Путь к вершине

Кахи печально кивнула. Но тут же уточнила:

— И все же — какое подразделение?

Хару снова тяжело вздохнул:

— Мубан. Все, я отказываюсь дальше продолжать эту беседу.

[*Мубан — военные чиновники. Были еще муНбан, они — гражданские чиновники.*]

Кахи огорченно кивнула. Минсо пораженно смотрела на Хару.

И как она раньше не догадалась? Все же было на поверхности. Просто прежде она не видела общей картины в отдельных кусочках пазла. Парень по фамилии Нам, который совсем на похож на ребенка, выросшего в бедном квартале — эта осанка, манера говорить, выверенные движения, привычка держать все в себе. Такие вещи дети не сами в себе воспитывают, ведут они себя так потому, что дома у них так принято. Они выросли в этом, то есть семья должна быть очень необычной. Его отец — игроман. А дедушка показался Минсо странно знакомым, при этом он ей не представился, а вел себя, как бизнесмен. Хару привез из Японии сервиз, на границе пришлось его декларировать. Японцы пропустили его просто как «фарфор», но в Корее сервиз оценили выше — сделано в шестидесятых, работа известного корейского мастера, приблизительная стоимость — от двух тысяч долларов, точную цену назовет только специалист. Хару случайно купил такую ценную вещь? Или все же мальчик из бедного района что-то понимает в антиквариате?

Если сложить все это вместе, то становится предельно ясно: Хару — правнук Нам Хансу.

Того самого Нам Хансу, для которого отец самой Минсо строил здания в традиционном корейском стиле, потому что когда-то именно Нам Хансу помог отцу осуществить его мечту. Отец приехал в Сеул из небольшого поселка — не денег, ни связей, только Мечта. Нам Хансу и его супруга выделили отцу кровать в собственном доме, кормили все время обучения в университете, потом помогли найти первую работу, познакомили с нужными людьми. Если бы не они, не существовало бы «знаменитого архитектора». Скорее всего, Минхёка и Минсо тоже не было бы, потому что брак родителей устроил Нам Хансу.

Когда отец умирал, он взял с Минхёка обещание помочь семье Нам, если у него появится такая возможность. И Минхёк, как хороший сын… ох…

Может, не говорить ему? Но… это не то, что можно спрятать надолго. Рано или поздно все равно правда выплывет наружу.

Хару и Кахи прямо за столом обсуждали формулировку поста для социальных сетей, а Минсо все размышляла о ситуации. Она не видела смысла спрашивать у Хару — правдиво ли ее умозаключение. И так все понятно. Совпадений слишком много, второй такой семьи просто не может быть. Что с этим делать, Минсо пока не знала. Но Хару прав: разглашать историю его семьи не стоит. Мало ли… У Нам Гаона ведь и недоброжелатели были, а не только люди, благодарные его семье.

И все же… как такое могло произойти? Почему именно он стал частью группы Минсо? Впору поверить в сверхъестественные силы. Словно дух отца так и не успокоился: не дождавшись, что его дети сами найдут Нам Гаона, он направил Хару к Минсо…

Она тряхнула головой, прогоняя дурацкие мысли.

— Думаю, с этим закончили, — решительно заявила она. — Кахи, обменяйся с Хару контактами, ему нужно у кого-то заверять текст постов, а то в последнее время их стало действительно мало. Хару… постарайся вести себя поаккуратнее.

— Может, выслать Ким Ынсопу бутылку хорошего вина? — внезапно спросил он.

Минсо удивилась:

— Зачем?

— Дать курьеру точные указания, что бутыль нужно вручить именно на работе, в присутствии коллег, максимально громко — от группы Black Thorn, за доставленные неудобства… И Ким Ынсопу будет уже сложнее называть нас неблагодарными, после дорогого-то подарка, врученного при всех.

Менеджер Пён и Кахи начали натурально ржать. Минсо удивленно покачала головой. Да уж… действительно — наследник клана Нам. Даже недоброжелателям «гадит» со вкусом.

— Боже, я сама куплю это вино! — расхохоталась Кахи. — Я бы даже нарядилась курьером, чтобы увидеть лицо этого вредного аджосси в этот момент!

— Лучшее корейское рисовое вино можно купить в бутике неподалеку, в Каннам-гу, — улыбнулся Хару. — Если сказать продавцу, для чего оно нужно, он подберет такое, чтобы вкус был не очень, а внешний вид — пафоснее некуда.

Теперь хохотать начала даже Минсо.

… В тот же день Кахи сбегал в магазин, купила бутылку хорошего рисового вина в красивой коробке с прозрачной пластиковой крышкой. Минсо уточнила, когда Ким Ынсоп обсуждает выпуски с коллегами, чтобы наверняка застать его на рабочем месте. Обсуждения очень удачно выпадали на следующий день после съемок, так что уже на следующее утро парень с актерского, накинув поверх куртки жилет курьерской службы, отправился с подарком по нужному адресу. Актер, а не курьер, потому что курьер мог растеряться и оставить посылку на ресепшене, а актер пробился в офис, чтобы отдать подарок лично. Громко объяснил, от кого этот подарок, еще и искренне позавидовал Ким Ынсопу на весь этаж — такое дорогое вино дарят. Парню, разумеется, заплатили за этот отыгрыш экспромтом, так что все остались довольны.

