Путь Скорби
Шрифт:
— Ты вообще кто такой? — презрительно бросил старик, — что такой урод как ты, вообще делает в Апостольском дворце?
Говно внутри меня попыталось было закипеть, но присутствие рядом отца Иакова снова сказалось на мне самым благоприятным образом, так что я перешёл с итальянского на латынь и процитировал слова Григория Богослова:
— «Если терпим оскорбление справедливо, то нам самим более стыдиться должно, и стыдиться не столько потому, что нас бесчестят, сколько потому, что достойны мы бесчестия. Если же терпим несправедливо, то виновны в сем оскорбляющие нас, и потому о них должно более скорбеть,
Сказав это, я смиренно перекрестился.
Глаза у Бартоло полезли на лоб, отец Иаков задумался и только один кардинал разозлился.
— Как смеешь ты червь, попрекать иерарха церкви?! — изумился он, — кто твои родители неразумный?!
Я смиренно опустил глаза в пол и перешёл на древнегреческий, немного сократив часть проповеди Августина Аврелия:
— «Пусть отец говорит: 'Люби меня». Пусть мать говорит: «Люби меня». На эти слова я отвечу: «Умолкните».
— Отец говорит: «Я породил тебя». Мать говорит: «Я родила тебя». Отец говорит: «Я обучил тебя». Мать говорит: «Я вскормила тебя».
— Давайте ответим отцу и матери, справедливо говорящим: «Люби нас», давайте ответим: «Я люблю вас во Христе, но не вместо Христа. Будьте со мной в Нем, но я не буду с вами без Него»…
Вокруг меня повисла тяжёлая пауза, поскольку меня никто не понял.
— Так что я творение Божье ваше преосвященство, по образу Его и по подобию, — продолжил я уже на латыни, так построив свою речь, что придраться ко мне с точки зрения схоластики было просто невозможно. Ведь не будет же он отрицать мои слова о том, что хоть родители и дали мне жизнь, но создал всех людей господь и я почитаю его больше, чем своих отца и мать. Уроки с кардиналом Торквемада давали о себе знать и такие простые словесные ловушки я строил без малейшего труда.
Все вокруг замерли, поскольку древнегреческий не знал никто, но вот окончание на латыни они поняли и не знали, что ответить мне. Кардинал же стиснул зубы, бросил на ходу, уходя от нас.
— Ты заплатишь за свою дерзкую выходку, щенок.
Когда он ушёл, отец Иаков обратился ко мне.
— Что ты сказал Иньиго? Я не знаю этого языка, но судя по произношению — это древнегреческий?
— Всё верно отец Иаков, — склонил я голову, и перевёл всё на латынь, чтобы было понятно.
Выслушав меня, он покачал головой.
— Господь всемогущий, неужели ты и этому у меня научился? — перекрестился он, став выглядеть печально, — показать кардиналу что он недалёк в своих суждениях, не сказав при этом ничего плохого в его сторону.
— О, ну тут отец Иаков у меня были учителя и до вас, — хмыкнул я, показывая Бартоло, чтобы забирал меня и сажал в кенгурятник, — но вы скажем так, определённо поспособствовали тому, чтобы я лучше отточил этот навык на других людях по вашему примеру.
— Мне нужно будет сегодня исповедаться, — тяжело вздохнул он, — тяжкий грех я совершил, показав тебе эту возможность.
Тут его слова поразили меня.
— Священники исповедуются у других священников? — навострил я уши.
— Да брат, что тебя в этом удивило? — он изумлённо посмотрел на меня, — и чаще всего в Папском дворце для этого выбирается один человек. Самый достойный, самый богобоязненный и тот, кто держит язык за зубами, поскольку ему достаются тайны, знать которые
другим весьма опасно. Даже папа ему исповедуется.— Кто этот человек отец Иаков? — невинно поинтересовался я, а чтобы он ничего не заподозрил добавил, — если я захочу ему сам исповедаться.
— Кардинал Доменико Капраника, главный духовник Николая V, — ответил тот, — если хочешь я тебя с ним познакомлю.
— Да, если можно, я бы хотел с ним поговорить, — склонил я голову.
— Я напишу ему, если он сможет принять тебя, то съездим к нему, я не очень хорошо его знаю, но он точно достойный человек.
— Договорились, — я показал Бартоло идти на выход и видя его побитый вид заметил, — не переживай, если родители выкинули тебя на улицу, я этого точно не сделаю.
— Спасибо синьор Иньиго, — вздохнул он, — но мне не хотелось бы, чтобы гнев отца навлёк на вас беду.
— Сложности закаляют людей, — отмахнулся я, — будет даже интересно узнать, чем он сможет мне нагадить.
— О чём кстати вас так долго расспрашивали отец Иаков? — повернулся я к задумчивому монаху, — и почему без меня?
— Вопросы в основном касались расследования и продажи тобой индульгенций, — ответил он явно нехотя, — я ответил правду, что считаю это излишним давлением на верующих, поскольку прощение должно быть на первом месте, а не прибыль.
— И многие вас поддержали? — я нисколько на него не обиделся, поскольку он неоднократно и открыто говорил мне, что не согласен с моими поступками, — в этом утверждении.
— Не все, — вздохнул он, — но многие при этом осудили твоё рвение на этой части задания.
— Осудили?! — изумился я, — то есть следующий раз мне нужно наплевать на негласные поручения?
— Это сложный вопрос Иньиго, — отец Иаков косо посмотрел на меня, — камерленго и кардинал Орсини выступили с категоричными заявлениями, что осуждая тех, кто приносит деньги в казну Святого престола, пусть и не совсем правильными с моральной точки зрения методами, они больше никогда этих денег не дождутся от тех, кто эти задания выполняет.
— Большинство высказались против, говорите, — задумчиво повторил я его слова, на что отец Иаков кивнул.
— Но эти нечестно с их точки зрения заработанные деньги они всё же взяли? — уточнил я и второй момент, на что отец Иаков лишь расстроенно развёл руками.
— Благодарю вас брат за честность, — я поднял на него взгляд, — я сделал выводы.
— Я даже не хочу тебя спрашивать какие брат Иньиго, — отец Иаков тяжело вздохнул и замолчал, и молчал до ближайшей таверны, где мы пообедали и только там он хоть немного разговорился и рассказал мне, о чём ещё шла речь на заседании курии.
На следующее утро мне доставили на дом разрешение на посещение папской библиотеки и я быстро понукая Бартоло, помчался к своему учителю, который мне ответил на письмо, что он в городе и хотел бы тоже со мной увидеться.
Кардинал был жаворонком, так что раннее утро обычно встречал за работой, поэтому мой набег на свой дом встретил с радостью.
— Учитель! Что нужно первым мне почитать в библиотеке?! — едва меня Бартоло занёс в его кабинет, всё так же заваленный свитками и книгами, как и в первый день моего с ним ученичества, сразу с порога спросил я у него.