Можешь ли ты описать листья дерева? Я не обратила особого внимания и не хочу по ошибке нарвать не те листья.

Его следующие слова звучат так слабо, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать его.

— Ну, они зеленые и…

Он делает глубокий вдох и начинает хватать ртом воздух.

— Здесь все вокруг зеленое, Тристан. Мне нужно больше деталей, — говорю я, пытаясь пошутить. Но Тристан, похоже, больше не в состоянии сосредоточиться. Понимая, что больше подробностей о растении я не узнаю, я дарю ему свою самую ободряющую улыбку.

— Я достану их, я вспомнила, как они выглядят. Мне просто нужен факел.

Не самая легкая вещь, которую можно сделать. Я не могу просто зажечь ветку, она сгорит. Тристан показал мне, как его делать. С тех пор прошел месяц, но я помню инструкции. Мне нужно обернуть ткань вокруг верхней части ветки, полить ее животным жиром, а затем поджечь. У нас есть запас жира снаружи, но сначала мне нужен кусок ткани. Как будто читая мои мысли, Тристан говорит между вздохами:

— Возьми мою рубашку и оберни ее вокруг ветки. Рубашка, которую ты вчера разорвал в клочья.

— Нет. Я зашью ее. Мы не можем позволить себе выбрасывать одежду.

Когда слова слетают с моих губ, я понимаю… есть одна вещь, которую мы можем позволить себе использовать. То, что слишком непрактично для ношения здесь.

Мое свадебное платье.

Маленькими шажками я направляюсь в заднюю часть самолета, где я положила свое платье. Дрожащими руками я расстегиваю молнию защитного чехла и втягиваю воздух.

Странно.

Вид моего платья не вызывает того потока эмоций, который я испытала, когда убрала свое платье несколько недель назад. Но волна отчаяния, охватившая меня в тот день, вновь поднимается, когда мои пальцы сжимаются вокруг ножа.

— Не надо, Эйми. Я знаю, что это платье значит для тебя.

Слабость в его голосе вырывает меня из минутной слабости, как удар молнии. Я, не колеблясь, вонзаю нож в ткань, отрезая полоску.

— Я вернусь, как можно скорее.

Я держу белую ткань в руке.

— Я найду дерево, я обещаю.

Когда я выхожу из самолета, на улице уже темно. Очень темно. Я, спотыкаясь, бреду в общем направлении лесного навеса. Я нахожу ветку, чтобы сделать крепкий факел, и обматываю ее тканью. Самодельный металлический контейнер с животным жиром находится на полу под навесом. Тристан хранил жир ленивца, которого мы нашли мертвым на прошлой неделе, сказав, что это на тот случай, если нам понадобятся факелы. Предполагалось, что нам понадобятся факелы в экстренных случаях — это считается одним из них. Я ставлю металлический контейнер на тлеющий сигнальный огонь, растапливаю жир и опускаю в него ткань. Затем я подношу факел к огню, и он начинает гореть.

По мере того как пламя разгорается, мое дыхание замедляется, сердце перестает бешено колотиться. Это хорошо. Свет — это хорошо. Огонь — это хорошо. Звери боятся огня, не так ли? Ничто не нападет на меня, пока у меня есть он. Подняв факел, я вхожу в лес, цепляясь за эту идею. Я делаю маленькие шажки вглубь и чувствую ужасное покалывание в ногах; что-то пытается заползти в мои кроссовки. Существам, ползающим по лесной подстилке, наплевать на мой факел. Стараясь не зацикливаться на них, я не отрываю глаз от пламени, наблюдая, как оно сжигает белую ткань. Однажды я прочитала, что белый — цвет надежды, поэтому выбрала белый цвет вместо слоновой кости для своего свадебного платья. Надежда на счастье. Светлое будущее.

Как горько-сладко наблюдать, как эта надежда сгорает клочок за клочком. Я крепче сжимаю ветку, слыша вокруг себя воющие звуки. Мое сердцебиение учащается, на лбу выступает пот. Что издает эти звуки? Что-то вроде сов? Обезьяны? Или что-то похуже? Лучше бы я их не слышала, но если здесь и есть что-то неизбежное, так это звуки. Джунгли никогда не спят.

Мне кажется, что я шла целую вечность, когда я добираюсь до места, где мы видели дерево андироба. Я пытаюсь вспомнить, как выглядели его листья. Возможно, длинные и овальные. Я оборачиваюсь, ища дерево с овальными листьями. Я вижу деревья с круглыми листьями, звездообразными листьями, шипами и вообще без листьев. Но никаких овальных. Я хожу кругами, пока не замечаю одно с листьями, которые ближе к овалу, чем что-либо еще. Я срезаю несколько пригоршней листьев, а потом понимаю, что не взяла с собой ничего, куда их можно положить. Блестяще, Эйми. Просто великолепно. Я оттягиваю край своей футболки и кладу в нее листья. Не отрывая глаз от листьев, стараясь ни одного не уронить, я возвращаюсь к самолету. Я на полпути к самолету, когда слышу рычание. Животные боятся огня, напоминаю я себе. Со мной все будет в порядке. Но свет от моего факела значительно слабее. Я поднимаю взгляд от листьев к факелу и спотыкаюсь.

