Путь на восток

Очередная клишированная фраза, отдающая тошнотворным романтизмом, заставляет меня презрительно закатить глаза. Но при этом почти не вызывает внутреннего протеста.

Сама ужасаясь собственным действиям, я пододвигаюсь поближе и ложусь на спину, устремив сосредоточенный немигающий взгляд в бархатную чёрноту ночного неба с россыпью ярких горящих точек. Хренов герой ложится рядом и убирает руку с моего запястья — но он всё равно чертовски близко, и это… очень сбивает с толку. Катастрофически.

— Смотри… — он тычет пальцем в яркую серебристо-белую звезду прямо над нами. — Мне кажется, это самая яркая. Наверное, Полярная.

— Чушь, — я скептически фыркаю. — Самая яркая звезда на небе — это Сириус. И, кстати, это не она. В северном полушарии её видно только зимой.

— Как скажешь, — Торп небрежно усмехается и перемещает указательный палец чуть левее. — А это созвездие похоже на туманность Андромеды, не находишь?

— Ты ни черта не смыслишь в астрономии. Туманность Андромеды — это целая галактика со множеством созвездий, — сама того не замечая, я увлекаюсь бестолковым созерцанием небосвода и начинаю поочередно указывать на самые яркие звёзды. — Это Арктур из созвездия Волопаса. А вон там — Вега, Денеб и Альтаир. Вместе они составляют Большой Летний Треугольник.

— Откуда ты всё это знаешь? — хренов герой поворачивает голову ко мне.

Я машинально повторяю его движение, обернувшись на звук тихого голоса с лёгкой хрипотцой — и лишь теперь замечаю, насколько близко мы находимся друг к другу. Всего лишь несколько сантиметров отделяют меня от запретной черты, за которой… Я не знаю, что за ней. А хочу ли знать?

Но Торп не оставляет мне шанса подумать.

Плавно и медленно протягивает ко мне руку, кончиками пальцев касаясь скулы. Практически неощутимо, совсем невесомо — но этого оказывается достаточно, чтобы всегда ледяная кожа вспыхнула жаром. Я машинально моргаю, выдавая собственное смятение, а он и не думает останавливаться. Тёплые пальцы скользят ниже — мимолётно задевают уголок плотно сомкнутых губ, опускаются на шею, на секунду замерев в ложбинке между ключиц. И вдруг перемещаются на воротник кожанки, медленно стягивая её с одного плеча.

Я теряю контроль над ситуацией.

Пристальный взгляд его тёмно-зелёных глаз обезоруживает. Парализует силу воли. Не оставляет никаких путей к отступлению.

Я успеваю пожалеть, что не надела куртку полностью, а только небрежно набросила на плечи поверх простой чёрной футболки — но все сожаления мгновенно испаряются, когда пальцы хренова героя касаются моего обнажённого предплечья. От сгиба локтя до запястья, а потом по обратному маршруту.

Черт возьми, почему это так… приятно?

Почему сердце пропускает удар, а спустя секунду разгоняется до тахикардичного ритма?

Почему дыхание сбивается, становясь рваным и учащённым?

И самое ужасное, самое катастрофическое и самое необратимое — по спине проходит волна мурашек, а мышцы внизу живота сводит тянущей судорогой. А потом широкая ладонь Торпа крепко сжимается на моём запястье, и наступает апогей моего личного стихийного бедствия. Глубоко внутри возникает требовательная пульсация, и нижнее бельё мгновенно становится липким от горячей влаги.

Oh merda, и всё это — лишь от незначительных прикосновений, и близко не затронувших ни единой эрогенной зоны.

Острота реакции обескураживает. Никогда прежде такого не случалось. Никогда прежде чужие прикосновения не вызывали настолько сильного возбуждения. Похоже, вынужденное трехлетнее воздержание не прошло даром.

Я невольно задаюсь вопросом, что же будет, если хренов герой решит двинуться дальше и рискнёт меня поцеловать.

И совершаю стратегическую ошибку — рефлекторно опускаю взгляд на его губы.

И Торп расценивает это как призыв к действию.

А может, это и вправду был призыв к действию.

Порассуждать на эту тему я не успеваю.

Он резко приподнимается на локте, стремительно подаётся вперёд и… уверенно накрывает мои губы своими.

И всё, просто всё. Жалкие остатки моего самообладания разлетаются на микроскопические атомы, а сокрушительное желание накрывает словно ударная волна после гребаного взрыва атомной бомбы в Хиросиме.

Я не могу сопротивляться, не могу его оттолкнуть — и больше не хочу этого делать.

Мои губы приоткрываются на выдохе, впуская его горячий язык и позволяя углубить поцелуй, а руки запутываются в мягких каштановых волосах, притягивая проклятого героя ещё ближе. Отчаянно желая отомстить ему за собственное безволие, я с силой впиваюсь зубами в нижнюю губу. На кончике языка остаётся металлический привкус крови.

Торп шипит от резкой вспышки боли, а секундой позже его рука отпускает моё запястье и бесцеремонно ложится прямо между бёдер.

И черт возьми… это подобно самому мощному урагану последней категории. У меня вырывается протяжный предательский стон, утонувший в очередном яростном поцелуе.

Прикосновения мужских пальцев становятся более уверенными и настойчивыми — и хотя ощущения притуплены плотной тканью джинсов, от каждого движения его руки между моих ног по телу словно проходит мощный электрический импульс. Убийственный тысячевольтный разряд, безжалостно испепеляющий все мысли и желания, кроме одного. Я хочу его. Целиком и полностью.

Хочу чувствовать его руки на своём теле, его губы на своих губах и его член глубоко внутри. Как можно скорее, как можно сильнее, как можно жёстче.

Лихорадочные горячечные поцелуи перемещаются на шею — обжигающие губы хренова героя скользят от мочки уха до ложбинки между ключицами. Оставляют влажную дорожку, прикусывают разгорячённую кожу и наверняка оставляют мелкие созвездия синяков — словно крошечные знаки обладания. Словно визуальное подтверждение, что я потерпела окончательное и бесповоротное поражение в борьбе с самой собой.

Но я не чувствую себя проигравшей.

Рука Торпа, настойчиво ласкающая меня между призывно раздвинутых бёдер, на мгновение исчезает — но лишь для того, чтобы ловко подцепить пуговицу на джинсах, вытянуть её из петельки и рывком дёрнуть молнию вниз. А потом его пальцы проникают под одежду, касаются клитора сквозь тонкую ткань насквозь промокшего нижнего белья… И пульсация внутри становится невыносимой.

Я притягиваю его максимально близко, чтобы яростно прикусить зубами мочку уха и сбивчиво прошептать одну-единственную фразу.

— Трахни меня.

— Это я и планирую сделать.

Он почти рычит от возбуждения, вжимая моё тело в холодный металл крыши всем своим весом и вновь впиваясь в шею жестоким укусом на грани боли и наслаждения.

Пальцы Ксавье поспешно отодвигают в сторону узкую полоску нижнего белья, собирают горячую влагу, умело касаются набухшего клитора круговыми движениями — и я уже не могу сдерживать рвущиеся наружу стоны.