Теоретически, это все еще благодарность, которой Ким Ынсоп не заслужил. Но теперь ему будет сложнее доказывать коллегам, что группа вела себя ужасно во время съемок. Да и вино, настоянное на травах, действительно отвратительно на вкус.

[*Поясню насчет клана. «Понгван» — это указание на происхождение рода по мужской линии. В современной Корее, для молодежи, понгваны — это просто пережиток прошлого. Но среди бывших янбан, а также у очень богатых семей (чеболей) или у потомков влиятельных и знаменитых людей кланы — все еще важная часть их жизни. Такое же бывает у жителей деревень, где почти все — родственники. Внутри клана принято почитать предков, помогать друг другу, нередко — жить на одной территории и иметь одно общее дело. И да — понгван не всегда является аристократическим родом, нередко «отсчет» ведется от кого-то знаменитого, но не обязательно родовитого. В современной Корее кланами считают не весь род целиком, а несколько семей, ведущих начало от какого-то единого предка, максимум — в семи поколениях вверх по родовому древу. Сейчас в «клан» записывают не только семьи сыновей, но и дочерей, нередко — близких родственников супруги. Семью Хару называют «кланом» не столько из-за аристократического прошлого, сколько из-за его прадеда. Для всех, кто был знаком с Нам Хансу — это именно его клан, а не клан какого-то мистического янбана, рожденного на заре эпохи Чосон. Для Минсо аристократическое прошлое семьи ее подопечного — тоже просто мишура, ей оно вообще не интересно. А вот то, что Хару является правнуком Нам Хансу — это уже другой разговор.*]

Глава 34 Музыканты

Хару ожидал, что ему влетит от начальства за поведение на съемках. Ошибся. Минсо отреагировала на его поведение на удивление спокойно, ограничившись своим фирменным взглядом «Господи, за что мне такое наказание, как Нам Хару?».

Ну, а сразу после этого Хару пошел в студию, на встречу с Пэгун — нужно было обсудить песню для «Книжного клуба».

Так как это была его последняя работа на сегодня, а общежитие совсем близко, Хару отправил менеджера Пёна домой… ну, не сразу — сначала тот довел Хару до дверей студии. Видимо, чтобы по дороге не украли. Для января погода была просто прекрасная. Ночь была холодной, день ветреным, с колючим то ли снегом, то ли снежной «крупкой». Температура на улице выше нуля, поэтому снег не оставался на земле. Днем все было мокрым, грязным и холодным на вид. Но к четырем часам ветер утих, облака ушли, зимнее низкое солнце чаще пряталось за зданиями, но при этом кокетливо пускало солнечные зайчики, отражаясь в окнах верхних этажей. Было так хорошо, что Хару с удовольствием прогулялся бы один… а не под надзором.

— Я принесу тебе кофе, — предложил менеджер Пён.

Хару покачал головой:

— Тот кофе, который я люблю, я могу сварить себе сам на мини-кухне. Идите, отдыхайте.

Менеджер Пён недовольно покачал головой, но все же ушел. В студии он совершенно точно будет лишним. Хару еще раз с сожалением взглянул на тихую улочку, вздохнул и зашел в помещение. Интересно, у него когда-нибудь будет возможность просто гулять в свое удовольствие?

Для Хару студия была уже очень хорошо знакомой, хотя во все помещения он не заглядывал. Кроме самой студии звукозаписи здесь была большая комната с диванами и мини-кухней, а также небольшие комнатки, отданные разным сотрудникам. Хару был только в двух «комнатах», одна из которых принадлежала Пэгун. Там стоял большой стол, четыре стула на колесиках, мягкий диван с какой-то пугающе яркой цветочной обивкой, а также — пианино, тоже разрисованное цветами, но уже не так ярко. Когда Хару зашел в комнату, Пэгун с порога вручила ему кофе и тут же спросила:

— Если бы ты сам писал песню по мотивам «Мастера и Маргариты», то на какую тему?

Хару растерялся. Он никогда об этом не задумывался. Но Пэгун поторопила его:

— Давай, особо не думая над ответом. Первые ассоциации.

— Вальс или танго, — ответил Хару, — В тематике того, что творила свита Воланда в Москве.

— Вальс нечисти? — удивилась Пэгун.

Хару улыбнулся:

— Вы же просили быстро, я ответил, что первое пришло в голову.

— Нестандартно мыслишь.

— Нестандартно? — искренне удивился Хару. — По-моему, это весьма банально.

— То, что творила свита Воланда в Москве, — повторила слова Хару Пэгун. — До этого все, кого я спрашивала, упоминали самого Воланда, тему добра и зла, Иешуа и прощение… женщины — судьбу Маргариты. А ты — о свите Воланда.

Хару смущенно улыбнулся. Он сразу понял, почему ему самому ответ показался банальным, а Пэгун — необычным.

— Я читал книгу на русском. Моменты со свитой Воланда — это… ирония, даже, можно сказать, сатира на тему быта жителей Москвы того времени. Я сейчас понял, что перевод просто не способен передать всех тонкостей поведения свиты Воланда. Для тех, кто читал книгу на языке оригинала, мой ответ наверняка будет казаться банальным.