Пламя.

Оно почти исчезло. Я помню, как Тристан говорил мне, что такой факел продержится десять или пятнадцать минут. Меня не было дольше этого. Мои ноги рванулись вперед в тот же момент, когда меня охватила паника. Я бегу быстрее, чем когда-либо, в ужасе от того, что потеряю листья, но еще больше боясь, что пламя исчезнет, и я не найду дороги назад. Боль пронзает мои икры от усилий, ветки царапают мои щеки, когда я двигаюсь быстрее. Свет гаснет до того, как самолет появляется в поле зрения, но я почти на месте, поэтому продолжаю бежать, спотыкаясь, падая, поднимаясь, а затем снова бегу, пока не нахожу вход в нашем импровизированном заборе. Я не останавливаюсь, пока не добираюсь до лестницы. Я роняю бесполезный факел и хватаюсь за лестницу, чтобы удержаться на ногах. Я дрожу как осиновый лист, изо всех сил борясь с желанием упасть в обморок. Я не смотрю на футболку, которую сжимаю в руках, опасаясь, что, возможно, действительно потеряла все листья. Когда я больше не могу откладывать правду, я смотрю вниз и вздыхаю с облегчением. Я потеряла много листьев, но их осталось достаточно, чтобы, надеюсь, помочь. Я хватаю одну из корзин с водой. Если его лихорадка не спадет, ему нужно будет постоянно пить воду.

Тристану еще хуже. Гораздо хуже. Он бледен и весь в поту. Несмотря на это, он улыбается, когда видит меня.

— Я беспокоился, что с тобой что-то случилось.

— Как ты еще находишь в себе силы беспокоиться обо мне? — говорю я, наполняя нашу банку содовой водой и помогая ему пить. Мои пальцы касаются его щеки. Он весь горит.

Выпив всю банку, он говорит:

— Ты не единственная, кто не хочет остаться одной в этом месте.

Я краснею, вспоминая свой бесчувственный комментарий ранее, страх переполняет меня, когда он снова ухмыляется. Тот факт, что он усиливает юмор в своем голосе, означает, что он не только выглядит, но и чувствует себя хуже. Я показываю ему листья.

— Да, это те, которые я имел в виду, — говорит он.

— Позволь мне приложить их к укусам.

Я делаю все, что не вырвать, когда снимаю с него рубашку, наношу еще немного крема от насекомых, а затем прикрываю его спину листьями. Я не очень оптимистично настроена, но стараюсь этого не показывать.

Тристан продолжает говорить, пока я погружаю одну из своих футболок в воду и кладу ему на лоб в качестве компресса. Поскольку вода не холодная, это не помогает сбить температуру, но, похоже, делает ее для него более терпимой. Его слова звучат все тише, пока не превращаются почти в шепот, и мне приходится напрячь слух, чтобы понять его.

— Помоги мне вернуться в кабину, — шепчет он.

— Ты с ума сошел? Я никуда тебя не буде перетаскивать. Ты останешься прямо здесь. Я буду продолжать делать тебе компресы.

— Нет… я

— Шшш. Не спорь. Ты будешь спать здесь.

Я смачиваю футболку в воде и на этот раз также провожу по его рукам и груди, потому что все его тело горит. Он настаивает на том, чтобы вернуться в кабину, но лихорадка берет верх над ним, и он засыпает, положив голову мне на колени. Ужасная мысль пробивается в мой разум. Что, если он не проснется? Что тогда? Я качаю головой, пытаясь прогнать эту мысль. Я оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь еще, о чем можно было бы подумать. Мои икры обеспечивают желанное, хотя и поверхностное отвлечение. Поскольку наши ежедневные задачи — это постоянная тренировка, мое тело немного изменилось. Тот факт, что наша пища очень богата белком, также вносит свой вклад. Мои икры и руки стали сильнее, чем раньше, хотя я не могу сказать, что они мне нравятся. Они выглядят громоздкими. Тело Тристана также претерпело аналогичные изменения, но мышцы на нем выглядят хорошо. Они заставляют его выглядеть сильным, непобедимым. И все же, когда он лежит здесь с закрытыми глазами, вся его энергия иссякла, он выглядит побежденным. Его тело так легкко поддавалось болезни. Когда я вижу его таким, трудно поверить, что он тот же самый человек, который каждый день отваживается ходить в лес только с ножом — который, кажется, не знает страха. Теперь он слаб. Уязвим.